Как разоблачить "карманный" банк?

Редкое, почти небывалое единодушие проявляют в оценках состояния отечественной банковской системы регуляторы и независимые эксперты: проблем много, они нарастают, риски высоки.

Подтверждением служат громкие банкротства недавнего прошлого. Достаточно вспомнить нашумевшее дело Межпромбанка, когда деньги его вкладчиков, а также «одолженные» у Центробанка в кризис 30 млрд руб. оказались выведенными с баланса и осели за рубежом. Сейчас их пытаются вернуть, но судебные перспективы, по недавнему признанию первого зампреда ЦБ РФ Алексея Улюкаева, «неочевидны».

«Если вскрываются такие факты, значит, мы недоработали в части надзора», – констатирует он, имея в виду не только проблемы «Межпрома», но и иные трудности с крупными банками.

Например, весьма показательную историю с Банком Москвы (БМ), фактически «карманным» кредитным учреждением бывшего столичного градоначальника, где после отставки Юрия Лужкова вскрылось много интересного. Экс-руководителя БМ Андрея Бородина подозревают в выдаче кредитов «своим» компаниям, сам он якобы продал собственный пакет акций и прячется от властей за пределами страны. Но странности продолжаются. Так, по сообщениям СМИ, только за май текущего года размер собственных средств Банка Москвы уменьшился на 10 млрд руб., на аналогичную величину сократилась и нераспределенная прибыль прошлых лет, зато неожиданно вырос объем внебалансовых обязательств – сразу на 30 млрд руб.

Вскрылись недавно и подробности вывода активов во время санации банка «Российский капитал» – сотни миллионов рублей исчезли на законных основаниях по подлинным векселям. И наконец, совершенно дикая история, которую уже окрестили «делом Матвея Урина». В конце апреля была отозвана лицензия у Соцгорбанка, до него еще у нескольких. Представители Агентства по страхованию вкладов (АСВ) и ЦБ поясняли, что в случае с «банками группы Урина» использовалась схема вывода средств из одного кредитного учреждения через фиктивную покупку ценных бумаг, а затем деньги частично использовались на приобретение следующего банка.

Ужесточение репрессий

За прошлый год из-за отзыва Центробанком лицензий «оборвался земной путь» 27 банков. А в текущем году аналитики, с подачи руководства самого ЦБ, ожидают от регулятора куда более массовых «репрессий».

«Банки так быстро умирают, что их осталось всего 944, то есть минус 5% за год. И 40–70 банков, по словам Сергея Игнатьева (глава ЦБ РФ. – Прим. «Ко»), должны прекратить существование до конца текущего года», – комментирует директор банковского департамента рейтингового агентства «AK&M» Александр Золотокопов.

ЦБ не скрывает, что намерен и далее ужесточать политику, совершенствуя законодательство и надзор в банковской сфере.

«Мы работаем для создания неблагоприятных условий тем банкам, которые не хотят или не способны управлять своими рисками. Могу их даже назвать номинантами на ОСКАР, – сообщил недавно директор департамента банковского регулирования и надзора Банка России Алексей Симановский. – Я имею в виду, что это аббревиатура, где О – обман, С – схема, К – концентрация, А – агрессия и Р – риски, из всего этого возникающие».

В данном контексте речь идет, скорее, об анти-ОСКАРах, ибо номинация эта – весьма сомнительного свойства. Однако же какие бы меры ни предлагал идейный вдохновитель политики «жесткой руки», эффективность регуляторов остается под вопросом – об этом свидетельствует массовый, едва ли не повсеместный характер нарушений, считают многие эксперты рынка.

FATF, и не только

Бизнесмен, банкир и политик Александр Лебедев недавно шокировал общественность заявлением, что 500–600 российских банков работают сегодня как «отмывочные». Центробанк, как и всегда в подобных случаях, остался в стороне от дискуссии.

«Такое обвинение очень серьезно. По сути, г-н Лебедев обвиняет Банк России в том, что тот не выполняет функции банковского надзора, так как позволяет банкам, не подчиняющимся пруденциальным требованиям, оставаться на рынке», – вступилась за регулятора доцент факультета государственного управления МГУ им. Ломоносова Валентина Кузнецова.

