The Moscow Times: Поведение России становится все более самоуверенным по мере того, как природные богатства превращаются в резервы Центробанка
Продолжающиеся действия Кремля по усилению своего господства над энергетическим сектором России и по использованию его в качестве инструмента укрепления экономики и международных позиций Москвы часто расцениваются как попытка следования успешной "китайской модели" развития под руководством государства. Но если российское правительство хочет получить те же экономические результаты, не говоря уже о значительном и постоянно возрастающем международном влиянии, которое обрел Китай, ему следует тщательно изучить и внешнюю политику Пекина, - пишет The Moscow Times в статье "Трудный пример для подражания".
Поведение России на международной арене становится все более самоуверенным по мере того, как природные богатства страны превращаются в резервы Центробанка, составляющие сегодня 268 миллиардов долларов, а также в деньги Стабилизационного Фонда, достигшего уровня в 71 миллиард долларов. Свидетельством такой напористости в поведении стали жесткие действия Москвы в ходе ее спора с Украиной по поводу цен на природный газ, а также еще более жесткое обращение с Грузией после приобретшего широкую известность ареста в Тбилиси офицеров российской армии, обвиненных в шпионаже. Еще одним свидетельством этого стал раздраженный тон высокопоставленных российских руководителей, которым они разговаривают с Соединенными Штатами Америки.
Контраст с Китаем проявляется во многих аспектах. Если смотреть строго на экономическую статистику, резервы центрального банка Пекина составляют 988 миллиардов долларов - почти в четыре раза больше, чем у России. Только за первые девять месяцев 2006 г. они увеличились где-то на 169 миллиардов - а это две трети всех российских резервов. И в отличие от роста резервов иностранной валюты в России, данное увеличение достигнуто вопреки высоким ценам на нефть, а не благодаря им.
Если рассматривать ситуацию в более широком плане - с точки зрения паритета покупательной способности, то объем китайской экономики более чем в пять раз превышает российский - 8,9 триллиона долларов против 1,6 триллиона. А долларовый объем китайского экспорта в три раза выше российского показателя, и без того взвинченного благодаря высоким ценам на энергоресурсы. Конечно, население Китая значительно больше, чем у России, что вызывает тревогу у многих в Москве, не говоря уже о Дальнем Востоке. Однако размер валового внутреннего продукта Китая в расчете на душу населения все равно составляет около двух третей российского.
Не менее интересно проследить различия в подходах Китая и России к преобразованию экономической мощи в политический вес. Китайская экономика достигла уровня сегодняшней российской экономики 16-17 лет назад - примерно во время трагедии на площади Тяньаньмэнь. Однако Китай не стал вдруг выражать свое недовольство по поводу многовекового дурного обращения западных имперских держав или раздавать тычки соседям. Наоборот, в течение последних 15 лет Пекин в целом был вполне скромен в своем поведении. Он нацелился на обеспечение региональной и глобальной стабильности, необходимой для продвижения дальнейшего экономического роста. Сегодня Китай усердно старается убедить соседей и другие страны в своих благих намерениях, порой делая это излишне старательно. И похоже, такая методика срабатывает.
В Москве все происходит наоборот. Короткий период процветания, вызванный экспортом энергоресурсов, привел к росту претензий на определенные права во внешней политике, которые довольно похожи на экономические претензии, возникшие с распадом Советского Союза. Вопрос в том, не основаны ли эти внешнеполитические амбиции на таких же ложных, как и прежде, посылках, и не приведут ли они к новому, совершенно иного рода разочарованию и крушению надежд.
Одна из посылок заключается в том, что цены на энергоресурсы останутся высокими. Похоже, что сегодня довольно резонно делать такое предположение, особенно когда ОПЕК старается сократить добычу нефти для поддержания цен. Но как долго цены продержатся на сегодняшнем уровне? Два года? Пять? А если они действительно продержатся долго, когда кто-нибудь изобретет новые энергетические технологии, которые придут на смену нефти и газу?
Следующий вопрос заключается в том, сумеет ли Россия успешно воспользоваться преимуществами нынешнего периода высоких цен на энергоресурсы для диверсификации своей экономики. Высокопоставленные руководители постоянно говорят, что именно эту цель они преследуют. Они призывают к созданию экономики высоких технологий, однако мало что делают для реализации своих призывов. И внешняя политика России, не говоря уже о сохраняющихся проблемах в инвестиционном климате, вряд ли способствует ускорению этого процесса. Кое-кто в России может ответить, что благодаря своему новому благосостоянию Москва способна добиться этого в одиночку. Такие люди забывают, что еще один азиатский сосед России - Северная Корея - попробовала пойти по этому пути, но потерпела провал. В 90-е годы Россию несправедливо и пренебрежительно называли "Верхней Вольтой с ракетами", но вряд ли кто-то назовет успехом "Северную Корею с нефтью".
