Стенограмма заседания Клуба банковских аналитиков и макроэкономистов
Во вторник в пресс-центре портала Банки.ру прошло очередное заседание Клуба банковских аналитиков и макроэкономистов. В разделе «Новости» будет публиковаться стенограмма выступлений его участников.
Стенограмма заседания Клуба банковских аналитиков и макроэкономистов, 13 декабря, пресс-центр Банки.ру.
Максим Осадчий, начальник аналитического управления Банка Корпоративного Финансирования:
Мы рассмотрим влияние выборов на текущую ситуацию, а также возможные сценарии. Основной эффект, который мы наблюдаем, — это мощный отток капитала, проявляющийся в первую очередь в резком снижении фондовых индексов. Индекс ММВБ в декабре вел себя «очень некрасиво». Обычно надо сравнивать с двумя вещами, чтобы понять, были ли какие-то внешние эффекты. Российские индексы — это производные от нефти. А нефть вела себя «красиво» — почти не изменялась. И колебания S&P 500 тоже были несущественными. Отсюда делаем вывод, что в падении индекса ММВБ проявлялась только внутренняя компонента, а именно то, что деньги «вагонами» идут из России. Уже обозначены масштабы проблемы. Силуанов (и. о. министра финансов) озвучивал отток 2011 года в 85 миллиардов долларов. Предыдущий прогноз ЦБ был 70 миллиардов долларов. Я не исключаю и 100 миллиардов в случае эскалации ситуации, отток в 100 миллиардов долларов вполне возможен и, может быть, даже перекрыт, если, скажем, 24 декабря ситуация пойдет не так мирно, как это было 10-го.
Какая новая информация появилась? Меня очень удивляла позиция иностранных инвесторов, которые рассматривали выборы как политический риск. Нам казалось, что никакой новой информации выборы не принесут, расклад останется абсолютно тем же (с учетом «рокировки»). Никаких фокусов мы не ожидали, но фокусы «прилетели». Эти фокусы — и 4 декабря, и, особенно для позиции правящей группы, 10 декабря — это то, что оппозиционные настроения оказались очень сильны. Какие следствия из ослабления позиции правящей группы? Это снижение реформационного потенциала, о котором уже говорили аналитики S&P: инновационные средства могут пойти на социальные расходы: пенсии, зарплаты бюджетникам, в первую очередь полиции и военным, которые будут охранять эту группу.
Не знаю, заменится ли текущий профицит бюджета дефицитом на фоне этих социальных выплат. Это будет сильно зависеть от конъюнктуры на рынке нефти, а тут уже ключи в руках Европы находятся. Если там будет рецессия, тогда нам не миновать дефицита бюджета со всеми вытекающими для России обстоятельствами. Напомню, что основные российские реформы последнего времени проходили на фоне обвала на рынке нефти. Но есть и позитивная сторона — это стерилизация денежной массы, что ведет к снижению инфляционного давления. Однако цена этого позитива — сокращение международных резервов ЦБ и снижение тем самым устойчивости нашей экономики и рубля. Ну, и чтобы долго не занимать время (надеюсь, что все мы будем укладываться в интервал от 5 до 10 минут), я покажу вам только один маленький сценарий. История России богата сценариями перехода власти. Вспомним XVIII век; в XX веке сценарии стали еще более интересными. Посмотрим, что нам принесет XXI век: станет ли Россия в цепь с африканскими и арабскими революциями? Посмотрим, к чему это может привести в самом мягком египетском сценарии, что будет с рынком в случае развития египетского сценария. Напомню, что сценарий Египта — это, по существу, мягкий переход, там все ограничилось, по существу, Мубараком… (Показывает на график динамики индекса MSCI Egypt.) Это 2011 год, январь, площадь Тахрир (на графике резкое падение индекса). Довольно «хороший», но не критический обвал, затем дальнейшее снижение, но в общем ничего драматического… Египетский сценарий для финансов России не столь трагичен, как это кажется. На этой оптимистической ноте я предоставляю слово Наталии Орловой.