«Утверждение о том, что 500–600 банков работают сегодня как «отмывочные», – это абсолютно безответственная, провокационная и бездоказательная инсинуация, направленная своим острием в первую очередь против регулятора, осуществляющего контроль за банковской деятельностью, – еще более жестко отреагировал Максим Осадчий, начальник аналитического управления Банка корпоративного финансирования. – Если бы нелегальная деятельность осуществлялась нашими банками в столь больших масштабах, то Россия никогда бы не была исключена из черного списка FATF (группа разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег. – Прим. «Ко»)».

На защиту чести и достоинства ЦБ встал также финансовый омбудсмен, депутат Госдумы РФ Павел Медведев. Он считает, что «600 – очень сильный перегиб, и это сказано ради красного словца». Павел Медведев в своих оценках ссылается на то, что в отчете FATF, выпущенном по итогам проверки 2008 года, «FATF хвалит ЦБ и Росфинмониторинг, отмечая, что с отмывкой грязных денег у нас ситуация обстоит несравненно лучше, чем в начале 2000 гг., когда мы были в черном списке». Однако не стоит забывать, что сегодня мы живем в 2011 г., и ситуация за последние три года радикальным образом менялась, причем неоднократно.

Тень на банковский плетень

«Есть некоторая путаница в понятиях: в России отмыв путается с противоположной операцией. Даже из первоначального смысла термина понятно, что отмыв – это превращение «черного», «грязного» (то есть преступного, нелегального) в «белое». А в России популярностью пользуется обратный процесс – обнал: превращение «белого» в «черное», – утверждает Максим Осадчий.

В нашей стране к реализации нелегальных схем банки главным образом подталкиваются ростом объемов теневой экономики, категорично утверждают эксперты. Понять, каков реальный показатель неучтенной доли ВВП, принципиально для осознания состояния дел в банковской сфере.

По официальным данным главы Федеральной службы

государственной статистики Александра Суринова, в 2008–2009 гг. на долю «невидимой» экономики приходилось от 14 до 16% ВВП. Консервативно настроенные независимые эксперты озвучивали показатель в 25%, более радикальные оценки доходили до 40% «с хвостиком». Причем в этот показатель включены только коррупция и уход от налогов, но не «криминальные» деньги (доходы от проституции, торговли оружием и наркотиками, порнографии и даже контрафакта).

При этом, если посмотреть в динамике, окажется, что 40% «тени» парадоксальным образом «прилипли» к оте­чественной экономике еще в начале 2000-х и никак не снижаются. Казалось бы, на фоне экономического бума докризисных лет значительная часть предприятий легализовала налоги, вывела «в белую» зарплаты, что серьезно улучшило ситуацию в стране. С другой стороны, в тот же период резко возрос спрос на наличные деньги, задействованные в коррупционных схемах. А в кризис многие компании снова ушли в «тень». Что до коррупции, то, судя по заявлениям самих властей, включая главу государства Дмитрия Медведева, проблемы все нарастают.

С официальной «колокольни»

Глазами Александра Суринова ситуация за последние три года выглядит так: рост теневой экономики в РФ возобновился с III квартала 2009-го. Итогом стал рост «ненаблюдаемой» экономики (как корректно именует ее официальная статистика) до 25% от общего ее объема. В 2010-м доля вдруг резко снизилась – до 16% от ВПП (в абсолютных цифрах – более 7 трлн руб.). Столь резкое скачко­образное падение вызывает сомнения. В любом случае, говорят независимые эксперты, в 2011 г. показатель снова пошел на подъем из-за ужесточения налогообложения (рост ЕСН), что заставило многие предприятия активнее использовать практику уклонения от налогов.

О масштабах ухода «в тень», судя по рассказам заместителя генерального директора «Эксперт РА» Павла Самиева, в экспертном сообществе идут серьезные дискуссии. «Оценки очень разные: от 20 до 70%, – говорит Самиев. – Я склоняюсь больше к показателю между 30 и 40%».

«Масштабы значительны – от 30 до 60% ВВП, – соглашается Валентина Кузнецова. – Заказ бизнеса (на черный нал. – Прим. «Ко») следует из экономической политики конкретного государства. Например, в Великобритании в кризис для стимулирования потребительского спроса налоговое бремя было снижено, у нас – увеличено».

