"Новые Известия": Если отца освободят, власть подаст обществу хороший сигнал (Интервью с Павлом Ходорковским)
На проходящей в Страсбурге летней сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы корреспонденту «НИ» удалось поговорить с Павлом Ходорковским – президентом нью-йоркского Института современной России и сыном осужденного предпринимателя Михаила Ходорковского. Разговор состоялся 26 июня, в день рождения некогда одного из самых богатейших людей планеты. С этой-то темы и началась беседа.
– Павел, у вас будет возможность поздравить отца?
– Сегодня ему исполняется 49 лет, и это восьмой день рождения, который ему приходится отмечать в тюрьме. Впрочем, «отмечать» – это громко сказано, я не думаю, что в честь дня рождения там будут для него какие-то специальные послабления режима содержания. Но я надеюсь, что ему хотя бы разрешат сделать лишний телефонный звонок. Если же нет, то, возможно, удастся поговорить с ним в эту субботу – именно в субботу вечером у него бывает доступ на короткое время к телефону.
– Как ему живется в карельской колонии?
– Условия содержания в принципе везде похожи, никакой большой разницы между колонией в Краснокаменске и колонией в Сегеже нет. Разница только в местоположении. Естественно, из Москвы проще добраться до колонии в Карелии. Есть поезд, который отправляется из столицы. Он идет прямо до Сегежи 20 часов, поэтому мои бабушка с дедушкой имеют возможность съездить, чтобы навестить своего сына.
– На что сейчас больше всего уповает Михаил Борисович?
– У него есть надежда на то, что протестное движение в России будет продолжаться и нарастать, ведь ни одна из обещанных властями реформ не была проведена в жизнь. Я думаю, что люди будут выходить на улицы, продолжать требовать возврата к верховенству права. И безусловно, один из главных символов деградации правовой системы в России – это дело моего отца.
– «Работа над ошибками» в нынешних условиях вам кажется возможной?
– Необходимой! Я считаю, что если мой отец будет освобожден, то тем самым правительство России, власть подаст обществу хороший сигнал. Таким образом, была бы продемонстрирована готовность власти вернуть жизнь страны в правовое русло.
– В какой степени, по вашему мнению, реален такой сценарий при нынешнем раскладе политических сил?
– Я думаю, что при нарастании давления со стороны общества правительству придется идти на осознанные уступки, чтобы удерживать ситуацию под контролем. У Путина впереди шесть лет правления, но я сомневаюсь, что эти годы будут для него спокойными... Если протестные движения будут нарастать и нужны будут инструменты для сдерживания народных выступлений, то одним из таких инструментов может послужить освобождение моего отца.
– Как Михаил Борисович себя чувствует, какое у него сейчас настроение?
– Чувствует себя нормально, а настроение у него всегда хорошее. На самом деле я благодарен судьбе, что отец так хорошо держится. Вы понимаете, зона – не курорт, и многие люди могли бы давно там сломаться. Мой отец никогда не жалуется на условия содержания и говорит, что есть очень много людей, дела которых гораздо хуже, чем его. И плюс ко всему – никакого общественного внимания к их положению.
– Насколько известно, он стремится морально поддерживать других заключенных.
– Поскольку восемь с половиной лет он участвовал в своей собственной защите, у него накоплен некий юридический опыт. И этим опытом он, конечно, делится с другими заключенными. Ведь у них нет доступа к адвокатам, и многие петиции и апелляции им приходится составлять самим.
– Павел, у вас будет возможность поздравить отца?
– Сегодня ему исполняется 49 лет, и это восьмой день рождения, который ему приходится отмечать в тюрьме. Впрочем, «отмечать» – это громко сказано, я не думаю, что в честь дня рождения там будут для него какие-то специальные послабления режима содержания. Но я надеюсь, что ему хотя бы разрешат сделать лишний телефонный звонок. Если же нет, то, возможно, удастся поговорить с ним в эту субботу – именно в субботу вечером у него бывает доступ на короткое время к телефону.
– Как ему живется в карельской колонии?
– Условия содержания в принципе везде похожи, никакой большой разницы между колонией в Краснокаменске и колонией в Сегеже нет. Разница только в местоположении. Естественно, из Москвы проще добраться до колонии в Карелии. Есть поезд, который отправляется из столицы. Он идет прямо до Сегежи 20 часов, поэтому мои бабушка с дедушкой имеют возможность съездить, чтобы навестить своего сына.
– На что сейчас больше всего уповает Михаил Борисович?
– У него есть надежда на то, что протестное движение в России будет продолжаться и нарастать, ведь ни одна из обещанных властями реформ не была проведена в жизнь. Я думаю, что люди будут выходить на улицы, продолжать требовать возврата к верховенству права. И безусловно, один из главных символов деградации правовой системы в России – это дело моего отца.
– «Работа над ошибками» в нынешних условиях вам кажется возможной?
– Необходимой! Я считаю, что если мой отец будет освобожден, то тем самым правительство России, власть подаст обществу хороший сигнал. Таким образом, была бы продемонстрирована готовность власти вернуть жизнь страны в правовое русло.
– В какой степени, по вашему мнению, реален такой сценарий при нынешнем раскладе политических сил?
– Я думаю, что при нарастании давления со стороны общества правительству придется идти на осознанные уступки, чтобы удерживать ситуацию под контролем. У Путина впереди шесть лет правления, но я сомневаюсь, что эти годы будут для него спокойными... Если протестные движения будут нарастать и нужны будут инструменты для сдерживания народных выступлений, то одним из таких инструментов может послужить освобождение моего отца.
– Как Михаил Борисович себя чувствует, какое у него сейчас настроение?
– Чувствует себя нормально, а настроение у него всегда хорошее. На самом деле я благодарен судьбе, что отец так хорошо держится. Вы понимаете, зона – не курорт, и многие люди могли бы давно там сломаться. Мой отец никогда не жалуется на условия содержания и говорит, что есть очень много людей, дела которых гораздо хуже, чем его. И плюс ко всему – никакого общественного внимания к их положению.
– Насколько известно, он стремится морально поддерживать других заключенных.
– Поскольку восемь с половиной лет он участвовал в своей собственной защите, у него накоплен некий юридический опыт. И этим опытом он, конечно, делится с другими заключенными. Ведь у них нет доступа к адвокатам, и многие петиции и апелляции им приходится составлять самим.