Сервильна ли наша элита: Перемены в России происходят при смене поколений лидеров
Лет десять назад я беседовал с одним крупным оппозиционным политиком и был удивлен его трезвой оценкой перспектив протеста со стороны российского образованного класса. «Вы полагаете, наш офисный планктон взбунтуется, разобьет стенки аквариума и в гневе выплеснется наружу? – саркастически поинтересовался он. – Не будет такого».
Хотя с тех пор у нас прошли массовые протесты, оценка в целом оказалась верной. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Но неготовность «разбить стенки» еще не означает, что элита заинтересована иметь в долгосрочной перспективе такие убогие институты, как нынешние.
В статье о возникновении политических условий для нормального развития я писал, что в России они традиционно приходят со сменой поколений правителей, а не в результате оккупаций, революций, путчей и тому подобных катаклизмов. Новая элита берет бразды правления, реализует новые идеи, и в застойном болоте вдруг пробуждается жизнь. Однако при взгляде на сегодняшнюю российскую элиту возникает вроде бы сомнение в ее способности переменить правила игры даже лет через 15–20.
Сомнения эти вряд ли обоснованны. Не следует думать, будто российская элита сервильна в отличие от свободолюбивой британской или американской. Она не хуже и не лучше элит тех стран, где возникало когда-то экономическое чудо. Если ее интересы в целом удовлетворяются правителями, она с ними сотрудничает. Если же нет... тоже сотрудничает, но ждет благоприятного момента для осуществления перемен. Именно таким моментом в истории России неоднократно бывали смены поколений лидеров, когда новый царь или вождь нуждался в новых идеях для своего будущего правления.
С каким идейным багажом придет элита к очередной переломной эпохе? Если бы власти могли навсегда законсервировать экономические условия нулевых годов, то мы и пришли бы к переменам с представлениями прошлого десятилетия, когда считалось, что свобода, конечно, лучше, чем несвобода, но при $140 за баррель и несвобода нам подойдет. Сегодня «бочка» в 4 раза дешевле со всеми последствиями, вытекающими из этого через ее худое дно. Консервировать консерваторам уже нечего. Содержимое сгнило, и надо каким-то образом снова зарабатывать на жизнь. Причем это касается как тех, кто не особо преуспевал в нулевые, так и тех, кто обильно черпал в свои карманы из нефтеносных бочек.
Бюрократия, на лояльности которой в первую очередь основано существование любого авторитарного режима, неплохо у нас зарабатывала официально, да к тому же большая ее часть могла пилить ресурсы, контролируемые государством. Но уже сегодня все очевиднее становятся внутриэлитные конфликты, связанные с разделом сфер влияния. Их жертвами оказываются то верхушка Минобороны, то бенефициары приватизации «Башнефти». К тому времени, когда произойдет смена поколений правителей, подобные конфликты станут обыденными, поскольку в борьбу за сокращающийся объем ресурсов вступают все разрастающиеся ряды претендентов. Риски утраты доходов и положения превысят выгоды от счастливых случаев, когда миллиончик-другой удается ухватить в обход конкурента. Понадобится вырабатывать новые правила игры, и момент смены поколений правителей окажется самым удачным для этого временем.
В похожем положении находится и бизнес. Он даже в лучшие годы часто жаловался на свою незащищенность. Но мужественно терпел. И если не зарывался, если делился, с кем положено, то в целом мог подсчитывать барыши. Но лет через 15–20 подсчитывать станет в общем-то уже нечего, если по-прежнему надо будет делиться. А данное требование, понятно, никуда не исчезнет, поскольку не исчезнет бюрократия, воспитанная в атмосфере нулевых. Более того, в нашей стране растет число пытливых юных умов, настроенных со студенческой скамьи на госслужбу, поскольку нулевые годы сформировали у их родителей представление, будто именно эта сфера деятельности наиболее доходна и перспективна. Эти юные умы уже не переквалифицируются в управдомы, когда обнаружат, что число бранзулеток для великих комбинаторов от госслужбы быстро сокращается с каждым годом развития страны по старому сценарию.
Кстати, вопрос о настроениях молодежи является самым важным применительно к проблеме, которую мы обсуждаем. Миллионы нынешних студентов составят через 15–20 лет костяк того офисного планктона, на лояльность и бесхребетность которого сетовал наш оппозиционный политик. Большинство из них не попадет в ряды бюрократии, способной пилить ресурсы, и не попадет в бизнес, способный худо-бедно зарабатывать. Но эти миллионы заполнят офисы государственных и деловых структур, где попытаются найти свое счастье.
В нулевые годы счастливцы, получившие хорошее рабочее место, имели постоянно растущие зарплаты, ездили отдыхать на зарубежные курорты, покупали квартиры и автомобили. Из всех прав человека они искренне интересовались лишь водительскими правами. Их интересы вполне совпадали с интересами властей, а потому они искренне за них голосовали. Но сегодня перестают работать социальные лифты, ранее возносившие молодежь на карьерные вершины или хотя бы на широкие плато. Люди среднего возраста не хотят освобождать места с хорошими зарплатами, а новых мест не прибавится. Если в 1990-е гг. старшие поколения быстро вымывались из деловой среды на пенсию, поскольку не готовы были к работе в условиях рынка, то ныне ничего подобного не предвидится. В известном смысле возрождаются брежневские времена, когда геронтократия все оккупировала. А значит, старые правила игры молодым вскоре придутся не по вкусу, как не по вкусу была советская система молодым людям 1970-х.
Таким образом, выходит, что интересы элиты все больше не вписываются в нынешнюю систему институтов. Стенки аквариума при этом, скорее всего, уцелеют, поскольку бить их – себе дороже. Но при смене поколения правителей быстро выяснится, что желающих сохранять старую систему у нас немного и главный вопрос состоит в том, как обустроить Россию на новый лад.