Не «отмывщик», но грабитель

«Отмывочные» конторы действительно существуют, но в несравненно меньшем количестве, чем до 2004 г., до введения системы страхования вкладов. Тогда много гадости и гнили открылось. ЦБ с этим борется, сейчас куда меньше объемы, но иногда и теперь удивительные вещи вылавливают, – рассказывает Павел Медведев. – Они часто не лежат на поверхности. Но когда банк банкротится, видны эти мерзкие схемы. Те немногие банки, которые попадаются Александру Турбанову (глава АСВ. – Прим. «Ко») в момент банкротства, часто, скорее, не «отмывщики», но грабители. Уводят деньги клиентов на свои счета за границу. Но и таких банков не очень много, и уж точно не 600. Сделано очень многое».

Более того, Павел Медведев утверждает: «В последние годы «обналичка» переместилась в небанковские отрасли: систему моментальных расчетов, в интернет-схемы. Фактически это не банки, а операторы систем платежей». И эту ситуацию может еще усугубить принятие закона «О национальной платежной системе», поскольку он вводит понятие электронного средства платежа, которое может быть персонифицировано, а может быть и не персонифицировано.

«Мы доложили президенту РФ, что такая норма приводит к бесконтактной продаже наркотиков, – выражает озабоченность Павел Медведев. – Реклама наркотиков есть в Интернете, оплата производится моментально через любой терминал. Через некоторое время заказчику сообщат, где лежит наркотик – в подъезде, за щитком, в почтовом ящике. И если вы наркополицейский, то схватить продавца не сможете».

Больше чем термины

Откуда же тогда Александр Лебедев, человек в этом бизнесе не случайный и не новый, взял столь гигантскую цифру? Ответ на этот вопрос дает Павел Самиев: «Терминология в данном контексте очень важна. Есть четыре группы банков, которые не являются универсальными рыночными». И все они периодически грешат серыми схемами, но криминальная составляющая в их бизнесе различна.

Первая группа, по классификации Павла Самиева, «реально «отмывочная», она же «прачечная». Это полностью криминальный бизнес, который непосредственно организует схемы по отмыванию средств». Таких банков в нашей системе, по мнению Самиева, действительно осталось не так уж много.

Дмитрий Мирошниченко, ведущий эксперт Института «Центр развития» НИУ-ВШЭ, поясняет:

«В классическом международном понимании банковского бизнеса, которое признается и в России, во всем мире «отмывочными» называют банки, работающие на легализацию денег: наркотики продал, через банк деньги «грязные» провел – отмыл их. Именно такие банки называют «прачечными», а отмывать их – это искусство западных банков». Валентина Кузнецова настаивает на более широком понимании: «прачечная» – любая кредитная организация, трансформирующая нелегальные доходы (в широком смысле, то есть не только от преступного бизнеса, но и доходы, с которых не уплачены все полагающиеся налоги) в легальную выручку. Эксперт уверена, что с такими «прачечными» в РФ идет активная борьба, как и везде в мире, и напоминает, что «многие нормы FATF внедрены в российскую практику».

Эксклюзивы по отмыву

«И все же называть число «прачечных» ничтожно малым с учетом, например, «дела Урина», я бы не стал. Истина, как всегда, где-то посередине», – полагает Максим Осадчий.

«Вторая группа – обналичивающие банки. Это чуть менее криминальная история. Конечно, их деятельность незаконна, но они не организуют преступные схемы, – рассуждает Павел Самиев. Максим Осадчий тем не менее подчеркивает, что «формально деятельность по обналичиванию можно считать отмывом».

Традиционно такие схемы проходят через сельхозпредприятия, бутики, рестораны, но в последнее время также появились другие виды бизнеса в дополнение к уже привычным. В частности, в банках, где обслуживаются компании, предоставляющие услуги мобильной связи, платежные терминалы, ежедневно аккумулируется огромное количество наличности. Именно для таких банков велик соблазн заняться сомнительными с точки зрения регулятора операциями. С другой стороны, все они, по словам Павла Медведева, находятся под жестким контролем ЦБ.

