Из директоров в ханы: Эмомали Рахмон превращает Таджикистан в наследственную монархию, чем ставит под вопрос сохранение таджикской государственности
Авторитарные режимы в Средней Азии, по сути, себя исчерпали. Они уже не способны обеспечить государству достаточный экономический рост, а населению — ощущение сопричастности к этому государству. Пока эти режимы жили в относительно тепличных условиях, особой проблемы от их неэффективности не было. Но сейчас они вынуждены конкурировать с силой, обладающей куда более мощной и привлекательной идеологией, — запрещенной (в том числе в России) террористической группировкой ИГ, которая эксплуатирует идею халифата. Выдуманные общенациональные символы и архетипы (среднеазиатских государств в нынешних территориальных и этнических границах до возникновения СССР просто не существовало) объективно уступают исламизму и прописанной в нем концепции социальной справедливости — особенно на фоне колоссальной несправедливости, коррупции и кумовства среднеазиатских режимов. А ликвидация всей умеренной оппозиции приводит к тому, что за исламистами идут даже остатки национальной интеллигенции, которые просто не видят иного варианта канализации своего протеста.
Самые умные и прозорливые лидеры постсоветского пространства всерьез восприняли эту угрозу и просчитали, что лучшим рецептом от превращения их страны в халифат или территорию гражданского конфликта является, во-первых, повышение уровня жизни населения с укреплением среднего класса. А во-вторых, постепенная политическая либерализация и медленное превращение страны в настоящую демократию. Такую политику, например, проводят в Казахстане. Другие же среднеазиатские лидеры идут по совершенно иному пути — занимаются укреплением личной власти и закручиванием гаек. Пути крайне опасному, поскольку он может как раз ускорить дестабилизацию этих государств. Прежде всего того же Таджикистана.
Рахмон умел быть благодарным
22 мая в Таджикистане прошел референдум о внесении 41 изменения в конституцию страны. Одной из важнейших поправок была возможность Основателю Мира и Лидеру нации — президенту Эмомали Рахмону — баллотироваться на высший пост (читай: переизбираться) неограниченное число раз. Другая поправка снижала возрастной порог кандидата в президенты с 35 до 30 лет, дабы таджикский «кронпринц» — 29-летний сын президента Рустам Эмомали — мог участвовать в следующих выборах, если что-то произойдет с 64-летним Основателем Мира.
Население, судя по официальным данным, с самого раннего утра решило выполнить национальный долг. Уже к полудню явка составила 66% (для того чтобы референдум объявили состоявшимся, достаточно было и 50%), а итоговый показатель достиг 92%. То есть на избирательные участки пришло в общей сложности четыре миллиона граждан. Получается, даже около миллиона таджикских гастарбайтеров, работающих в России, не поленились уйти с работы, зайти в таджикское посольство или консульства (в Екатеринбурге и Уфе) и там проголосовать.
Конечно, теоретически превращение Таджикистана в наследственную монархию не является чем-то странным или даже опасным. Это скорее закономерный итог последних двадцати пяти лет государственной политики, целью которой была ликвидация всех политических сдержек и противовесов, а также отказ от современного урбанизированного демократического общества в пользу средневекового населения ханства с соответствующим уровнем гражданского сознания. Фактически через референдум по конституции Эмомали Рахмон сделал еще один шаг по этому пути, на который он вступил почти четверть века назад.
Этот путь начался во время гражданской войны в Таджикистане. В 1992 году тогдашний директор колхоза Эмомали Рахмонов был назначен сначала председателем Кулябского исполкома, а затем и главой Верховного совета страны.
Своим резким карьерным взлетом Рахмонов был обязан тогдашнему военному лидеру Народного фронта Сангаку Сафарову (первому вору в законе на территории Таджикистана), которому нужен был ручной глава государства. Через несколько месяцев Сафаров погиб при весьма странных обстоятельствах, став первым, но далеко не последним уважаемым человеком, который оказался на пути Рахмонова и ушел с него не по своей воле. После Сафарова на тот свет или в вынужденную эмиграцию отправились и другие полевые командиры, которые в свое время смотрели на главу государства как на временную фигуру.