Наталия Орлова, главный экономист Альфа-Банка:
Спасибо. Я хотела поговорить про те сценарии, которые сейчас обсуждают применительно к макрополитике после парламентских выборов. Есть эксперты, которые ожидают изменения в бюджетной политике как реакцию на происходящее в обществе. Есть эксперты, к которым я отношусь, которые считают, что, скорее всего, ситуация в бюджетной сфере будет развиваться по сценарию статус-кво. Несколько соображений, почему я не очень согласна с этой темой повышения социальных расходов как реакцией на политические события.
Во-первых, социальные расходы последние несколько лет достаточно сильно росли. Рост пенсионных расходов составил 30% ежегодно в номинальном выражении с 2007 года. Но это, к сожалению, никак не застраховало правящую элиту от выражения протестных настроений. Это первый момент.
Второй момент, на мой взгляд, заключается в том, что мы видим по результатам парламентских выборов, что основном противником для правящей партии являются коммунисты. Мы все понимаем, что так сложилось ввиду отсутствия других партий, просто не были зарегистрированы оппозиционные партии, но тем не менее мне кажется, что просто идеологически странно бороться с коммунистами путем повышения социальных расходов.
Третий момент. Желание менять бюджетную политику зависит от того, насколько серьезно воспринимается нынешний протест. Судя по тому, что пока никакой ответной реакции на события 10 декабря нет, я бы говорила о том, что нет оснований полагать, что прямо сейчас есть в правящей элите осознание потребности изменений экономической политики.
Поэтому, на мой взгляд, позиция власти будет выглядеть следующим образом: индексация социальных расходов уже проведена, повышение зарплат военнослужащим записано в бюджет следующих лет — больше ничего делать не надо. Я думаю, что, скорее всего, мы увидим дефицит бюджета в ближайшие три месяца, в первом квартале, непосредственно накануне президентских выборов, но на исполнение бюджета 2012 года вряд ли повлияют нынешние события. Хотя многое будет зависеть от развития событий 24 декабря. Тем не менее мне кажется, что, если будет все-таки возникать ощущение роста социальной и политической напряженности внутри, может быть, разумным ответом будет как раз аккумуляция средств в бюджете и в резервном фонде, потому что совершенно очевидно, что будут проявляться какие-то разовые потребности в бюджетных вливаниях, на которые у бюджета должны будут найти деньги. Если мы обернемся и посмотрим на весь экономический подход правительства с 2000 года, мы увидим, что на самом деле экономическая политика была нацелена на сокращение долговой нагрузки, на создание собственных резервов, то есть на максимальную аккумуляцию финансовых ресурсов для того, чтобы на случай какого-то форс-мажорного развития событий были средства. Поэтому, скорее всего, по такой логике, я думаю, что в ближайшее время действия и будут развиваться.
По поводу оттока капитала — это вообще тема этого года, отток капитала, наверное, самый важный экономический индикатор, который, я бы сказала, отражает в экономическом поле некую протестность настроений. Как известно, дело не только в том, что кто-то чем-то недоволен, а дело в том, что на самом деле все сложнее становится делать бизнес. Если мы говорим про мелкие и средние компании, повышения налогов с этого года, высокие издержки, невозможность в легальном поле отстаивать свои права — все это факторы, которые привели к тому, что мы наблюдаем отток капитала с сентября 2010 года. Он усилился, безусловно, в последние месяцы еще из-за ситуации в мировой экономике, но тем не менее именно внутренние факторы приводят к тому, что в этом году он может составить 85—90 миллиардов долларов. Мне пока сложно себе представить, что будет цифра выше, но даже 85—90 миллиардов долларов — это максимальный номинальный отток с 1994 года, если мы 2008-й исключим как кризисный год. Это 5% ВВП этого года. И это в основном не иностранные инвесторы, которые входят в присутствие на российском рынке достаточно ограниченно, а это именно российские деньги.