«Обвинять в происходящем банки не очень справедливо. Такая экономика. Везде есть подобные схемы – и в США, и в Европе», – подытоживает Павел Самиев. Алексей Симановский комментирует дискуссию на заданную тему в таком ключе: «Проблема стоит достаточно остро везде, но для нас главное значение имеет то, как обстоят дела у нас. Так вот, остро она стоит, остро».

Пассивная база – главный аргумент

«И наконец, есть две группы кэптивных банков, – продолжает Павел Самиев. – Первые обслуживают интересы акционеров и аффилированных лиц».

«Кэптивные в общем понимании – связанные, завязанные на клиентуру. Их также называют спецбанки, корпоративные или ведомственные банки», – поясняет Александр Золотокопов. 

В принципе, такое явление известно везде в мире. В частности, не скрывают своей принадлежности банки, которыми владеют автоконцерны. В России первую «дочку» открыла Toyota, следом собственные банковские структуры появились у Mercedes-Benz, BMW, Mitsubishi, Daimler и Peugeot-Citroёn. Все они, естественно, занимаются выдачей автокредитов.

«Вторая группа тесно связана с акционером или холдингом, но не только его обслуживает, – отмечает Павел Самиев. – Газпромбанк, скажем, в чистом виде кэптивным назвать нельзя».

Александр Золотокопов считает, что создание таких банков особенно свойственно очень крупным бизнес-структурам: «Например, это Петрокоммерцбанк – лукойловский банк, Газпромбанк, через который работает РАО «Газпром».

По словам Золотокопова, есть свой банк и у НЛМК – Металлинвестбанк. Это кредитное учреждение обслуживает финансовые потоки основного владельца, но присутствует не только там, где действуют металлургические предприятия.

«Металлинвестбанк имеет хорошую сеть в регионах, но пассивная база, безусловно, сформирована деньгами от металлургии», – говорит эксперт. К той же группе аналитики относят и Русь-банк, который имеет значимую долю рыночного бизнеса, но и зависимость его от «Росгосстраха» очевидна (вероятно, для самой компании тоже, поскольку объявлено о скором переименовании Русь-банка в Росгосстрахбанк).

По мнению Александра Золотокопова, «раньше к числу аффилированных, безусловно, относился Транскредитбанк, но остались и другие финансовые структуры, которые обслуживают интересы РЖД – такие банки, как «Экспресс-Волга», «Экспресс-Тула». И идет грызня на региональном уровне, кто у кого перетянет финансовые потоки».

600, пожалуй, наберется…

«Кэптивных банков в России более 500, чисто «отмывочных» – десятки, но не более сотни. Все-таки рынок у нас не криминальный, это не 1990-е годы», – уверен Павел Самиев.

«Из 944 существующих банков, с моей точки зрения, порядка 200 имеют лицензию, и за ней нет бизнеса, даже «отмывочного». Балансы близки к нулевым. Первые 300 банков или даже ближе к четырем сотням как-то работают. Сказать, что для банков из первых четырех сотен отмывание – это основной бизнес, преобладающая деятельность, – конечно, нет. Так что еще примерно 300 можно из этой категории выкинуть, хотя и нельзя полностью исключить: возможно, у них такие операции проводятся, – считает Дмитрий Мирошниченко. – Оставшиеся 300, может быть, можно отнести к не слишком добросовестным».

Эксперт убежден, что вопреки расхожему мнению для создания «карманного банкчика» вовсе не нужен гигантский бизнес уровня «Газпрома» или финансово-промышленной группы. «Даже если у человека есть банк и три магазина в регионе, этого достаточно. Если смотреть на ситуацию с этой точки зрения, согласен, что такими схемами балуются до 600 банков. 200 не работают, 100 первых так-сяк, порядка 600 как раз остается».

Скованные одной цепью

«Чисто кэптивные банки тоже, в свою очередь, делятся на две разновидности: один опасный, другой неэффективный, – поясняет Павел Самиев. – Заведомо неэффективна ситуация, когда все пассивы и активы сосредоточены в единой группе. Они просто фондируются за счет акционеров и обслуживаются там же. То есть перекладываются из кармана в карман денежные потоки. Это позволяет серьезно оптимизировать налоги, но в такой конструкции банк – вовсе не банк, а финансовый департамент».

