Переводчик Лоуэнфельд: В США любят знаменитого писателя Толстоевского
В Штатах активно читают русскую литературу, рассказал специалист
А. МИТНОВИЦКАЯ: У нас в гостях Джулиан Генри Лоуэнфельд, американский поэт-драматург, судебный юрист, композитор, один из лучших переводчиков произведений Пушкина на английский язык. Здравствуйте!
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Здравствуйте! Поздравляю вас всех с днём рождения великого Александра Сергеевича Пушкина, поэта русского языка, русской души! Он — поэт поэтов.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вы пришли с книгой.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я с Пушкиным всегда. Я хотел прочитать маленькое стихотворение:
«Птичка»
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вы нам сейчас дадите английский вариант?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Though exiled, I observe, still heeding
A sacred rite from upbringing
I give a little bird its freedom
To mark the joy as birth of spring.
I’m worthy now of conciliations,
Why onto God should I complain
Since even one of his creations
Through me goes free life’s not in vain.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вам одному из немногих удаётся сохранять ритм оригинала. То есть если даже человек вообще не знает английский язык, он понимает, что как это звучит в русском, так и в английском. Предложения не становятся длиннее.
М. ШАХНАЗАРОВ: То есть форма сохраняется.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я, кстати, поэтому поводу дико спорю со многими переводчиками, в том числе и Набокова. Потому что они решили, что ладно, давайте обойдёмся без этого, это сложно.
М. ШАХНАЗАРОВ: А с чего началось знакомство с русским языком?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Это уже знаменитая история. У нас вся семья юристы: папа, дядя, дедушка, сестра. А мама — искусствовед и гитаристка. Прадедушка, кстати, был переводчиком Льва Николаевича Толстого.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Он был в Германии?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, в семье никто не говорил по-русски. И вообще была жуткая пора, «холодная война», мы все боялись. Россия была где-то далеко. Я учился тогда на втором курсе в Гарварде. И так получилось, что я шёл на пары, опаздывал и вдруг у красивых ворот Massachusetts Hall увидел барда, который бренчал на гитаре: «Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет, Господи, дай же ты каждому, чего у него нет». Я не знал тогда русского языка и не понимал, что он поёт. Подошёл и спросил, что это такое, а он не знал английского. И он сказал: «Русский». Я понял. И со мной что-то случилось.
А. МИТНОВИЦКАЯ: То есть Булат Окуджава Вас подтолкнул?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Я понял, что нужно обязательно выучить русский язык, это был действительно переломный момент в моей жизни.
А. МИТНОВИЦКАЯ: И как вы его начали учить? Поступили ещё на один факультет?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Факультет славянских языков, да.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Но была ещё и практика в Ленинграде?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. И там я выучил русский язык. Многие слушатели, наверное, занимаются английским и понимают, что можно хоть 5, хоть 10 лет складывать предложения, учить грамматику, но общаться — это сложнее. Нужна практика. Хотя бы для того, чтобы получилось заказать себе чайку.
А. МИТНОВИЦКАЯ: А с Пушкиным Вы как познакомились? Там же?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет, у меня была замечательная учительница Виктория Евгеньевна Кофф. Она заметила, что я очень неохотно хожу на курсы по морфологии и на то, что мы называли language lab — «лаборатория языка», чтобы услышать произношение робота. Не хотелось мне туда ходить, особенно в 8 утра. Она поняла, что я люблю поэзию и дала мне тогда «Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем».
А. МИТНОВИЦКАЯ: Можно я Вас сразу попрошу вариант Вашего перевода?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: I loved you once, and still, perhaps, love’s yearning
Within my soul has not quite burned away.
Yet may that nevermore you be concerning;
I would not wish you sad in any way.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Правда ведь, ритм точно сохранён.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Таким образом получается абсолютно дословный перевод. Вот это чудо.
М. ШАХНАЗАРОВ: То есть Пушкин универсален?
А. МИТНОВИЦКАЯ: Или это Вы — молодец? Другие же так точь-в-точь не переводят.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Когда я это делаю, я чувствую, что Пушкин со мной. Мне кажется, что когда я верен ему, он верен мне.