Отток капитала очень тесно связан с событиями, такими как бай-бэк, который в этом году составил практически 11 миллиардов долларов, и с дивидендными выплатами. То есть отток капитала часто отражает желание акционеров изымать из компаний средства, которые раньше вкладывались, инвестировались, реинвестировались в российскую экономику, потому что раньше российская экономика давала очень быстрый темп роста и давала возможность зарабатывать. Насколько я понимаю ситуацию, сейчас этот подход изменился, часто выгоднее забрать средства из российских компаний и вложить за рубеж. Отток капитала отчасти отражает и иностранные приобретения физических лиц за рубежом, но, еще раз повторюсь, это часто могут быть акционерные доходы. В последние месяцы все макроэкономисты находятся в таком поиске, куда утекают капиталы — основной вопрос, который сейчас звучит. Но если вы будете смотреть на корпоративные трансакции, они очень малы, они не объясняют масштаб оттока, поэтому, вообще говоря, на мой взгляд, отток капитала определяется динамикой частных лиц, включая, конечно, средства крупного частного капитала. Это то, что я хотела сказать по поводу последствий.
Максим Осадчий: Спасибо. Как мы поступим с вопросами? Если нет активно вопрошающих, то мы сразу …
Мужской голос: Каковы ваши оценки оттока иностранного капитала из России?
Наталия Орлова: Смотрите, я делала оценку структуры оттока на базе данных за девять месяцев, там был отток 51 миллиард долларов. За девять месяцев, не включая октябрь-ноябрь, оценка оттока по иностранным инвесторам была порядка 3 миллиардов долларов — это средства, изъятые из облигационного рынка. С точки зрения фондового рынка фактически был небольшой приток в начале года, потом был отток, но суммарно по фондовому рынку значительного оттока именно за девять месяцев не было обнаружено. А 3 миллиарда долларов на фоне 51 миллиарда долларов суммарно — это достаточно незначительная сумма. Я могу еще сказать, что из 51 миллиарда долларов 12 миллиардов, по оценке консалтинговых компаний, — это прямые приобретения российских компаний за рубежом, то есть это сделки слияний и поглощений, порядка 5 миллиардов — это приобретения долларов частными лицами, то есть это рост валютных депозитов, попросту говоря. И остаток около 30 миллиардов долларов — это, по сути, не очень понятный отток, который, на мой взгляд, как раз и связан с выводом средств, ранее вложенных в российские компании… Он как бы корпоративный, но в значительной степени, как я сказала ранее, может проходить по статьям, связанным с трансакциями частных лиц.
Максим Осадчий: Есть еще один маленький эффект — это «дочки» европейских банков отдают деньги своим «мамам», поскольку в Европе ситуация критическая.
Я предоставляю слово присоединившемуся к нам вице-президенту Moody’s господину Тарзиманову.
Евгений Тарзиманов, вице-президент рейтингового агентства Moody’s:
Спасибо, Максим. Я сразу скажу, что я не макроэкономист, у меня подход в работе больше такой — снизу вверх. Мы в агентстве смотрим на отдельные банки, и уже по крупицам из этого формируется общее понимание картины. У меня нет графиков по экономике, по ВВП, инфляции. В презентации я приведу очень элементарные вещи, которые заставляют задуматься над фундаментальными показателями банков. Третий квартал — большие займы пошли. О чем это говорит? Это говорит о том, что у банков нет желания или доступа к традиционным источникам фондирования, они переключились на ЦБ, также на Минфин. Куда все это пошло — самый интересный вопрос. Мы видим, что это пошло в основном на новые кредиты и в основном на уровне крупных банков, в том числе и государственных. Хорошо это или плохо? В мире принято сейчас для банков очень много разных программ по залоговым кредитам. Конечно же, само наличие этих программ — большой позитив. Это позволяет банкам выстоять в кризис, но это также говорит, что банки на уровне собственной кредитоспособности ослабевают, у них нет доступа к традиционным источникам фондирования. Скорее всего, эта ситуация продолжится в следующем году. Конечно же, ЦБ будет продолжать эти аукционы, скорее всего, в течение всего года.