«Говорить о капитале банка, входящего в бизнес-империю, как правило, бессмысленно. Слова «бухгалтерия» и «капитал» есть, но их по факту нет. Если хозяин дал денег банку на работу – одно, если дал денег банку и тут же через него выдал кредит своему же предприятию – у банка денег нет. У нас так очень часто бывает», – соглашается Дмитрий Мирошниченко.

Наиболее опасный вариант, по мнению Павла Самиева, нам продемонстрировали Межпромбанк и Петрофф-банк. Есть еще более мелкие примеры, но схема везде одна и та же.

«Привлекались пассивы с рынка – облигации, депозиты, средства ЦБ, а размещение шло внутри группы. И когда возникли трудности в холдингах, встал вопрос: банкротить группу или банк. Да, сказать, что в этом был изначально криминальный умысел, нельзя, цели проворачивать такие схемы, или взять деньги в ЦБ, или обанкротиться не стояло, но сама модель была «кривая». Петрофф-банка уже нет, а его экс-владелец группа «Бородино» прекрасно себя чувствует. Есть еще такие прецеденты на рынке, которые пока работают… – рассказывает эксперт. – Вот банк «ВЕФК» был, видимо, изначально криминальный – по замыслу».

Этот банк, через который проходили деньги питерских пенсионеров, рухнул в кризис одним из первых. Представители АСВ, пришедшие осуществлять санацию, обнаружили, что практически все кредиты были выданы фирмам-пустышкам через цепочки подставных юридических лиц. Уголовные дела по ним растянулись на несколько лет.

В ряде случаев крайне сложно отыскать владельцев, прячущихся от российского правосудия за пределами страны, да и сами деньги лежат в офшорах. В ЦБ считают: раз наличествует транснациональный характер проблемы, то неплохо бы иметь соответствующие международные соглашения о взаимной помощи при расследованиях на предмет идентификации реальных собственников финансовых институтов, а также запретить резидентам «плохих» офшоров выступать совладельцами отечественных банков.

Уроки рисования

Алексей Симановский характеризует проблему вывода активов как «злободневную», но решаемую. Сложности в банковской системе, по его мнению, не сводятся к прямым хищениям. «Недалеко от них, в моем понимании, ушла недостоверность учета и отчетности. Это когда руководители банков, надо полагать, по простоте душевной, нарушают установленные ограничения по рискам, – говорит Симановский в одном из интервью. – И конечно, только для того, чтобы никого не расстраивать, возводят «потемкинские деревни»: скрывают факты, подтасовывают цифры, выдают желаемое за действительное, форму за содержание. В общем, рисуют отчетность. И это, к сожалению, весьма распространенная практика. В ее основе – стремление к прибыли. Цель благородная, но она не оправдывает обман и подтасовку фактов в качестве средства достижения».

ЦБ призывает строже наказывать руководителей, предоставляющих регулятору недостоверные факты. «Например, по отчетности нормативы, ограничивающие риски, выполняются, все иные требования соблюдаются... А в действительности активы третьей свежести, ликвидность дутая, капитал – дырка от бублика, и все благополучие нарисовано пером художника от бухгалтерии по заказу владельца», – поясняет свою позицию Симановский. Среди форм обмана попадаются кредиты, выданные на цели, не отраженные в договоре, векселя или акции поистине «бесценные», так как фирма-пустышка никогда не сможет их оплатить, и прочие признаки формального, а не содержательного учета, как того требует действующее законодательство.

Чего изволите?

В период кризиса большинство банков обзавелось подразделениями риск-менеджмента, задача которых – предвосхищать проблемы и не допускать выдачи необоснованных кредитов. Это работает «вовне», но зачастую не решает проблем внутри структуры.

«Стандартная процедура – подается заявка, которую рассматривает кредитный инспектор, затем кредитный комитет решает, выдать ли кредит, – тут не работает. Обычно все происходит так: 3 часа дня, окончание банковского дня. Раздается звонок «сверху». Владелец сказал: такой-то компании срочно, сегодня же выдать кредит. Какой тут риск-менеджмент? – смеется Дмитрий Мирошниченко. – «Я вам плачу за то, чтобы проблем в документах не было», – кричит начальник в трубку. Риск тут только один: быть уволенным за то, что не слишком быстро бежал, чтобы угодить хозяину».