Избавившись от бывших партнеров и опекунов внутри страны, Рахмонов принялся за внешних. Ни для кого не секрет, что его назначение в 1992 году Сафаров согласовывал с Ташкентом и Москвой. Там дали добро, поскольку видели в никому не известном Рахмонове приемлемого руководителя с точки зрения национального примирения в Таджикистане. А вот глава государства, наоборот, видел в Ташкенте и Москве назойливых опекунов, которым нужно действиями доказать свою независимость. В итоге через какое-то время отношения с Каримовым у Рахмонова дошли до взаимной драки в буквальном смысле (в регионе рассказывают, как после очередного спора Рахмонов пинками выгонял пожилого узбекского коллегу из своего кабинета). Российских же пограничников, которые боролись с афганскими наркоторговцами и их таджикскими партнерами, попросили из страны, дабы те не мешали таджикским властям организовывать взаимовыгодное сотрудничество с афганскими бизнесменами. После чего Рахмон начал культуркампф против всего российского. Русский язык был исключен из официальной сферы, а русские окончания стали удаляться из таджикских фамилий (в результате чего, собственно, Рахмонов и стал Рахмоном).
Одновременно с этим новоявленный Рахмон разбирался и с бывшей оппозицией — исламистами, которым по мирному соглашению 1997 года президент обязался дать определенное число мест в парламенте и рычаги власти на местах. Однако партнеров по сделке начали поддавливать, постепенно сокращая их присутствие в органах власти. Попытки вооруженного сопротивления (крупные начались с 2010 года) предельно жестко подавлялись. Апофеозом этой борьбы стал запрет деятельности Партии исламского возрождения Таджикистана — крупнейшей оппозиционной силы, которая противостояла диктатуре Рахмона. Эту организацию недавно обвинили в связях с ИГ. Аналогичное клеймо получил и восставший в 2015 году против местного режима генерал Абдухалим Назарзода — учитывая страх великих держав перед перспективами усиления позиций Исламского государства в регионе, этот аргумент может позволить Рахмону расправляться с любой оппозицией без угрозы особого вмешательства со стороны Москвы или Вашингтона.
Рахмон правит, Рахмон торгует, Рахмон танцует
Не удивительно, что за время столь неоднозначного правления Эмомали Рахмон нажил себе огромное число врагов. Как внутри страны так и вовне.
Отношение к президенту со стороны таджикских элит крайне неоднозначно. Дело в том, что страна еще до советских времен была разделена на влиятельные кланы, за каждым из которых закреплялась какая-то деятельность. «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует» — говорит таджикская пословица. И если в принципе население согласилось на замену во власти ленинабадских (которые правили ей почти весь советский период и от которых все устали) на кулябских, то тотальное перераспределение богатств страны в пользу президента и его окружения не может устраивать таджикские элиты. В том числе и часть кулябских, которых отстранила от власти «семья» президента. Судя по содержанию опубликованных ресурсом Wikileaks американских депеш, с точки зрения получения своей доли таджикскому президенту не была свойственна ни умеренность, ни прозорливость. «Рахмон предпочитает получить 90 процентов от пирога размером в десять долларов, чем треть пирога размером в сто долларов», — говорилось в американской дипломатической депеше, опубликованной Wikileaks. Возможно, это можно было бы назвать преувеличением, если бы президент не демонстрировал такой подход в повседневной жизни. Например, когда Таджикистану не хватило средств на постройку Рогунской ГЭС (считается, что деньги были разворованы), Эмомали Рахмон сделал проект народным — то есть вынудил нищее население отдавать часть мизерных доходов на финансирование электростанции.
С соседями у президента тоже не складывается. Отношения с Узбекистаном дошли от личного конфликта с Исламом Каримовым до состояния холодной войны, афганские пуштуны не испытывают к Душанбе особо теплых чувств (Рахмон открыто поддерживал таджикских полевых командиров, которые, по мнению пуштунов, оккупировали их страну, и теперь те же талибы не против прийти в гости к Рахмону и лично отблагодарить его). Попытки же продаться американцам не привели к особому успеху из-за сомнения последних в договороспособности и перспективах режима. Судя по докладам Wikileaks, таджикские власти за американское финансирование проектов «строительства электростанций, тоннелей в Пакистан и мостов в никуда» готовы даже разместить в стране базу ВВС США. По сути, единственным долгосрочным партнером страны является Россия.