М. ШАХНАЗАРОВ: Насколько сейчас популярна русская литература в Америке? Раньше американцы восхищались Достоевским, Толстым.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я очень любил шутить о том, что они любят такого знаменитого писателя — Толстоевского.
М. ШАХНАЗАРОВ: А сейчас? На спад пошло, наверное?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: У нас есть Опра, может, вы слышали...
А. МИТНОВИЦКАЯ: Конечно.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Она вдруг открыла для себя русскую литературу и прочла «Анну Каренину». Переводчики упали со стула, когда они вдруг узнали, что им пришёл заказ на 10 миллионов книг. Она такую рекламу сделала этой книге. Я надеюсь, что когда-нибудь она откроет для себя такого поэта как Пушкин, между прочим, немножко чёрного.
М. ШАХНАЗАРОВ: Тираж 10 миллионов — это для России вообще неподъёмно. Здесь 10 тысяч — это большой тираж.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: У меня, между прочим, тираж 50 тысяч, а сейчас уже третье издание. Так что люди любят поэзию. Я иногда получаю письма от ковбоев, от людей из Аляски, из Колорадо, Нью-Мексико.
М. ШАХНАЗАРОВ: То есть Штаты можно сейчас назвать читающей страной?
А. МИТНОВИЦКАЯ: Читающей русскую литературу.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Это — огромная страна, что я знаю? Я с планеты Манхэттен.
М. ШАХНАЗАРОВ: Хороший ответ.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Сколько уже лет Вы стандартно переводите Пушкина?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нисколько не стандартно.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Когда Вы в первый раз перевели?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Кажется, это было 200-летие Пушкина.
А. МИТНОВИЦКАЯ: То есть 17 лет назад?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Это был великий праздник. А мой папа мне сказал: «Ну и что?» А я ему отвечал: «Это же Пушкин!» А он: «Это либретто Чайковского?» И тогда я ему сказал: «Так, послушай...»
А. МИТНОВИЦКАЯ: «Я должен тебе рассказать, кто такой Пушкин».
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да-да.
А. МИТНОВИЦКАЯ: 17 лет Вы этим занимаетесь. Это приносит доход?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Есть такая шутка: «Кто за квартиру платить будет? Пушкин?» А у меня так и получалось — Пушкин платил за квартиру.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Но это достаточно доходное дело — перевод русских авторов в США?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я не жалуюсь.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Это позволяет Вам комфортно жить на два города?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, но я ещё и судебный юрист.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Когда Вы успеваете?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я бы сошёл с ума без поэзии. И, может быть, если бы была только поэзия, тоже было бы сложно.
М. ШАХНАЗАРОВ: Переводчик — это же человек, который пишет книгу заново. Это серьёзная нагрузка.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нельзя так воспринимать. Тогда действительно ни одной строчки не переведёшь. Наоборот, надо всё отпустить. Я бы даже сказал, что это помогает тебе услышать самого себя, когда ты отключаешься и слушаешь таких великих людей как Пушкин, Лермонтов.
А. МИТНОВИЦКАЯ: А Вы пробовали на другие языки переводить?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я перевёл с других языков. Иногда я переводил кое-что на русский. Сейчас в новостях говорили про допинг у спортсменов, в связи с чем хочу процитировать Пушкина: «Береги честь смолоду». И ещё прочитаю его стихотворение: «Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
А. МИТНОВИЦКАЯ: «Кольца в стаканы» — это, видимо, олимпийские кольца.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Мы против допинга!
М. ШАХНАЗАРОВ: Сколько языков Вы знаете?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Девять.
А. МИТНОВИЦКАЯ: И все так, как русский?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет. Знаю английский, испанский, французский, немецкий. Португальский — чуть-чуть хуже, потому что я давно не был в Бразилии. Итальянский. Иврит раньше хорошо знал. На латыни могу читать, я даже перевёл стихи Вергилия, Катулла, Горация.
М. ШАХНАЗАРОВ: А какие у Вас увлечения?
А. МИТНОВИЦКАЯ: Когда же увлекаться? Переводчик, судебный практик!
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Иногда я люблю тупить у телека. Но редко. Люблю плавать, ходить...
М. ШАХНАЗАРОВ: Спорт любите?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да.
