Лакомый кусок, на который слетаются самые жирные мухи

Помнится, лет пять - десять назад журналисты с удивлением описывали криминальную практику государственных аукционов в России, сравнивая ее с американскими реалиями. Тогда писалось, что если бы в заокеанской прессе обнародовали хотя бы десятую долю российских разоблачений преступной спайки государственных чиновников и, с позволения сказать, предпринимателей, то неистово закрутились бы жернова правосудия, очистились бы многие синекуры, а многочисленные «белые воротнички» украсили бы своим присутствием тюремные нары.

И что же мы видим сегодня? В Америке вскрываются не просто случаи частного воровства, а скоординированная деятельность целых картелей, в которые вовлечены государственные служащие и сотрудники самых именитых банков страны. Нанесенный урон исчисляется сотнями миллиардов долларов, а жертвами выступают не одиночные юридические или физические лица, а, как в случае с Каролло и Ко, «практически все штаты, дистрикты и территории Соединенных Штатов» (цитата из судебного заключения)!

Только вдумайтесь в эти факты: крупнейшие банки страны — GE Capital, J.P. Morgan Chase, Bank of America, UBS, Lehman Brothers, Bear Stearns, Wachovia (и это лишь вершина айсберга!) — на протяжении более десяти лет регулярно, методично и деловито обкрадывали школы, больницы, библиотеки, роддома, коммунальные службы, власти городов и штатов! Обкрадывали в подлом сговоре между собой, выступая единым фронтом против населения собственной страны. Обкрадывали бы и дальше, если б не случайная засветка горстки статистов, которые, видимо, почувствовав полную безнаказанность, начали открыто проговариваться в телефонных беседах, даже зная, что линии прослушиваются!

Лакомый кусок

Воровской сюжет дела До­ми­ни­ка Каролло, Стивена Гольдберга и Питера Гримма завязан на одной из самых доходных сфер финансовой жизни Америки — муниципальных облигациях. Правительственные структуры — штаты, графства и города, а также подведомственные государственные организации — школы, коммунальные хозяйства и т. п. — постоянно испытывают потребность в финансировании своих текущих проектов. Для строительства новых учебных корпусов, общежитий, дорог, стадионов, станций водозабора, канализации и очистных сооружений требуются деньги, и основным источником финансирования традиционно выступают долговые обязательства — облигации. Бумаги эти варьируются по типу, срокам погашения и купонам, но для удобства объединяются одним термином — «муниципальный долг». Государственные и подведомственные государству структуры, одалживающие деньги, называются «эмитентами».

Рынок муниципального долга в США колоссален. Скажем, в 2001 и 2008 годах в США было эмитировано более 800 миллиардов долларов, а общий объем открытой эмиссии составляет 3,7 триллиона долларов (для сравнения: годовой национальный продукт России в 2011 году равнялся 1,79 триллиона долларов — более чем в два раза меньше американского муниципального долга).

Было бы удивительно, если б на столь лакомый кусок не слетелись все самые жирные мухи. Они и слетелись: крупнейшие банки Америки полагают рынок муниципального долга приоритетным направлением в своей деятельности. Каким образом банки могут взаимодействовать с государственными структурами, эмитирующими долговые обязательства? Очевидно, что они организуют саму долговую эмиссию для одалживающихся государственных организаций, как и полагается банкам по статусу.

Но это еще не все. После того как облигации выпущены и распроданы, деньги поступают на специальный, не облагаемый налогами счет, принадлежащий государственному эмитенту. Хитрость, однако, в том, что городу, штату, больнице или школе все эти деньги не нужны сразу, поскольку они расходуются по мере реализации проекта, под который, собственно, и создавалась эмиссия. Скажем, если строится новая больница, то сперва выделяются деньги на создание логистики, затем — на подготовку фундамента, спустя какое-то время — на строительные работы, потом — отделку помещения, закупку оборудования и т. д.