Это наивысший рост за три года по корпоративному кредитованию. О чем это говорит? Это говорит о том, что компании, корпорации вдруг резко столкнулись с вероятностью кредитного сжатия и с неспособностью занимать. Они побежали в свои банки и они начали активно выбирать лимиты. Такая картина, такой же резкий всплеск был в сентябре 2008 года, потом за ним последовал резкий обвал, когда банки лимиты начали ужимать. Например, корпоративный портфель головного банка ВТБ только за сентябрь вырос на 15%. А что будет дальше? Четвертый квартал — кредитный рост будет очень маленьким, как мы видим, в следующий год он также замедлится. Наши ожидания — в районе 5—10% будет рост вообще совокупного портфеля по итогам всего года. Из наших разговоров с банками мы видим что, как ни странно, именно корпоративная часть депозитов наиболее волатильна. Банкам, вероятно, будет сложнее и сложнее привлекать депозиты, особенно по тем ставкам. Соответственно, ставки пойдут только вверх, если нет никакой альтернативы.
Женский голос: А можно уточнить, у вас минфиновские депозиты в корпоративные входят?
Евгений Тарзиманов: Данные ЦБ, как мне кажется, не включают депозиты… Минфин отдельно идет.
Женский голос: А фонды АСВ 300 миллиардов рублей?
Евгений Тарзиманов: Ну, фонды АСВ должны быть здесь. Если это фонды (АСВ здесь вычесть), то падение будет еще больше. Вот вам и картина. А наш излюбленный вопрос — реструктурированные ссуды, это данные Центрального банка и МВФ. Что мы видим? Конечно же, банки говорят: реструктурируем 2%. А если им верить, то можно не смотреть агрегаты и все у нас будет замечательно. Если банкам не верить и взять хотя бы, что эта часть может не вернуться наполовину (эта часть — это 30 миллиардов долларов), и просто взять половину — половина пролонгации, значит, не вернется, это 15 миллиардов долларов, огромная сумма, и мы видим, что на самом деле это скрытая большая угроза для банков. Опять-таки, нам все 110 банков, у которых мы брали интервью, говорят, что никаких проблем нет, все обслуживается. Но если все обслуживается, почему эта доля растет? Она росла и в 2010 году, там потом был небольшой спад, и в первом квартале она опять росла.
Продолжение следует…
Стенограмма заседания Клуба банковских аналитиков и макроэкономистов, 13 декабря, пресс-центр Банки.ру.
Максим Осадчий, начальник аналитического управления Банка Корпоративного Финансирования:
Мы рассмотрим влияние выборов на текущую ситуацию, а также возможные сценарии. Основной эффект, который мы наблюдаем, — это мощный отток капитала, проявляющийся в первую очередь в резком снижении фондовых индексов. Индекс ММВБ в декабре вел себя «очень некрасиво». Обычно надо сравнивать с двумя вещами, чтобы понять, были ли какие-то внешние эффекты. Российские индексы — это производные от нефти. А нефть вела себя «красиво» — почти не изменялась. И колебания S&P 500 тоже были несущественными. Отсюда делаем вывод, что в падении индекса ММВБ проявлялась только внутренняя компонента, а именно то, что деньги «вагонами» идут из России. Уже обозначены масштабы проблемы. Силуанов (и. о. министра финансов) озвучивал отток 2011 года в 85 миллиардов долларов. Предыдущий прогноз ЦБ был 70 миллиардов долларов. Я не исключаю и 100 миллиардов в случае эскалации ситуации, отток в 100 миллиардов долларов вполне возможен и, может быть, даже перекрыт, если, скажем, 24 декабря ситуация пойдет не так мирно, как это было 10-го.
Какая новая информация появилась? Меня очень удивляла позиция иностранных инвесторов, которые рассматривали выборы как политический риск. Нам казалось, что никакой новой информации выборы не принесут, расклад останется абсолютно тем же (с учетом «рокировки»). Никаких фокусов мы не ожидали, но фокусы «прилетели». Эти фокусы — и 4 декабря, и, особенно для позиции правящей группы, 10 декабря — это то, что оппозиционные настроения оказались очень сильны. Какие следствия из ослабления позиции правящей группы? Это снижение реформационного потенциала, о котором уже говорили аналитики S&P: инновационные средства могут пойти на социальные расходы: пенсии, зарплаты бюджетникам, в первую очередь полиции и военным, которые будут охранять эту группу.