М. ШАХНАЗАРОВ: А смотреть?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Люблю бейсбол, потому что иногда одна команда может терять целых 3 очка, но вдруг всё переворачивается! Такого не бывает в футболе. Если там счёт 3:0, вы можете уходить со стадиона.
М. ШАХНАЗАРОВ: Не всегда, но в 90% случаев.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. А в бейсболе всякое может быть.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Михаил о спорте может говорить часами.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Пушкин тоже любил спорт. Мало кто знает, что он — первый чемпион России по лёгкому боксу. Он им стал, когда учился в лицее.
Его единственные приличные отметки, кроме французского и русского языков, были по фехтованию. А насчёт остальных предметов про него говорили: «Из него ничего не выйдет».
М. ШАХНАЗАРОВ: Ваша мама играла на гитаре, да?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Потрясающе играла.
М. ШАХНАЗАРОВ: К какой музыке Вы тяготеете?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: К классической и к романтической, лирической.
М. ШАХНАЗАРОВ: Современную музыку не очень любите?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Типа house? Нет. Джаз — может быть.
М. ШАХНАЗАРОВ: А рок?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Рок люблю.
М. ШАХНАЗАРОВ: Какие группы?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Классику — The Beatles, например. Из русских я люблю группу «Секрет».
А. МИТНОВИЦКАЯ: Потому что это — копия The Beatles.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Земфира мне нравится.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вы были на её концерте?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет, не был.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Она сейчас ещё долго не будет выступать.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, я знаю.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Она в Европу собралась ехать.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да Бог с ней, с политикой. Она — талантище. Как она летит на Тауэрским мостом! Прекрасно.
Я с ней не согласен, между прочим. Но какая разница?
М. ШАХНАЗАРОВ: Вы далеки от политики?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, слава Богу.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Я Вас к Пушкину верну. У Вас есть какие-нибудь личные вещи, принадлежащие поэту или его семье?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Это же, наверное, страшно дорого. Вы не узнавали, сколько это стоит?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Недавно кто-то из олигархов выкупил в Лондоне рукопись, которую я сейчас прочитаю, за 15 млн фунтов. Это 8 строчек:
»На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может».
Upon the Georgian hills there lies the haze of night,
Aragva"s river foames beside me.
I feel both sad and light, my melancholy"s bright,
My melancholy"s full entirely of you
and just of you... This gloominess of mine
Nothing’s tremendeing, nothing"s moving.
My heart again burns up with loving
Because why
It simply cannot not be loving.
А. МИТНОВИЦКАЯ: 15 миллионов...
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Но ведь если бы во времена Пушкина нормальные авторские права, у него бы не было проблем с деньгами. Деньги все поступали только издателю, он мог получить их только за рукопись. Поэтому он требовал 10 золотых рублей за строчку, это были тогда огромные деньги. И он написал 13 строк, в которых были сплошные точки. Ему говорят: «Что же мы будем платить 130 рублей за эти точки?» А он сказал: «Нет, это часть стихотворения».
А каждя шляпа Натальи Николаевны стоила 250 рублей.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Хитро. Вы бы хотели шляпу Натальи Николаевны?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Безусловно. Он её ни в чём не отказывал, он её обожал. Я терпеть не могу все эти теории, конспирология абсолютно чужда пушкинскому духу. Типа его убили ЦРУ, или Гончарова его не любила. Чушь это всё!
Как однажды сказала Анна Ахматова: «Побольше поэзии, поменьше третьего отделения».
А. МИТНОВИЦКАЯ: А нынешние женщины и женщины пушкинского времени насколько далеки друг от друга?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я думаю, они одинаковые. Чуть иначе одеты только. Что такое женская любовь? Это же акт любви прежде всего. И он очень часто ничем особенно не оправдан. Но способность верить в другого человека — это и есть любовь, мне кажется.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Какие у Вас планы на день? Как Вы будете отмечать?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я сяду в метро, поеду на Красную площадь и там буду читать Пушкина. Потому что это большой праздник. А завтра вечером я улетаю в Грецию, завтра у меня будет день рождения.
А. МИТНОВИЦКАЯ: С наступающим!
У нас в гостях был Джулиан Лоуэнфельд, поэт-переводчик, пушкинист. Спасибо, что пришли!