Наличие стольких врагов обычно приводит к возможности госпереворота. И до недавнего времени Рахмон нивелировал эту возможность за счет трех факторов: альтернативных источниках доходов населения, поддержки армии и памяти о гражданской войне. Сейчас же действует лишь последний.
Так, жители одной из беднейших республик региона (где ВВП на душу населения составляет порядка 2,7 тысячи долларов в год) больше не могут игнорировать экономическую политику государства, нацеленную не на обеспечение экономического роста, а на борьбу с ношением бород и золотых зубами. Если раньше таджики выезжали на работу в России и содержали свои семьи за счет денежных переводов из нашей страны, то сейчас из-за кризиса и резкого роста доллара их возможности ограничены. По некоторым данным, за первые три квартала 2015 года переводы из России в Таджикистан сократились на 65,1% по сравнению с аналогичным периодом 2014 года и составили 1,05 млрд долларов. Часть людей вернулась домой и просто не может найти работу (по неофициальным данным, безработица в Таджикистане составляет до 50%). С поддержкой армии тоже не все гладко. Бегство к сирийским боевикам полковника Гулмурода Халимова, командира таджикского ОМОН, показало, что даже военные из ближайшего окружения семьи Рахмона (а Халимов был протеже Рустама Эмомали) устали от режима.
В итоге эксперты не исключают, что превращение страны в наследственную монархию может стать спусковым крючком для окончательной дестабилизации ситуации в республике и поставить ее на грань гражданской войны. Которая не принесет ничего хорошего ни республике, ни ее соседям по региону.
Дорогое молчание
И в этой связи возникает ряд серьезных вопросов к позиции России, которая в последние годы ведет себя излишне осторожно в отношении ряда близоруких режимов на постсоветском пространстве.
Москва взирает на превращение Таджикистана в наследственную монархию с олимпийским спокойствием. Глава миссии наблюдателей СНГ Владимир Гаркун заявил, что «референдум прошел в свободной открытой атмосфере, населению была предоставлена возможность свободного волеизъявления». Молчание Москвы, возможно, отчасти связано с тем, что в России не хотят прекращения участия Таджикистана в Евразийском интеграционном проекте (хотя, строго говоря, страна еще не доросла до вхождения в этот проект, который должен развиваться не вширь, а вглубь). Не секрет, что одним из элементов российской внешней политики является отказ от давления на режимы с целью их модификации (как делают, например, США, привязывая продажи оружия Вьетнаму или Египту с соблюдением в этих странах прав человека). Подобный подход повышает доверие к России, однако применять его в отношении столь важной для наших интересов страны, как Таджикистан, крайне рискованно.
Ну и, наконец, в России просто бытует мнение, что лучше уж светский диктатор, чем исламист. Ряд российских аналитиков уверяют, что в Таджикистане ничего уникального не происходит, что это далеко не первая страна Средней Азии, где лидеру дают громкие титулы и позволяют пожизненно переизбираться. Однако в том же Казахстане Елбасы — президент страны Нурсултан Назарбаев, вообще говоря, этого заслужил. Он добился для своей страны экономического роста, проводил очень взвешенную внешнюю и внутреннюю политику, и действительно занимается реформами. В Туркменистане ритуальное целование министрами 35-й книги президента Бердымухамедова, посвященной чаю, тоже, в общем-то, не так опасно — власти вкладывают значительные средства из газовых доходов страны в социальную сферу. В нищем же Таджикистане эти действия могут привести к перевороту (не революции среднего класса, а именно перевороту силами обозленной бедноты и кланов), который ввергнет страну в новую гражданскую войну.