Не знаю, заменится ли текущий профицит бюджета дефицитом на фоне этих социальных выплат. Это будет сильно зависеть от конъюнктуры на рынке нефти, а тут уже ключи в руках Европы находятся. Если там будет рецессия, тогда нам не миновать дефицита бюджета со всеми вытекающими для России обстоятельствами. Напомню, что основные российские реформы последнего времени проходили на фоне обвала на рынке нефти. Но есть и позитивная сторона — это стерилизация денежной массы, что ведет к снижению инфляционного давления. Однако цена этого позитива — сокращение международных резервов ЦБ и снижение тем самым устойчивости нашей экономики и рубля. Ну, и чтобы долго не занимать время (надеюсь, что все мы будем укладываться в интервал от 5 до 10 минут), я покажу вам только один маленький сценарий. История России богата сценариями перехода власти. Вспомним XVIII век; в XX веке сценарии стали еще более интересными. Посмотрим, что нам принесет XXI век: станет ли Россия в цепь с африканскими и арабскими революциями? Посмотрим, к чему это может привести в самом мягком египетском сценарии, что будет с рынком в случае развития египетского сценария. Напомню, что сценарий Египта — это, по существу, мягкий переход, там все ограничилось, по существу, Мубараком… (Показывает на график динамики индекса MSCI Egypt.) Это 2011 год, январь, площадь Тахрир (на графике резкое падение индекса). Довольно «хороший», но не критический обвал, затем дальнейшее снижение, но в общем ничего драматического… Египетский сценарий для финансов России не столь трагичен, как это кажется. На этой оптимистической ноте я предоставляю слово Наталии Орловой.
Наталия Орлова, главный экономист Альфа-Банка:
Спасибо. Я хотела поговорить про те сценарии, которые сейчас обсуждают применительно к макрополитике после парламентских выборов. Есть эксперты, которые ожидают изменения в бюджетной политике как реакцию на происходящее в обществе. Есть эксперты, к которым я отношусь, которые считают, что, скорее всего, ситуация в бюджетной сфере будет развиваться по сценарию статус-кво. Несколько соображений, почему я не очень согласна с этой темой повышения социальных расходов как реакцией на политические события.
Во-первых, социальные расходы последние несколько лет достаточно сильно росли. Рост пенсионных расходов составил 30% ежегодно в номинальном выражении с 2007 года. Но это, к сожалению, никак не застраховало правящую элиту от выражения протестных настроений. Это первый момент.
Второй момент, на мой взгляд, заключается в том, что мы видим по результатам парламентских выборов, что основном противником для правящей партии являются коммунисты. Мы все понимаем, что так сложилось ввиду отсутствия других партий, просто не были зарегистрированы оппозиционные партии, но тем не менее мне кажется, что просто идеологически странно бороться с коммунистами путем повышения социальных расходов.
Третий момент. Желание менять бюджетную политику зависит от того, насколько серьезно воспринимается нынешний протест. Судя по тому, что пока никакой ответной реакции на события 10 декабря нет, я бы говорила о том, что нет оснований полагать, что прямо сейчас есть в правящей элите осознание потребности изменений экономической политики.
Поэтому, на мой взгляд, позиция власти будет выглядеть следующим образом: индексация социальных расходов уже проведена, повышение зарплат военнослужащим записано в бюджет следующих лет — больше ничего делать не надо. Я думаю, что, скорее всего, мы увидим дефицит бюджета в ближайшие три месяца, в первом квартале, непосредственно накануне президентских выборов, но на исполнение бюджета 2012 года вряд ли повлияют нынешние события. Хотя многое будет зависеть от развития событий 24 декабря. Тем не менее мне кажется, что, если будет все-таки возникать ощущение роста социальной и политической напряженности внутри, может быть, разумным ответом будет как раз аккумуляция средств в бюджете и в резервном фонде, потому что совершенно очевидно, что будут проявляться какие-то разовые потребности в бюджетных вливаниях, на которые у бюджета должны будут найти деньги. Если мы обернемся и посмотрим на весь экономический подход правительства с 2000 года, мы увидим, что на самом деле экономическая политика была нацелена на сокращение долговой нагрузки, на создание собственных резервов, то есть на максимальную аккумуляцию финансовых ресурсов для того, чтобы на случай какого-то форс-мажорного развития событий были средства. Поэтому, скорее всего, по такой логике, я думаю, что в ближайшее время действия и будут развиваться.