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Всего доброго!
А. МИТНОВИЦКАЯ: У нас в гостях Джулиан Генри Лоуэнфельд, американский поэт-драматург, судебный юрист, композитор, один из лучших переводчиков произведений Пушкина на английский язык. Здравствуйте!
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Здравствуйте! Поздравляю вас всех с днём рождения великого Александра Сергеевича Пушкина, поэта русского языка, русской души! Он — поэт поэтов.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вы пришли с книгой.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я с Пушкиным всегда. Я хотел прочитать маленькое стихотворение:
«Птичка»
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вы нам сейчас дадите английский вариант?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Though exiled, I observe, still heeding
A sacred rite from upbringing
I give a little bird its freedom
To mark the joy as birth of spring.
I’m worthy now of conciliations,
Why onto God should I complain
Since even one of his creations
Through me goes free life’s not in vain.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вам одному из немногих удаётся сохранять ритм оригинала. То есть если даже человек вообще не знает английский язык, он понимает, что как это звучит в русском, так и в английском. Предложения не становятся длиннее.
М. ШАХНАЗАРОВ: То есть форма сохраняется.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я, кстати, поэтому поводу дико спорю со многими переводчиками, в том числе и Набокова. Потому что они решили, что ладно, давайте обойдёмся без этого, это сложно.
М. ШАХНАЗАРОВ: А с чего началось знакомство с русским языком?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Это уже знаменитая история. У нас вся семья юристы: папа, дядя, дедушка, сестра. А мама — искусствовед и гитаристка. Прадедушка, кстати, был переводчиком Льва Николаевича Толстого.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Он был в Германии?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, в семье никто не говорил по-русски. И вообще была жуткая пора, «холодная война», мы все боялись. Россия была где-то далеко. Я учился тогда на втором курсе в Гарварде. И так получилось, что я шёл на пары, опаздывал и вдруг у красивых ворот Massachusetts Hall увидел барда, который бренчал на гитаре: «Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет, Господи, дай же ты каждому, чего у него нет». Я не знал тогда русского языка и не понимал, что он поёт. Подошёл и спросил, что это такое, а он не знал английского. И он сказал: «Русский». Я понял. И со мной что-то случилось.
А. МИТНОВИЦКАЯ: То есть Булат Окуджава Вас подтолкнул?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Я понял, что нужно обязательно выучить русский язык, это был действительно переломный момент в моей жизни.
А. МИТНОВИЦКАЯ: И как вы его начали учить? Поступили ещё на один факультет?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Факультет славянских языков, да.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Но была ещё и практика в Ленинграде?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. И там я выучил русский язык. Многие слушатели, наверное, занимаются английским и понимают, что можно хоть 5, хоть 10 лет складывать предложения, учить грамматику, но общаться — это сложнее. Нужна практика. Хотя бы для того, чтобы получилось заказать себе чайку.
А. МИТНОВИЦКАЯ: А с Пушкиным Вы как познакомились? Там же?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет, у меня была замечательная учительница Виктория Евгеньевна Кофф. Она заметила, что я очень неохотно хожу на курсы по морфологии и на то, что мы называли language lab — «лаборатория языка», чтобы услышать произношение робота. Не хотелось мне туда ходить, особенно в 8 утра. Она поняла, что я люблю поэзию и дала мне тогда «Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем».
А. МИТНОВИЦКАЯ: Можно я Вас сразу попрошу вариант Вашего перевода?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: I loved you once, and still, perhaps, love’s yearning
Within my soul has not quite burned away.
Yet may that nevermore you be concerning;
I would not wish you sad in any way.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Правда ведь, ритм точно сохранён.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Таким образом получается абсолютно дословный перевод. Вот это чудо.
М. ШАХНАЗАРОВ: То есть Пушкин универсален?
А. МИТНОВИЦКАЯ: Или это Вы — молодец? Другие же так точь-в-точь не переводят.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Когда я это делаю, я чувствую, что Пушкин со мной. Мне кажется, что когда я верен ему, он верен мне.
М. ШАХНАЗАРОВ: Насколько сейчас популярна русская литература в Америке? Раньше американцы восхищались Достоевским, Толстым.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я очень любил шутить о том, что они любят такого знаменитого писателя — Толстоевского.