Центробанк пытается с этим бороться, выявляя цепочки владельцев и аффилированных лиц. Но не всегда получается проследить, кто стоит за получившим кредит ООО «Ромашка». Поэтому регулятор старается внедрить в законодательство подходы, основанные, по словам Павла Медведева, на «принципах мотивированного суждения». В этом российский Центробанк поддерживает Базельский комитет, но против выступают банкиры, боящиеся коррупции. По мнению некоторых экспертов, бардак в банковской системе, который сейчас проявляется, во многом связан с тем, что регулятор только в период кризиса оценил реальный масштаб проблем, порождаемых наличием огромного количества «карманных» банков.

«ЦБ признался, что до кризиса не видел проблемы в том, что предприятия получают от собственного банка кредиты. Что в этом плохого, говорил ЦБ, иезуитски аргументируя: они хорошо знают бизнес, а значит, лучше, чем кто-либо, способны просчитывать риски, – вспоминает Дмитрий Мирошниченко. – В этом подходе есть, конечно, здравый смысл, но только на первый взгляд. Ты сколько угодно можешь просчитывать риски, но, когда тебе звонит владелец и приказывает, деваться некуда, кредит ты выдашь. И ЦБ только в 2009 г. додумался, что риск этот – системный. Когда уже рухнули «Глобэкс», «Московский капитал», Межпромбанк.

Блестящая история случилась с пензенским банком «Тархан»: хозяин вынул из него все деньги вкладчиков и выдал их себе на постройку теплиц. Хотел розы выращивать. В кризис вкладчики пришли за деньгами, а хозяин им: «Какие деньги? У меня розы». По мнению Дмитрия Мирошниченко, выдачей таких кредитов для себя и своего бизнеса никто из банкиров не брезгует, даже и банки из Top-10.

Ну и, конечно, к числу кэптивных относятся госбанки, включая Сбербанк и ВТБ. В кризис их нагрузили убыточными бизнесами и повесили на них фактически безнадежные кредиты, вовсе не считаясь с интересами частных акционеров. В международной практике это возможно только с банками развития – такими, как российский ВЭБ. Именно поэтому госбанки нужно акционировать, убеждены эксперты.

Без вины обвиненные

Сегодня все бремя ответственности, в том числе за клиента, проводящего операцию, лежит на банке, фактически можно говорить о презумпции виновности. И зачастую банкиры даже сами не знают, где согрешили.

«Раз отмыв – это легализация денег, заработанных преступным путем, любая финансовая транзакция преступника – уже, по существу, преступление, так как его деньги могут быть нажиты преступным путем, – полагает Максим Осадчий. – Скажем, случайный клиент зашел в банк, совершил операцию: положил деньги на счет или сделал перевод – уже легализация, если он преступник. Однако понять, что перед ним преступник, служащий банка не может. Боле того, отказать клиенту в проведении операции банк не правомочен под угрозой судебного преследования».

«В сущности, банки, занимающиеся отмывом или обналичкой, – не вотчина ЦБ, их должен отслеживать Росфинмониторинг. Почему не все ходы перекрыли, понятно – это невозможно в принципе. Помимо чисто криминальных банков, обналичкой занимаются почти все, если не все. Мне кажется, что у всех есть такого рода операции. Это может быть политика клиентов, которые не ставят банк в известность, чем занимаются, или даже отдельных менеджеров банков, – говорит Павел Самиев. – В принципе в рамках 115-го федерального закона такие операции банки должны пресекать, но их сложно выявить. Клиент спокойно может производить обналичку, которую банковские служащие могут не сразу распознать. Не всегда даже баланс компании банку виден, да и критерии тут не столь понятные, как требования пруденциального надзора.

«Ходить по грязи и не вымараться сложно. Никто от проблем не застрахован, в том числе и мегабанки, – резюмирует Максим Осадчий. – В большом банке часто «голова не знает, что творит хвост». Таким образом, если заменить не вполне корректный термин «отмывочные банки» на более мягкий – «банки, совершающие не вполне легальные операции», многие эксперты согласятся с тем, что проблема имеет гигантские масштабы – величиной с банковскую систему России.