Александр Фомин: Мы сломали неприглядный образ сельского хозяйства

14 апреля в Москве состоится третья торжественная церемония вручения премии "Аграрная элита Росси" имени П. А. Столыпина. Главный редактор "Крестьянских ведомостей" Михаил Чкаников попросил Председателя экспертного совета при комитете по аграрным вопросам Госдумы РФ, одного из организаторов столыпинской премии Александра Фомина поделиться воспоминаниями о ее рождении и рассказать, чем нынешняя церемония будет отличаться от предыдущих.
— Александр Анатольевич, мне кажется, Столыпин, при моем большом к нему почтении, — не та фигура, вокруг которой готовы объединяться люди различных политических убеждений. Почему вы премию "Аграрная элита России" назвали его именем?
— Сейчас уже и коммунисты, и либералы готовы провозгласить Столыпина "своим". Но в то время, когда еще только обсуждалась идея присуждения премии, левые клеймили его за разрушение общины, правые, цитируя "классика", называли "обер-вешателем". Я же, несмотря на то, что никогда не скрывал своих либеральных, рыночных взглядов, предлагал обратить внимание на то, какой огромный шаг вперед он заставил сделать Россию за очень короткий промежуток времени.
У нас в сельском хозяйстве периоды благополучия можно по пальцам пересчитать. Едва ли не первый за всю историю был во времена Столыпина, когда начали землю давать. Крестьяне впервые почувствовали, что можно на себя работать. В то время и мои предки перебрались в Сибирь, за землей. Так что в моем отношении к Петру Аркадьевичу много личного. Но, с другой стороны, Столыпин действительно самый эффективный и при этом — самый нравственный реформатор в истории России. Он предложил путь развития, с которого мы сначала с гиканьем и свистом свернули, а теперь, спустя много лет, пройдя через трагические потери и разочарования, вынуждены на него возвращаться.
Была за это время одна отдушина — НЭП, когда крестьянин поверил власти. Все закончилось коллективизацией, страшным голодом, раскулачиванием, миллионами смертей.
— Ну, многие на моем месте напомнили бы вам, что и при Л.И. Брежневе был своего рода "период благополучия".
— Скажем так: нематериальные активы сельского хозяйства, сформированные в советские времена, не имели свободного хождения на территории ни одной страны, кроме СССР. Нам с октябрятского возраста внушали, что в России все самое лучшее, в том числе сельское хозяйство. И мы верили. Но было ли это утверждение правдой? Признаю — при всех минусах планового ведения хозяйства крестьяне не имели проблем с ГСМ и не искали, куда продать зерно. Они мало зарабатывали, однако у них было чувство, что они делают важное дело — кормят страну. И они действительно кормили. В брежневские времена в колхозах на самом деле появилось ощущение некоторой стабильности. Как вскоре выяснилось, обманчивое.
Все годы советской власти кулацкая сущность русского крестьянина была зажата. Не было и свободы действий — райком решал, что сеять, когда убирать. И к чему это в итоге привело? Началась перестройка, во время которой главенствующий принцип был один — выжить любым способом. Государство активно занималось реформированием других отраслей, а сельское хозяйство постепенно перестали замечать. Может быть, именно потому, что в этот период на село обращали так мало внимания, сохранились, уцелели какие-то крестьянские корни. Благодаря им после дефолта и возник в сельском хозяйстве реальный рост. Начался третий период возрождения отрасли.
На рынке сложилась благоприятная конъюнктура, вырос потребительский спрос на продукцию отечественного производства. Стали подниматься те хозяйства, которые и в советские времена были на хорошем счету. В отрасль пришли люди из других секторов экономики, в том числе из сырьевых, которые увидели, что и в АПК можно работать и зарабатывать. Они принесли деньги, опыт управления и психологию преуспевания. Наконец, накопив определенные материальные активы, люди вспомнили, что моральная составляющая тоже важна, что "пора подумать и о душе"...
— Мне кажется, многие аграрные политики в конце девяностых — начале двухтысячных только и делали, что вспоминали о душе. Или я не прав?
— К этому времени сложился некий стереотип аграрного политика, у которого всегда все плохо, и который без конца просит "больше денег". В результате этой пропаганды беспомощности и нищеты сформировалось общенациональное убеждение, что хуже и ниже сельского хозяйства нет ничего, что работают в нем только воры и пьяницы.
Аграрные политики того времени — это те же люди, которые формировали сельскохозяйственную политику при коммунистах, а затем продолжили свое дело в новые времена. Считалось, что только они знают, куда и как нужно вести за собой деревню. Они были уверены, что каждый колхозник обязан думать так же, как председатель колхоза. При этом никто из этих "лидеров аграрного движения" ни минуты не работал в селе в рыночных условиях, они не понимали разницы между словами "логистика" и "логика", а понятие "субсидированная процентная ставка" вызывало у них шок.
Между ними и теми энергичными современными людьми, которые в это время успешно работали в отрасли, накапливалось все больше и больше противоречий. Поэтому мы решили громко заявить о себе, а заодно и сломать сложившийся неприглядный образ сельского хозяйства.
— И все-таки идея Столыпинской премии принадлежит вам или "энергичным, современным людям"?
— В конце девяностых вызрела идея: собрать на всероссийскую конференцию руководителей и владельцев предприятий, эффективно работающих в сельском хозяйстве. Мы организовали ее не в Москве, не где-нибудь в Альпах, а в Новосибирске. Дело было в ноябре, стоял страшный холод. Но люди со всей страны приехали (причем за свой счет) для того, чтобы поделиться опытом успешной деятельности и обсудить, что еще нужно сделать, чтобы сельское хозяйство нормально развивалось. Говорили, помимо прочего, и о том, что наши интересы никто не представляет во власти. Прозвучало предложение объединиться.