Выгодное размещение муниципальных денег

Чтобы деньги не пролеживали бесцельно на счете, эмитенты стремятся повыгоднее их разместить в различные финансовые инструменты — все-таки им предстоит выплачивать проценты и погашать основную задолженность по выпущенным облигациям. Тут-то к государственным структурам и приходят на помощь банки — по второму кругу. Эмитент вкладывает излишки поступлений от своей долговой эмиссии в специальный инвестиционный продукт, который называется «инвестиционным соглашением» (investment agreement). Размер такого продукта варьируется от нескольких сотен тысяч до нескольких сотен миллионов долларов, а срок его жизни — от одного месяца до тридцати лет.

Банки, инвестиционные фонды и страховые компании формируют инвестиционные соглашения и продают их муниципальным организациям через своих посредников. Вся эта братия носит гордое имя — «провайдеры».

Роковой треугольник

Эмитенты муниципального долга, стремясь разместить денежные излишки с максимальной для себя выгодой, подбирают инвестиционные соглашения на специальном аукционе, который жестко регулируется федеральным законом и контролируется Казначейством США и Службой по внутреннему налогообложению (IRS). Для организации таких аукционов эмитенты пользуются услугами сторонних частных структур, которые называются «брокерами». Задача брокера — обеспечить честное и открытое проведение аукциона для выявления самого выгодного для эмитента финансового инструмента — инвестиционного соглашения. За эти услуги эмитент платит брокеру комиссию. Соответственно, инвестиционные соглашения готовят «провайдеры» (банки, страховщики и т.п.).

Именно в этом треугольнике — «эмитент—брокер—провайдер» — десятилетиями и воровались деньги. Воровались брокерами, регулярно вступавшими в преступный сговор с провайдерами, вместо того чтобы защищать интересы эмитентов муниципального долга (а в конечном счете — налогоплательщиков).

Главные требования закона: 1) для участия в аукционах допускаются любые провайдеры, готовые предоставить эмитентам самые выгодные условия инвестиционного соглашения; 2) провайдеры действуют самостоятельно и не имеют доступа к информации, разглашающей размеры инвестиционного соглашения и — что важно! — процентную ставку, предложенную другими соискателями на аукционе (так называемое правило запрета последней подсказки — no last looks provision).

Теперь, когда все фигуры на доске расставлены, посмотрим, что вытворяли банки и финансовые посредники (брокеры), принявшие участие в самом масштабном и продолжительном обворовывании налогоплательщиков.

За долю малую

Первоначальная засветка случилась на самом низовом уровне. В ноябре 2006 года федеральные агенты неожиданно произвели рейд на офис CDR, мелкого брокера, работавшего напрямую с Домиником Каролло и двумя его подчиненными (все — сотрудники банка GE Capital). Руководство CDR, застигнутое врасплох, не успело уничтожить документальные свидетельства бесчисленных сговоров и договорных сделок, заключенных между брокером и провайдерами, среди которых числились все крупнейшие банки Америки, в том числе и GE Capital.

Перед лицом неопровержимых улик менеджеры CDR пошли на судебную сделку с государством и согласились участвовать в гигантской по масштабу операции, направленной на выявление всей сети преступного банковского картеля. Результатом этой сделки стали записи 570 тысяч (!) телефонных разговоров, которые сотрудники CDR вели со своими подельниками в офисах провайдеров (банков, страховых компаний и проч.).

Каролло, Гольдберг и Гримм из GE Capital засветились особо красочно, выболтав по телефону самые сокровенные детали своих махинаций, за что и поплатились: после ряда судебных процессов над сотрудниками низового звена из числа брокеров, которые прошли в период с 2008 по 2011 год, государственные обвинители добрались до вершины пирамиды — провайдеров, хотя и сумели зацепить лишь самую мелочь (Каролло и Ко). На них и легла вся тяжесть обвинений.

Как воровали деньги американские банкиры у своего народа

Номинально были задействованы десятки и даже сотни хитроумных схем, но по сути все они сводились к пошлому примитиву: подкупу провайдерами брокеров. Брокеры, как вы помните, нанимались муниципальными эмитентами для того, чтобы организовать честные аукционы инвестиционных соглашений и защитить интересы эмитентов. А брокеры (по делу их проходят многие дюжины, CDR — лишь один из них) вступили в преступный сговор с провайдерами инвестиционных соглашений.