М. ШАХНАЗАРОВ: А сейчас? На спад пошло, наверное?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: У нас есть Опра, может, вы слышали...
А. МИТНОВИЦКАЯ: Конечно.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Она вдруг открыла для себя русскую литературу и прочла «Анну Каренину». Переводчики упали со стула, когда они вдруг узнали, что им пришёл заказ на 10 миллионов книг. Она такую рекламу сделала этой книге. Я надеюсь, что когда-нибудь она откроет для себя такого поэта как Пушкин, между прочим, немножко чёрного.
М. ШАХНАЗАРОВ: Тираж 10 миллионов — это для России вообще неподъёмно. Здесь 10 тысяч — это большой тираж.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: У меня, между прочим, тираж 50 тысяч, а сейчас уже третье издание. Так что люди любят поэзию. Я иногда получаю письма от ковбоев, от людей из Аляски, из Колорадо, Нью-Мексико.
М. ШАХНАЗАРОВ: То есть Штаты можно сейчас назвать читающей страной?
А. МИТНОВИЦКАЯ: Читающей русскую литературу.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Это — огромная страна, что я знаю? Я с планеты Манхэттен.
М. ШАХНАЗАРОВ: Хороший ответ.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Сколько уже лет Вы стандартно переводите Пушкина?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нисколько не стандартно.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Когда Вы в первый раз перевели?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Кажется, это было 200-летие Пушкина.
А. МИТНОВИЦКАЯ: То есть 17 лет назад?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Это был великий праздник. А мой папа мне сказал: «Ну и что?» А я ему отвечал: «Это же Пушкин!» А он: «Это либретто Чайковского?» И тогда я ему сказал: «Так, послушай...»
А. МИТНОВИЦКАЯ: «Я должен тебе рассказать, кто такой Пушкин».
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да-да.
А. МИТНОВИЦКАЯ: 17 лет Вы этим занимаетесь. Это приносит доход?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Есть такая шутка: «Кто за квартиру платить будет? Пушкин?» А у меня так и получалось — Пушкин платил за квартиру.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Но это достаточно доходное дело — перевод русских авторов в США?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я не жалуюсь.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Это позволяет Вам комфортно жить на два города?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, но я ещё и судебный юрист.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Когда Вы успеваете?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я бы сошёл с ума без поэзии. И, может быть, если бы была только поэзия, тоже было бы сложно.
М. ШАХНАЗАРОВ: Переводчик — это же человек, который пишет книгу заново. Это серьёзная нагрузка.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нельзя так воспринимать. Тогда действительно ни одной строчки не переведёшь. Наоборот, надо всё отпустить. Я бы даже сказал, что это помогает тебе услышать самого себя, когда ты отключаешься и слушаешь таких великих людей как Пушкин, Лермонтов.
А. МИТНОВИЦКАЯ: А Вы пробовали на другие языки переводить?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я перевёл с других языков. Иногда я переводил кое-что на русский. Сейчас в новостях говорили про допинг у спортсменов, в связи с чем хочу процитировать Пушкина: «Береги честь смолоду». И ещё прочитаю его стихотворение: «Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
А. МИТНОВИЦКАЯ: «Кольца в стаканы» — это, видимо, олимпийские кольца.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Мы против допинга!
М. ШАХНАЗАРОВ: Сколько языков Вы знаете?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Девять.
А. МИТНОВИЦКАЯ: И все так, как русский?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет. Знаю английский, испанский, французский, немецкий. Португальский — чуть-чуть хуже, потому что я давно не был в Бразилии. Итальянский. Иврит раньше хорошо знал. На латыни могу читать, я даже перевёл стихи Вергилия, Катулла, Горация.
М. ШАХНАЗАРОВ: А какие у Вас увлечения?
А. МИТНОВИЦКАЯ: Когда же увлекаться? Переводчик, судебный практик!
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Иногда я люблю тупить у телека. Но редко. Люблю плавать, ходить...
М. ШАХНАЗАРОВ: Спорт любите?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да.
М. ШАХНАЗАРОВ: А смотреть?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Люблю бейсбол, потому что иногда одна команда может терять целых 3 очка, но вдруг всё переворачивается! Такого не бывает в футболе. Если там счёт 3:0, вы можете уходить со стадиона.