Очевидно, что Россия от участия в этом конфликте никуда не деться — и не только потому, что там находится российская база, и даже не из-за членства Таджикистана в ОДКБ и евразийских структурах. Этот конфликт чреват резкой радикализацией «южного подбрюшья» нашей страны и миллионами беженцев из региона. Многие эксперты соглашаются с тем, что гражданский конфликт в Таджикистане, особенно с широким участием местных и зарубежных радикальных исламистов, может стать детонатором для всего среднеазиатского пространства, разбор завалов которого, будет стоить России миллиарды долларов. Возможно, гораздо проще и дешевле сейчас занять более жесткую и принципиальную позицию в отношении тех, чьи амбиции и близорукость этот детонатор вольно или невольно активируют.
Геворг Мирзаян
Самые умные и прозорливые лидеры постсоветского пространства всерьез восприняли эту угрозу и просчитали, что лучшим рецептом от превращения их страны в халифат или территорию гражданского конфликта является, во-первых, повышение уровня жизни населения с укреплением среднего класса. А во-вторых, постепенная политическая либерализация и медленное превращение страны в настоящую демократию. Такую политику, например, проводят в Казахстане. Другие же среднеазиатские лидеры идут по совершенно иному пути — занимаются укреплением личной власти и закручиванием гаек. Пути крайне опасному, поскольку он может как раз ускорить дестабилизацию этих государств. Прежде всего того же Таджикистана.
Рахмон умел быть благодарным
22 мая в Таджикистане прошел референдум о внесении 41 изменения в конституцию страны. Одной из важнейших поправок была возможность Основателю Мира и Лидеру нации — президенту Эмомали Рахмону — баллотироваться на высший пост (читай: переизбираться) неограниченное число раз. Другая поправка снижала возрастной порог кандидата в президенты с 35 до 30 лет, дабы таджикский «кронпринц» — 29-летний сын президента Рустам Эмомали — мог участвовать в следующих выборах, если что-то произойдет с 64-летним Основателем Мира.
Население, судя по официальным данным, с самого раннего утра решило выполнить национальный долг. Уже к полудню явка составила 66% (для того чтобы референдум объявили состоявшимся, достаточно было и 50%), а итоговый показатель достиг 92%. То есть на избирательные участки пришло в общей сложности четыре миллиона граждан. Получается, даже около миллиона таджикских гастарбайтеров, работающих в России, не поленились уйти с работы, зайти в таджикское посольство или консульства (в Екатеринбурге и Уфе) и там проголосовать.
Конечно, теоретически превращение Таджикистана в наследственную монархию не является чем-то странным или даже опасным. Это скорее закономерный итог последних двадцати пяти лет государственной политики, целью которой была ликвидация всех политических сдержек и противовесов, а также отказ от современного урбанизированного демократического общества в пользу средневекового населения ханства с соответствующим уровнем гражданского сознания. Фактически через референдум по конституции Эмомали Рахмон сделал еще один шаг по этому пути, на который он вступил почти четверть века назад.
Этот путь начался во время гражданской войны в Таджикистане. В 1992 году тогдашний директор колхоза Эмомали Рахмонов был назначен сначала председателем Кулябского исполкома, а затем и главой Верховного совета страны.
Своим резким карьерным взлетом Рахмонов был обязан тогдашнему военному лидеру Народного фронта Сангаку Сафарову (первому вору в законе на территории Таджикистана), которому нужен был ручной глава государства. Через несколько месяцев Сафаров погиб при весьма странных обстоятельствах, став первым, но далеко не последним уважаемым человеком, который оказался на пути Рахмонова и ушел с него не по своей воле. После Сафарова на тот свет или в вынужденную эмиграцию отправились и другие полевые командиры, которые в свое время смотрели на главу государства как на временную фигуру.