Вместо честных и открытых аукционов брокеры инсценировали полнейшую буффонаду. Провайдеры, предварительно договорившись, распределяли между собой «добычу», действуя по принципу взаимной выгоды. Скажем, на аукционе по подбору инвестиционного соглашения для города А победа заранее, то есть еще до начала аукциона, резервировалась за Bank of America, на аукционе для города В — за J.P. Morgan Chase, на аукционе для школы С — за GE Capital, на аукционе для коммунального хозяйства графства D — за Wells Fargo, и так далее.

После заключения сделки брокер разыгрывал перед своим нанимателем — муниципальным эмитентом — дешевый спектакль: поступала заявка от провайдера № 1, предлагавшего, допустим, инвестиционное соглашение с доходностью 4,75% годовых, затем — от провайдера № 2 с доходностью 4,8%, а следом — от провайдера № 3 — на 4,85%. Затем наступал черед заранее определенного «победителя», провайдера № 4, которому брокер в нарушение законодательства сливал всю информацию по ставкам конкурентов. Провайдер № 4 был готов взять у муниципального эмитента свободные деньги под 5%, но, предупрежденный брокером о максимальной ставке конкурентов (4,85%), великодушно выставлял заявку на 4,9% и выигрывал аукцион.

Счастливый муниципальный эмитент подписывал инвестиционное соглашение с самой высокой ставкой на аукционе и выплачивал брокеру за честную работу жирные комиссионные. Ну а брокер вместе со своими подельниками в штате провайдера делили между собой маржу — те самые «лишние» 0,1%. Ту самую маржу, которую не добирал муниципальный эмитент.

0,1% — много это или мало? При среднем размере инвестиционного соглашения в несколько миллионов долларов, помноженном на десятки тысяч аукционов в год, да еще раз помноженном на десять лет... В суде так и не сумели подсчитать даже приблизительно, сколько десятков и сотен миллиардов долларов провайдеры и брокеры не донесли до карманов налогоплательщиков! Стороны защиты и обвинения сошлись во мнении, что увели много.

Аргонавты

Публицист Матт Тайбби, анализируя материалы уголовного дела «США против Каролло и Ко», больше всего был поражен сходством фактуры преступлений банкиров XXI века с деятельностью итальянской мафии в 1970–1980-е годы, которая была связана с махинациями на рынке государственных подрядов на строительство и сбор мусора. Современные финансисты не только подкупали государственных чиновников подобно своим предшественникам из «Коза ностры», но даже общались между собой на изощренной воровской фене, разве что адаптированной под реалии современного финансового рынка!

Приведу лишь один из множества случаев подкупа, отраженных в материалах дела «США против Каролло и Ко».

Даг Гольдберг, брокер CDR, признался на суде, что получил от своего начальника Стюарта Уолмарка чек на 25 тысяч долларов, который он затем передал в организацию под названием Moving America Forward («Америка, вперед!»), представлявшую собой комитет политического действия тогдашнего губернатора штата Нью-Мексико и теплого кореша президента Барака Обамы Билла Ричардсона. Ричардсон, по словам Гольдберга, очень обрадовался, похлопал брокера по плечу и сказал: «Передай своему большому парню, что я вас, ребята, не оставлю без работы» («Tell the big guy I’m going to hire you guys!»). Разбор событий, последовавших за этим эпизодом, в зале суда происходил следующим образом.

Обвинение. Вскоре после этого штат Нью-Мексико нанял CDR в качестве брокера, чтобы подобрать инвестиционное соглашение на сумму в 400 миллионов долларов, — это правильно?

Гольдберг. Да.

Обвинение. Поначалу вы не знали, что в конверте был чек на 25 тысяч долларов?

Гольдберг. Не знал.

Обвинение. Впоследствии вы также узнали, что CDR передало губернатору Ричардсону еще 75 тысяч?

Гольдберг. Да. Я узнал об этом позже.

Обвинение. Через некоторое время CDR в обмен на эти два чека получил подряд, на котором заработал более миллиона долларов комиссионных?

Гольдберг. Да.