М. ШАХНАЗАРОВ: Не всегда, но в 90% случаев.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. А в бейсболе всякое может быть.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Михаил о спорте может говорить часами.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Пушкин тоже любил спорт. Мало кто знает, что он — первый чемпион России по лёгкому боксу. Он им стал, когда учился в лицее.
Его единственные приличные отметки, кроме французского и русского языков, были по фехтованию. А насчёт остальных предметов про него говорили: «Из него ничего не выйдет».
М. ШАХНАЗАРОВ: Ваша мама играла на гитаре, да?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Потрясающе играла.
М. ШАХНАЗАРОВ: К какой музыке Вы тяготеете?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: К классической и к романтической, лирической.
М. ШАХНАЗАРОВ: Современную музыку не очень любите?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Типа house? Нет. Джаз — может быть.
М. ШАХНАЗАРОВ: А рок?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Рок люблю.
М. ШАХНАЗАРОВ: Какие группы?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Классику — The Beatles, например. Из русских я люблю группу «Секрет».
А. МИТНОВИЦКАЯ: Потому что это — копия The Beatles.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Земфира мне нравится.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Вы были на её концерте?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет, не был.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Она сейчас ещё долго не будет выступать.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, я знаю.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Она в Европу собралась ехать.
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да Бог с ней, с политикой. Она — талантище. Как она летит на Тауэрским мостом! Прекрасно.
Я с ней не согласен, между прочим. Но какая разница?
М. ШАХНАЗАРОВ: Вы далеки от политики?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да, слава Богу.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Я Вас к Пушкину верну. У Вас есть какие-нибудь личные вещи, принадлежащие поэту или его семье?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Нет.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Это же, наверное, страшно дорого. Вы не узнавали, сколько это стоит?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Недавно кто-то из олигархов выкупил в Лондоне рукопись, которую я сейчас прочитаю, за 15 млн фунтов. Это 8 строчек:
»На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может».
Upon the Georgian hills there lies the haze of night,
Aragva"s river foames beside me.
I feel both sad and light, my melancholy"s bright,
My melancholy"s full entirely of you
and just of you... This gloominess of mine
Nothing’s tremendeing, nothing"s moving.
My heart again burns up with loving
Because why
It simply cannot not be loving.
А. МИТНОВИЦКАЯ: 15 миллионов...
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Да. Но ведь если бы во времена Пушкина нормальные авторские права, у него бы не было проблем с деньгами. Деньги все поступали только издателю, он мог получить их только за рукопись. Поэтому он требовал 10 золотых рублей за строчку, это были тогда огромные деньги. И он написал 13 строк, в которых были сплошные точки. Ему говорят: «Что же мы будем платить 130 рублей за эти точки?» А он сказал: «Нет, это часть стихотворения».
А каждя шляпа Натальи Николаевны стоила 250 рублей.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Хитро. Вы бы хотели шляпу Натальи Николаевны?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Безусловно. Он её ни в чём не отказывал, он её обожал. Я терпеть не могу все эти теории, конспирология абсолютно чужда пушкинскому духу. Типа его убили ЦРУ, или Гончарова его не любила. Чушь это всё!
Как однажды сказала Анна Ахматова: «Побольше поэзии, поменьше третьего отделения».
А. МИТНОВИЦКАЯ: А нынешние женщины и женщины пушкинского времени насколько далеки друг от друга?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я думаю, они одинаковые. Чуть иначе одеты только. Что такое женская любовь? Это же акт любви прежде всего. И он очень часто ничем особенно не оправдан. Но способность верить в другого человека — это и есть любовь, мне кажется.
А. МИТНОВИЦКАЯ: Какие у Вас планы на день? Как Вы будете отмечать?
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Я сяду в метро, поеду на Красную площадь и там буду читать Пушкина. Потому что это большой праздник. А завтра вечером я улетаю в Грецию, завтра у меня будет день рождения.
А. МИТНОВИЦКАЯ: С наступающим!
У нас в гостях был Джулиан Лоуэнфельд, поэт-переводчик, пушкинист. Спасибо, что пришли!
Д. ЛОУЭНФЕЛЬД: Всего доброго!