По поводу оттока капитала — это вообще тема этого года, отток капитала, наверное, самый важный экономический индикатор, который, я бы сказала, отражает в экономическом поле некую протестность настроений. Как известно, дело не только в том, что кто-то чем-то недоволен, а дело в том, что на самом деле все сложнее становится делать бизнес. Если мы говорим про мелкие и средние компании, повышения налогов с этого года, высокие издержки, невозможность в легальном поле отстаивать свои права — все это факторы, которые привели к тому, что мы наблюдаем отток капитала с сентября 2010 года. Он усилился, безусловно, в последние месяцы еще из-за ситуации в мировой экономике, но тем не менее именно внутренние факторы приводят к тому, что в этом году он может составить 85—90 миллиардов долларов. Мне пока сложно себе представить, что будет цифра выше, но даже 85—90 миллиардов долларов — это максимальный номинальный отток с 1994 года, если мы 2008-й исключим как кризисный год. Это 5% ВВП этого года. И это в основном не иностранные инвесторы, которые входят в присутствие на российском рынке достаточно ограниченно, а это именно российские деньги.
Отток капитала очень тесно связан с событиями, такими как бай-бэк, который в этом году составил практически 11 миллиардов долларов, и с дивидендными выплатами. То есть отток капитала часто отражает желание акционеров изымать из компаний средства, которые раньше вкладывались, инвестировались, реинвестировались в российскую экономику, потому что раньше российская экономика давала очень быстрый темп роста и давала возможность зарабатывать. Насколько я понимаю ситуацию, сейчас этот подход изменился, часто выгоднее забрать средства из российских компаний и вложить за рубеж. Отток капитала отчасти отражает и иностранные приобретения физических лиц за рубежом, но, еще раз повторюсь, это часто могут быть акционерные доходы. В последние месяцы все макроэкономисты находятся в таком поиске, куда утекают капиталы — основной вопрос, который сейчас звучит. Но если вы будете смотреть на корпоративные трансакции, они очень малы, они не объясняют масштаб оттока, поэтому, вообще говоря, на мой взгляд, отток капитала определяется динамикой частных лиц, включая, конечно, средства крупного частного капитала. Это то, что я хотела сказать по поводу последствий.
Максим Осадчий: Спасибо. Как мы поступим с вопросами? Если нет активно вопрошающих, то мы сразу …
Мужской голос: Каковы ваши оценки оттока иностранного капитала из России?
Наталия Орлова: Смотрите, я делала оценку структуры оттока на базе данных за девять месяцев, там был отток 51 миллиард долларов. За девять месяцев, не включая октябрь-ноябрь, оценка оттока по иностранным инвесторам была порядка 3 миллиардов долларов — это средства, изъятые из облигационного рынка. С точки зрения фондового рынка фактически был небольшой приток в начале года, потом был отток, но суммарно по фондовому рынку значительного оттока именно за девять месяцев не было обнаружено. А 3 миллиарда долларов на фоне 51 миллиарда долларов суммарно — это достаточно незначительная сумма. Я могу еще сказать, что из 51 миллиарда долларов 12 миллиардов, по оценке консалтинговых компаний, — это прямые приобретения российских компаний за рубежом, то есть это сделки слияний и поглощений, порядка 5 миллиардов — это приобретения долларов частными лицами, то есть это рост валютных депозитов, попросту говоря. И остаток около 30 миллиардов долларов — это, по сути, не очень понятный отток, который, на мой взгляд, как раз и связан с выводом средств, ранее вложенных в российские компании… Он как бы корпоративный, но в значительной степени, как я сказала ранее, может проходить по статьям, связанным с трансакциями частных лиц.