Избавившись от бывших партнеров и опекунов внутри страны, Рахмонов принялся за внешних. Ни для кого не секрет, что его назначение в 1992 году Сафаров согласовывал с Ташкентом и Москвой. Там дали добро, поскольку видели в никому не известном Рахмонове приемлемого руководителя с точки зрения национального примирения в Таджикистане. А вот глава государства, наоборот, видел в Ташкенте и Москве назойливых опекунов, которым нужно действиями доказать свою независимость. В итоге через какое-то время отношения с Каримовым у Рахмонова дошли до взаимной драки в буквальном смысле (в регионе рассказывают, как после очередного спора Рахмонов пинками выгонял пожилого узбекского коллегу из своего кабинета). Российских же пограничников, которые боролись с афганскими наркоторговцами и их таджикскими партнерами, попросили из страны, дабы те не мешали таджикским властям организовывать взаимовыгодное сотрудничество с афганскими бизнесменами. После чего Рахмон начал культуркампф против всего российского. Русский язык был исключен из официальной сферы, а русские окончания стали удаляться из таджикских фамилий (в результате чего, собственно, Рахмонов и стал Рахмоном).
Одновременно с этим новоявленный Рахмон разбирался и с бывшей оппозицией — исламистами, которым по мирному соглашению 1997 года президент обязался дать определенное число мест в парламенте и рычаги власти на местах. Однако партнеров по сделке начали поддавливать, постепенно сокращая их присутствие в органах власти. Попытки вооруженного сопротивления (крупные начались с 2010 года) предельно жестко подавлялись. Апофеозом этой борьбы стал запрет деятельности Партии исламского возрождения Таджикистана — крупнейшей оппозиционной силы, которая противостояла диктатуре Рахмона. Эту организацию недавно обвинили в связях с ИГ. Аналогичное клеймо получил и восставший в 2015 году против местного режима генерал Абдухалим Назарзода — учитывая страх великих держав перед перспективами усиления позиций Исламского государства в регионе, этот аргумент может позволить Рахмону расправляться с любой оппозицией без угрозы особого вмешательства со стороны Москвы или Вашингтона.
Рахмон правит, Рахмон торгует, Рахмон танцует
Не удивительно, что за время столь неоднозначного правления Эмомали Рахмон нажил себе огромное число врагов. Как внутри страны так и вовне.
Отношение к президенту со стороны таджикских элит крайне неоднозначно. Дело в том, что страна еще до советских времен была разделена на влиятельные кланы, за каждым из которых закреплялась какая-то деятельность. «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, а Каратегин торгует» — говорит таджикская пословица. И если в принципе население согласилось на замену во власти ленинабадских (которые правили ей почти весь советский период и от которых все устали) на кулябских, то тотальное перераспределение богатств страны в пользу президента и его окружения не может устраивать таджикские элиты. В том числе и часть кулябских, которых отстранила от власти «семья» президента. Судя по содержанию опубликованных ресурсом Wikileaks американских депеш, с точки зрения получения своей доли таджикскому президенту не была свойственна ни умеренность, ни прозорливость. «Рахмон предпочитает получить 90 процентов от пирога размером в десять долларов, чем треть пирога размером в сто долларов», — говорилось в американской дипломатической депеше, опубликованной Wikileaks. Возможно, это можно было бы назвать преувеличением, если бы президент не демонстрировал такой подход в повседневной жизни. Например, когда Таджикистану не хватило средств на постройку Рогунской ГЭС (считается, что деньги были разворованы), Эмомали Рахмон сделал проект народным — то есть вынудил нищее население отдавать часть мизерных доходов на финансирование электростанции.
С соседями у президента тоже не складывается. Отношения с Узбекистаном дошли от личного конфликта с Исламом Каримовым до состояния холодной войны, афганские пуштуны не испытывают к Душанбе особо теплых чувств (Рахмон открыто поддерживал таджикских полевых командиров, которые, по мнению пуштунов, оккупировали их страну, и теперь те же талибы не против прийти в гости к Рахмону и лично отблагодарить его). Попытки же продаться американцам не привели к особому успеху из-за сомнения последних в договороспособности и перспективах режима. Судя по докладам Wikileaks, таджикские власти за американское финансирование проектов «строительства электростанций, тоннелей в Пакистан и мостов в никуда» готовы даже разместить в стране базу ВВС США. По сути, единственным долгосрочным партнером страны является Россия.
Наличие стольких врагов обычно приводит к возможности госпереворота. И до недавнего времени Рахмон нивелировал эту возможность за счет трех факторов: альтернативных источниках доходов населения, поддержки армии и памяти о гражданской войне. Сейчас же действует лишь последний.