Самое феноменальное в этой иллюстрации: штат Нью-Мексико, помимо CDR, нанял также другого брокера, который, собственно, и занимался организацией аукциона по инвестиционному соглашению. То есть контора CDR, «пожертвовав» на благое дело «продвижения Америки вперед» 100 тысяч долларов, получила 1,5 миллиона долларов комиссионных за работу, которую ей к тому же еще и не пришлось делать! «Неслабая такая неработа!» — с сарказмом восхищается Матт Тайбби.

Современная семиотика усматривает главное отличие художественного образа от научного факта в избыточности информации. Художественный образ лишь кажется более упрощенным в сравнении с точным знанием, на самом же деле его коммуникационная составляющая стремится к бесконечности. Справедливость этой аксиомы я полностью ощутил, пока наслаждался изучением криптожаргона, на котором изъяснялись сотрудники финансовых организаций при заключении сделок.

Весь смысл этого арго сводился к одному — скрыть от посторонних истинный (преступный) смысл договоренностей. В результате созданный художественный образ отливался в поистине эпическую картину тотальной деградации морали в эпоху доминирования финансового капитала.

Предлагаю читателям хоть отчасти разделить со мной удовольствие от изучения американского финансово-воровского вокабуляра и «понятий»:

«Нужна заявка» («Need a bid») — это запрос на фальшивую заявку, которая должна поступить от стороннего провайдера, заранее согласного на поражение в аукционе.

«У тебя есть представление о рынке?» («Any idea of the market?») или «Ты видел рынок?» («Did you see the market?») — это запрос на получение цифр, отражающих размер и процент заявок, поступивших на аукционе от конкурентов.

«Как там насчет свопа на подходе?» («You got some swaps coming up?») — элегантным словом «своп» брокеры обозначали банальный откат, который провайдер был согласен сделать в обмен на победу на аукционе.

«Определить уровень» («figuring out the level») — назвать минимальный размер процентной доходности инвестиционного соглашения, которая позволит победить на аукционе.

«Вытянуть пять центов из свопа» («Pull a nickel out of that swap») — опустить заявку провайдера на 0,05% для уменьшения доходности инвестиционного соглашения и пропорционального увеличения отката в карман брокера.

Согласитесь, эта сочная феня передает портрет современного бандита-банкира гораздо рельефнее, чем любые цифры и таблицы с перечислением откатов и уворованных у налогоплательщиков денег.

Аттракцион неслыханного довольства

Что же получается в сухом остатке

Фантастический по размаху спектакль воровства с ничтожным по результатам суда наказанием. Как я уже сказал, главные преступники — крупнейшие банки страны — откупились от государства штрафами, а мелкая сошка, назначенная на заклание, отделалась косметическими сроками.

Возвращаемся теперь к сакраментальному вопросу, поднятому в начале нашего эссе: «Что же такое творится с миром?» Ответ я нашел в тактике, которую избрала защита на судебном процессе, представленная, кстати, самыми звездными и высокооплачиваемыми адвокатами Америки.

Вы думаете, адвокаты пытались ссылаться на то, что их подзащитные не ведают, что творят? Что не имели злого умысла? Что были неопытными и наивными? Глупыми, наконец? Да ничего подобного! Защита постоянно и согласованно гнула четкую линию: о каком составе преступления может идти речь, если все довольны?!

В самом деле: разве муниципальные эмитенты получали не самую высокую процентную ставку в результате аукциона по своим инвестиционным соглашениям? Самую! Так какого же черта?! «Муниципалы» уходили с аукциона страшно довольными — и оставались бы таковыми и поныне, если бы следствие не разворошило улей. Банки-провайдеры были довольны. Брокеры были довольны. Все были довольны! О какой же преступной деятельности может идти речь?!

Аргумент обвинения, что эмитенты на каждом аукционе не добирали долей процентов, которые в итоге отливались в миллионы долларов недополученной прибыли, жестко отметались защитой на том основании, что свободный рынок не обязан предоставлять самую высокую доходность из возможных. Рынок делает справедливое предложение (fair bid), то есть такое, которое устраивает не только продавца (эмитента), но и покупателя (провайдера), и посредника (брокера)!

Безупречная логика. Безу­преч­ная для общества, в котором мораль не ночевала. Именно такое, какое мы все и построили.