Максим Осадчий: Есть еще один маленький эффект — это «дочки» европейских банков отдают деньги своим «мамам», поскольку в Европе ситуация критическая.
Я предоставляю слово присоединившемуся к нам вице-президенту Moody’s господину Тарзиманову.
Евгений Тарзиманов, вице-президент рейтингового агентства Moody’s:
Спасибо, Максим. Я сразу скажу, что я не макроэкономист, у меня подход в работе больше такой — снизу вверх. Мы в агентстве смотрим на отдельные банки, и уже по крупицам из этого формируется общее понимание картины. У меня нет графиков по экономике, по ВВП, инфляции. В презентации я приведу очень элементарные вещи, которые заставляют задуматься над фундаментальными показателями банков. Третий квартал — большие займы пошли. О чем это говорит? Это говорит о том, что у банков нет желания или доступа к традиционным источникам фондирования, они переключились на ЦБ, также на Минфин. Куда все это пошло — самый интересный вопрос. Мы видим, что это пошло в основном на новые кредиты и в основном на уровне крупных банков, в том числе и государственных. Хорошо это или плохо? В мире принято сейчас для банков очень много разных программ по залоговым кредитам. Конечно же, само наличие этих программ — большой позитив. Это позволяет банкам выстоять в кризис, но это также говорит, что банки на уровне собственной кредитоспособности ослабевают, у них нет доступа к традиционным источникам фондирования. Скорее всего, эта ситуация продолжится в следующем году. Конечно же, ЦБ будет продолжать эти аукционы, скорее всего, в течение всего года.
Это наивысший рост за три года по корпоративному кредитованию. О чем это говорит? Это говорит о том, что компании, корпорации вдруг резко столкнулись с вероятностью кредитного сжатия и с неспособностью занимать. Они побежали в свои банки и они начали активно выбирать лимиты. Такая картина, такой же резкий всплеск был в сентябре 2008 года, потом за ним последовал резкий обвал, когда банки лимиты начали ужимать. Например, корпоративный портфель головного банка ВТБ только за сентябрь вырос на 15%. А что будет дальше? Четвертый квартал — кредитный рост будет очень маленьким, как мы видим, в следующий год он также замедлится. Наши ожидания — в районе 5—10% будет рост вообще совокупного портфеля по итогам всего года. Из наших разговоров с банками мы видим что, как ни странно, именно корпоративная часть депозитов наиболее волатильна. Банкам, вероятно, будет сложнее и сложнее привлекать депозиты, особенно по тем ставкам. Соответственно, ставки пойдут только вверх, если нет никакой альтернативы.
Женский голос: А можно уточнить, у вас минфиновские депозиты в корпоративные входят?
Евгений Тарзиманов: Данные ЦБ, как мне кажется, не включают депозиты… Минфин отдельно идет.
Женский голос: А фонды АСВ 300 миллиардов рублей?
Евгений Тарзиманов: Ну, фонды АСВ должны быть здесь. Если это фонды (АСВ здесь вычесть), то падение будет еще больше. Вот вам и картина. А наш излюбленный вопрос — реструктурированные ссуды, это данные Центрального банка и МВФ. Что мы видим? Конечно же, банки говорят: реструктурируем 2%. А если им верить, то можно не смотреть агрегаты и все у нас будет замечательно. Если банкам не верить и взять хотя бы, что эта часть может не вернуться наполовину (эта часть — это 30 миллиардов долларов), и просто взять половину — половина пролонгации, значит, не вернется, это 15 миллиардов долларов, огромная сумма, и мы видим, что на самом деле это скрытая большая угроза для банков. Опять-таки, нам все 110 банков, у которых мы брали интервью, говорят, что никаких проблем нет, все обслуживается. Но если все обслуживается, почему эта доля растет? Она росла и в 2010 году, там потом был небольшой спад, и в первом квартале она опять росла.
Продолжение следует…