Так, жители одной из беднейших республик региона (где ВВП на душу населения составляет порядка 2,7 тысячи долларов в год) больше не могут игнорировать экономическую политику государства, нацеленную не на обеспечение экономического роста, а на борьбу с ношением бород и золотых зубами. Если раньше таджики выезжали на работу в России и содержали свои семьи за счет денежных переводов из нашей страны, то сейчас из-за кризиса и резкого роста доллара их возможности ограничены. По некоторым данным, за первые три квартала 2015 года переводы из России в Таджикистан сократились на 65,1% по сравнению с аналогичным периодом 2014 года и составили 1,05 млрд долларов. Часть людей вернулась домой и просто не может найти работу (по неофициальным данным, безработица в Таджикистане составляет до 50%). С поддержкой армии тоже не все гладко. Бегство к сирийским боевикам полковника Гулмурода Халимова, командира таджикского ОМОН, показало, что даже военные из ближайшего окружения семьи Рахмона (а Халимов был протеже Рустама Эмомали) устали от режима.
В итоге эксперты не исключают, что превращение страны в наследственную монархию может стать спусковым крючком для окончательной дестабилизации ситуации в республике и поставить ее на грань гражданской войны. Которая не принесет ничего хорошего ни республике, ни ее соседям по региону.
Дорогое молчание
И в этой связи возникает ряд серьезных вопросов к позиции России, которая в последние годы ведет себя излишне осторожно в отношении ряда близоруких режимов на постсоветском пространстве.
Москва взирает на превращение Таджикистана в наследственную монархию с олимпийским спокойствием. Глава миссии наблюдателей СНГ Владимир Гаркун заявил, что «референдум прошел в свободной открытой атмосфере, населению была предоставлена возможность свободного волеизъявления». Молчание Москвы, возможно, отчасти связано с тем, что в России не хотят прекращения участия Таджикистана в Евразийском интеграционном проекте (хотя, строго говоря, страна еще не доросла до вхождения в этот проект, который должен развиваться не вширь, а вглубь). Не секрет, что одним из элементов российской внешней политики является отказ от давления на режимы с целью их модификации (как делают, например, США, привязывая продажи оружия Вьетнаму или Египту с соблюдением в этих странах прав человека). Подобный подход повышает доверие к России, однако применять его в отношении столь важной для наших интересов страны, как Таджикистан, крайне рискованно.
Ну и, наконец, в России просто бытует мнение, что лучше уж светский диктатор, чем исламист. Ряд российских аналитиков уверяют, что в Таджикистане ничего уникального не происходит, что это далеко не первая страна Средней Азии, где лидеру дают громкие титулы и позволяют пожизненно переизбираться. Однако в том же Казахстане Елбасы — президент страны Нурсултан Назарбаев, вообще говоря, этого заслужил. Он добился для своей страны экономического роста, проводил очень взвешенную внешнюю и внутреннюю политику, и действительно занимается реформами. В Туркменистане ритуальное целование министрами 35-й книги президента Бердымухамедова, посвященной чаю, тоже, в общем-то, не так опасно — власти вкладывают значительные средства из газовых доходов страны в социальную сферу. В нищем же Таджикистане эти действия могут привести к перевороту (не революции среднего класса, а именно перевороту силами обозленной бедноты и кланов), который ввергнет страну в новую гражданскую войну.
Очевидно, что Россия от участия в этом конфликте никуда не деться — и не только потому, что там находится российская база, и даже не из-за членства Таджикистана в ОДКБ и евразийских структурах. Этот конфликт чреват резкой радикализацией «южного подбрюшья» нашей страны и миллионами беженцев из региона. Многие эксперты соглашаются с тем, что гражданский конфликт в Таджикистане, особенно с широким участием местных и зарубежных радикальных исламистов, может стать детонатором для всего среднеазиатского пространства, разбор завалов которого, будет стоить России миллиарды долларов. Возможно, гораздо проще и дешевле сейчас занять более жесткую и принципиальную позицию в отношении тех, чьи амбиции и близорукость этот детонатор вольно или невольно активируют.
Геворг Мирзаян