Вообще аграрии всегда более консервативны и осторожны, чем представители любой другой отрасли. Ни одной партии не верят, но стараются держаться рядом с властью, поскольку сильней других зависят от государства. Тем не менее они сказали — хотим, чтобы нас, современных успешных аграрников, представляла какая-то общественная сила, альтернативная традиционным деревенским политикам. Так было положено начало процессу образования нашего Движения Аграрная Россия и Российского Аграрного Движения. Одновременно прозвучало предложение — раз в год собираться и награждать ударников капиталистического труда.
— Вам тогда удалось произвести яркое впечатление на аграрное сообщество. Помню, что особое раздражение в сельскохозяйственных кругах вызвали черные смокинги на первой церемонии...Или что-то в этом духе.
— Изначально мы договорились, что церемонию вручения премии сделаем раздражающе нетрадиционной для сельскохозяйственного сообщества. Проведем не в доме колхозника, а где-нибудь в "Балчуге", рядом с Красной Площадью...
Возможно, создавая имидж преуспевающего агрария, мы оттолкнули классических представителей сельского хозяйства. Во всяком случае, на первую церемонию они не пришли. А на вторую многие из них прибыли, и даже высказывали желание принять участие в награждении лауреатов.
— В зале на первой церемонии было много интересного народа…
— Да, приехали руководители успешных сельскохозяйственных предприятий, и те политики, которые действительно хорошо ориентируются в аграрной сфере, и олигархи, у которых были в то время интересы в АПК. Ко второй церемонии эффект дефолта ослабел, норма прибыли в сельском хозяйстве перестала быть такой гигантской, и крупного бизнеса в зале стало меньше. Зато больше приезжают представители среднего бизнеса. В общем, по составу участников церемонии можно судить о тенденциях в отрасли.
— Чем отличается предстоящая церемония вручения премии от предыдущих?
— Когда мы организовывали первую церемонию — не буду скрывать, звонили губернаторам, настойчиво предлагали принять участие. Когда готовили вторую, уже почти не "поддавливали". Сейчас решили вообще не тратить времени на такого рода деятельность — желающих побороться за принадлежность к Аграрной элите России и так много.
В этот раз значительно больше будет представителей из регионов. То, что люди едут на церемонию откуда-нибудь из Тюмени уже говорит о том, что средний бизнес окреп и может себе позволить такое путешествие. На первой церемонии у премии была денежная составляющая, эквивалентная Госпремии. Время было такое, что никто — ни бизнесмены, ни губернаторы — от денег не отказывались. Теперь подобными суммами наших номинантов не заинтересуешь. Их гораздо больше привлекает нематериальный аспект. И если для некоторых московских предпринимателей премия имени П.А. Столыпина — не более, чем еще один экспонат в богатой коллекции, то для бизнесменов из Большой России — это серьезный стимул. Например, фермер Сергей Фетисов из Калужской области был номинирован на премию, но проиграл. Так в следующий раз он приехал с еще более убедительными результатами и получил премию.
Еще одно отличие — теперь нет политической ангажированности. Не буду скрывать, я получал предложения "прижаться" к какому-нибудь политическому движению, влиться в партию. Но сейчас в этом не вижу смысла. Когда мы создавали премию, сразу договорились, что ежегодно учредители меняются. Так вот, начиная со второй церемонии среди учредителей — только неполитические организации.
Премия становится все менее социальной. Мы отказались от награждения лучших студенческих работ, ярких аграрных журналистов. Зато больше становится номинаций профессиональных, непосредственно связанных с агробизнесом. Мы на полном серьезе обсуждаем премии в области логистики, за лучший аграрный проект в Интернете. Это может раздражать классического агрария, который твердо стоит на земле, но наша задача — не отставать от времени.
— Кто будет определять победителей?
— Эксперты. Перед первой церемонией они сидели в зале и выставляли баллы по документам, из которых были исключены названия организаций. Интересно, что их решение на 90 процентов совпало с мнением тех экономистов, которые заранее изучали документы, зная, что за предприятие претендует на премию. Сейчас мы привлекаем к выявлению победителей ученых, учитываем мнение государственных структур, отраслевых союзов. В одних номинациях победителя определяем легко, в других положение неоднозначно. Парадоксально: никак не можем найти победителя в номинации "За эффективное использование земли". Люди, которые действительно много делают для повышения плодородия, есть, но они не хотят проявлять себя. И это не лучшим образом характеризует ситуацию, которая сложилась в земельном законодательстве.
Ну, это случай нетипичный. Обычно эксперты выявляют лучших, Общественный совет утверждает их решение. Мой голос — всего лишь один из многих.
— Александр Анатольевич, скажите прямо, лауреаты платят деньги за победу или нет?
— Наша премия принципиально отличается тем, что ее нельзя купить. За то, чтобы стать лауреатом, никто не платит. Премия — это оценка труда победителя. Но для того, чтобы попасть в телеэфир, в печать, мы предлагаем номинантам заключить договор с PR-агентством. Но не навязываем его. Есть люди, которые просто хотят стать лауреатами, им реклама не нужна. Другие по-хорошему честолюбивы, они хотят, чтобы их показали, чтобы про них написали. Это люди бизнеса, и они понимают — за такую услугу нужно платить.
— Петр Аркадьевич был бы доволен фактом существования такой премии, как вы думаете?
— Надеюсь, что был бы доволен. Его политика была направлена на развитие инициативы личности, на раскрытие творческого потенциала индивидуума. Поэтому и мы даем премии не организациям, а людям.
Мне кажутся очень важными слова Столыпина о том, что Россия сильна не миллионным сообществом, а миллионами личностей. Они и стали основным идеологическим фундаментом нашей премии.