Дмитрий Травин – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
Хотя с тех пор у нас прошли массовые протесты, оценка в целом оказалась верной. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Но неготовность «разбить стенки» еще не означает, что элита заинтересована иметь в долгосрочной перспективе такие убогие институты, как нынешние.
В статье о возникновении политических условий для нормального развития я писал, что в России они традиционно приходят со сменой поколений правителей, а не в результате оккупаций, революций, путчей и тому подобных катаклизмов. Новая элита берет бразды правления, реализует новые идеи, и в застойном болоте вдруг пробуждается жизнь. Однако при взгляде на сегодняшнюю российскую элиту возникает вроде бы сомнение в ее способности переменить правила игры даже лет через 15–20.
Сомнения эти вряд ли обоснованны. Не следует думать, будто российская элита сервильна в отличие от свободолюбивой британской или американской. Она не хуже и не лучше элит тех стран, где возникало когда-то экономическое чудо. Если ее интересы в целом удовлетворяются правителями, она с ними сотрудничает. Если же нет... тоже сотрудничает, но ждет благоприятного момента для осуществления перемен. Именно таким моментом в истории России неоднократно бывали смены поколений лидеров, когда новый царь или вождь нуждался в новых идеях для своего будущего правления.
С каким идейным багажом придет элита к очередной переломной эпохе? Если бы власти могли навсегда законсервировать экономические условия нулевых годов, то мы и пришли бы к переменам с представлениями прошлого десятилетия, когда считалось, что свобода, конечно, лучше, чем несвобода, но при $140 за баррель и несвобода нам подойдет. Сегодня «бочка» в 4 раза дешевле со всеми последствиями, вытекающими из этого через ее худое дно. Консервировать консерваторам уже нечего. Содержимое сгнило, и надо каким-то образом снова зарабатывать на жизнь. Причем это касается как тех, кто не особо преуспевал в нулевые, так и тех, кто обильно черпал в свои карманы из нефтеносных бочек.
Бюрократия, на лояльности которой в первую очередь основано существование любого авторитарного режима, неплохо у нас зарабатывала официально, да к тому же большая ее часть могла пилить ресурсы, контролируемые государством. Но уже сегодня все очевиднее становятся внутриэлитные конфликты, связанные с разделом сфер влияния. Их жертвами оказываются то верхушка Минобороны, то бенефициары приватизации «Башнефти». К тому времени, когда произойдет смена поколений правителей, подобные конфликты станут обыденными, поскольку в борьбу за сокращающийся объем ресурсов вступают все разрастающиеся ряды претендентов. Риски утраты доходов и положения превысят выгоды от счастливых случаев, когда миллиончик-другой удается ухватить в обход конкурента. Понадобится вырабатывать новые правила игры, и момент смены поколений правителей окажется самым удачным для этого временем.
В похожем положении находится и бизнес. Он даже в лучшие годы часто жаловался на свою незащищенность. Но мужественно терпел. И если не зарывался, если делился, с кем положено, то в целом мог подсчитывать барыши. Но лет через 15–20 подсчитывать станет в общем-то уже нечего, если по-прежнему надо будет делиться. А данное требование, понятно, никуда не исчезнет, поскольку не исчезнет бюрократия, воспитанная в атмосфере нулевых. Более того, в нашей стране растет число пытливых юных умов, настроенных со студенческой скамьи на госслужбу, поскольку нулевые годы сформировали у их родителей представление, будто именно эта сфера деятельности наиболее доходна и перспективна. Эти юные умы уже не переквалифицируются в управдомы, когда обнаружат, что число бранзулеток для великих комбинаторов от госслужбы быстро сокращается с каждым годом развития страны по старому сценарию.
Кстати, вопрос о настроениях молодежи является самым важным применительно к проблеме, которую мы обсуждаем. Миллионы нынешних студентов составят через 15–20 лет костяк того офисного планктона, на лояльность и бесхребетность которого сетовал наш оппозиционный политик. Большинство из них не попадет в ряды бюрократии, способной пилить ресурсы, и не попадет в бизнес, способный худо-бедно зарабатывать. Но эти миллионы заполнят офисы государственных и деловых структур, где попытаются найти свое счастье.
В нулевые годы счастливцы, получившие хорошее рабочее место, имели постоянно растущие зарплаты, ездили отдыхать на зарубежные курорты, покупали квартиры и автомобили. Из всех прав человека они искренне интересовались лишь водительскими правами. Их интересы вполне совпадали с интересами властей, а потому они искренне за них голосовали. Но сегодня перестают работать социальные лифты, ранее возносившие молодежь на карьерные вершины или хотя бы на широкие плато. Люди среднего возраста не хотят освобождать места с хорошими зарплатами, а новых мест не прибавится. Если в 1990-е гг. старшие поколения быстро вымывались из деловой среды на пенсию, поскольку не готовы были к работе в условиях рынка, то ныне ничего подобного не предвидится. В известном смысле возрождаются брежневские времена, когда геронтократия все оккупировала. А значит, старые правила игры молодым вскоре придутся не по вкусу, как не по вкусу была советская система молодым людям 1970-х.
Таким образом, выходит, что интересы элиты все больше не вписываются в нынешнюю систему институтов. Стенки аквариума при этом, скорее всего, уцелеют, поскольку бить их – себе дороже. Но при смене поколения правителей быстро выяснится, что желающих сохранять старую систему у нас немного и главный вопрос состоит в том, как обустроить Россию на новый лад.
Дмитрий Травин – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге