Эксперт: большие дефициты бюджетов — итог привычки к сверхоптимистичным прогнозам
Слишком большие дефициты бюджетов, которые развитым странам теперь так трудно сокращать, — итог привычки к сверхоптимистичным прогнозам, пришел к выводу профессор Гарварда Джефф Фрэнкель. Проанализировав данные 33 стран, он нашел одну с идеальными бюджетными правилами — это Чили, пишут «Ведомости».
Чрезмерный бюджетный дефицит развитых стран, который сейчас власти тяжело и болезненно пытаются поставить под контроль, — результат слишком оптимистичных правительственных прогнозов в прежние годы высокого экономического роста. Если прогнозы гласят, что бум длится и длится, то и незачем прибегать к столь неприятным мерам, как сокращение расходов и повышение налогов, объясняет Фрэнкель в исследовании «Сверхоптимизм официальных бюджетных прогнозов и их последствия».
С XXI века некоторые развитые страны придерживались проциклической политики — снижали налоги и увеличивали расходы, пока экономика росла, а в период рецессии обнаружили себя в долгах, сокращать которые можно только ужесточением фискальной политики. Расширение госрасходов — часто продукт политики, имеющей короткий горизонт планирования, — политические циклы обычно коротки, а убеждения, на что тратить деньги, у сменяющих друг друга политиков нередко разные, пишет Фрэнкель. Но из всех вариантов причин, почему правительства предпочитают больше тратить и мало сберегать в периоды экономического подъема, чрезмерно оптимистичные прогнозы играют не последнюю роль. В 2001 году уверенность правительства США, что профицит бюджета в ближайшие 10 лет достигнет 5 трлн долларов, была главным аргументом для того, чтобы убедить конгресс одобрить снижение налогов и увеличение расходов. Европейские правительства тоже упорно оправдывали большой дефицит нереалистичными предсказаниями, что в ближайшие годы он сократится.
Проанализировав данные 33 стран (26 стран Европы; США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, а также Чили, Южная Африка и Мексика), исследователь обнаружил, что в среднем их правительства прогнозировали рост ВВП на текущий год на 0,4 п. п. выше, чем потом оказывалось, отклонения в трехлетних прогнозах достигали 1,8 п. п. Особенно оптимистичными были восточные члены еврозоны: Эстония завышала ежегодный рост в среднем на 2,4 п. п. (на трехлетнем горизонте — на 10,3 п. п.), Латвия — на 3,2 п. п. (11,2 п. п.), чемпионом по оптимизму оказалась Греция, где в 2000—2009 годах среднегодовые темпы экономики были на 4,3 п. п. ниже, чем ожидалось.
Среди 33 стран Фрэнкель нашел одну с идеальными бюджетными правилами — это Чили. Главное институциональное новшество, закрепленное юридически, — изоляция прогноза от политических соблазнов: в Чили две группы независимых экспертов официально ответственны за прогноз темпов ВВП и цен на медь (ее экспорт дает бюджету 16% доходов), на основе этих данных правительство делает расчеты параметров бюджета, ставок налогов. Если получающийся баланс бюджета не совпадает с целевым, то бюджет регулируется так, чтобы совпал. Правительство может увеличить дефицит, только если ВВП снижается относительно своего долгосрочного тренда либо если цены на медь ниже десятилетнего равновесного значения.
Чрезмерный бюджетный дефицит развитых стран, который сейчас власти тяжело и болезненно пытаются поставить под контроль, — результат слишком оптимистичных правительственных прогнозов в прежние годы высокого экономического роста. Если прогнозы гласят, что бум длится и длится, то и незачем прибегать к столь неприятным мерам, как сокращение расходов и повышение налогов, объясняет Фрэнкель в исследовании «Сверхоптимизм официальных бюджетных прогнозов и их последствия».
С XXI века некоторые развитые страны придерживались проциклической политики — снижали налоги и увеличивали расходы, пока экономика росла, а в период рецессии обнаружили себя в долгах, сокращать которые можно только ужесточением фискальной политики. Расширение госрасходов — часто продукт политики, имеющей короткий горизонт планирования, — политические циклы обычно коротки, а убеждения, на что тратить деньги, у сменяющих друг друга политиков нередко разные, пишет Фрэнкель. Но из всех вариантов причин, почему правительства предпочитают больше тратить и мало сберегать в периоды экономического подъема, чрезмерно оптимистичные прогнозы играют не последнюю роль. В 2001 году уверенность правительства США, что профицит бюджета в ближайшие 10 лет достигнет 5 трлн долларов, была главным аргументом для того, чтобы убедить конгресс одобрить снижение налогов и увеличение расходов. Европейские правительства тоже упорно оправдывали большой дефицит нереалистичными предсказаниями, что в ближайшие годы он сократится.
Проанализировав данные 33 стран (26 стран Европы; США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, а также Чили, Южная Африка и Мексика), исследователь обнаружил, что в среднем их правительства прогнозировали рост ВВП на текущий год на 0,4 п. п. выше, чем потом оказывалось, отклонения в трехлетних прогнозах достигали 1,8 п. п. Особенно оптимистичными были восточные члены еврозоны: Эстония завышала ежегодный рост в среднем на 2,4 п. п. (на трехлетнем горизонте — на 10,3 п. п.), Латвия — на 3,2 п. п. (11,2 п. п.), чемпионом по оптимизму оказалась Греция, где в 2000—2009 годах среднегодовые темпы экономики были на 4,3 п. п. ниже, чем ожидалось.
Среди 33 стран Фрэнкель нашел одну с идеальными бюджетными правилами — это Чили. Главное институциональное новшество, закрепленное юридически, — изоляция прогноза от политических соблазнов: в Чили две группы независимых экспертов официально ответственны за прогноз темпов ВВП и цен на медь (ее экспорт дает бюджету 16% доходов), на основе этих данных правительство делает расчеты параметров бюджета, ставок налогов. Если получающийся баланс бюджета не совпадает с целевым, то бюджет регулируется так, чтобы совпал. Правительство может увеличить дефицит, только если ВВП снижается относительно своего долгосрочного тренда либо если цены на медь ниже десятилетнего равновесного значения.