Все сказанное отнюдь не является аргументацией в пользу того, что Москва не добьется успеха, если не вернется к излишне податливой, как считают россияне, внешней политике ельцинской эпохи. В конце концов, в относительно сдержанной внешней политике Китая есть одно большое исключение. Это Тайвань. Пекин совершенно откровенно дает понять Соединенным Штатам, какие последствия может вызвать заявление Тайваня о своей независимости. И Китай не стесняется в использовании экономических стимулов (в отличие от экономического давления), чтобы повлиять на политику других стран в отношении этого острова - особенно в Африке. Однако в то же время, Пекину удалось выработать сложную и изощренную внешнюю политику для защиты своих жизненно важных интересов. Он избегает раскола и старается поддерживать отношения сотрудничества с Вашингтоном, с другими ключевыми державами и со своими соседями. А это, в свою очередь, помогает руководителям Китая добиваться одного из величайших экономических чудес в истории. Приведет ли сегодняшняя внешнеполитическая стратегия России к тому же результату?
Поведение России на международной арене становится все более самоуверенным по мере того, как природные богатства страны превращаются в резервы Центробанка, составляющие сегодня 268 миллиардов долларов, а также в деньги Стабилизационного Фонда, достигшего уровня в 71 миллиард долларов. Свидетельством такой напористости в поведении стали жесткие действия Москвы в ходе ее спора с Украиной по поводу цен на природный газ, а также еще более жесткое обращение с Грузией после приобретшего широкую известность ареста в Тбилиси офицеров российской армии, обвиненных в шпионаже. Еще одним свидетельством этого стал раздраженный тон высокопоставленных российских руководителей, которым они разговаривают с Соединенными Штатами Америки.
Контраст с Китаем проявляется во многих аспектах. Если смотреть строго на экономическую статистику, резервы центрального банка Пекина составляют 988 миллиардов долларов - почти в четыре раза больше, чем у России. Только за первые девять месяцев 2006 г. они увеличились где-то на 169 миллиардов - а это две трети всех российских резервов. И в отличие от роста резервов иностранной валюты в России, данное увеличение достигнуто вопреки высоким ценам на нефть, а не благодаря им.
Если рассматривать ситуацию в более широком плане - с точки зрения паритета покупательной способности, то объем китайской экономики более чем в пять раз превышает российский - 8,9 триллиона долларов против 1,6 триллиона. А долларовый объем китайского экспорта в три раза выше российского показателя, и без того взвинченного благодаря высоким ценам на энергоресурсы. Конечно, население Китая значительно больше, чем у России, что вызывает тревогу у многих в Москве, не говоря уже о Дальнем Востоке. Однако размер валового внутреннего продукта Китая в расчете на душу населения все равно составляет около двух третей российского.
Не менее интересно проследить различия в подходах Китая и России к преобразованию экономической мощи в политический вес. Китайская экономика достигла уровня сегодняшней российской экономики 16-17 лет назад - примерно во время трагедии на площади Тяньаньмэнь. Однако Китай не стал вдруг выражать свое недовольство по поводу многовекового дурного обращения западных имперских держав или раздавать тычки соседям. Наоборот, в течение последних 15 лет Пекин в целом был вполне скромен в своем поведении. Он нацелился на обеспечение региональной и глобальной стабильности, необходимой для продвижения дальнейшего экономического роста. Сегодня Китай усердно старается убедить соседей и другие страны в своих благих намерениях, порой делая это излишне старательно. И похоже, такая методика срабатывает.
В Москве все происходит наоборот. Короткий период процветания, вызванный экспортом энергоресурсов, привел к росту претензий на определенные права во внешней политике, которые довольно похожи на экономические претензии, возникшие с распадом Советского Союза. Вопрос в том, не основаны ли эти внешнеполитические амбиции на таких же ложных, как и прежде, посылках, и не приведут ли они к новому, совершенно иного рода разочарованию и крушению надежд.
Одна из посылок заключается в том, что цены на энергоресурсы останутся высокими. Похоже, что сегодня довольно резонно делать такое предположение, особенно когда ОПЕК старается сократить добычу нефти для поддержания цен. Но как долго цены продержатся на сегодняшнем уровне? Два года? Пять? А если они действительно продержатся долго, когда кто-нибудь изобретет новые энергетические технологии, которые придут на смену нефти и газу?
Следующий вопрос заключается в том, сумеет ли Россия успешно воспользоваться преимуществами нынешнего периода высоких цен на энергоресурсы для диверсификации своей экономики. Высокопоставленные руководители постоянно говорят, что именно эту цель они преследуют. Они призывают к созданию экономики высоких технологий, однако мало что делают для реализации своих призывов. И внешняя политика России, не говоря уже о сохраняющихся проблемах в инвестиционном климате, вряд ли способствует ускорению этого процесса. Кое-кто в России может ответить, что благодаря своему новому благосостоянию Москва способна добиться этого в одиночку. Такие люди забывают, что еще один азиатский сосед России - Северная Корея - попробовала пойти по этому пути, но потерпела провал. В 90-е годы Россию несправедливо и пренебрежительно называли "Верхней Вольтой с ракетами", но вряд ли кто-то назовет успехом "Северную Корею с нефтью".
Все сказанное отнюдь не является аргументацией в пользу того, что Москва не добьется успеха, если не вернется к излишне податливой, как считают россияне, внешней политике ельцинской эпохи. В конце концов, в относительно сдержанной внешней политике Китая есть одно большое исключение. Это Тайвань. Пекин совершенно откровенно дает понять Соединенным Штатам, какие последствия может вызвать заявление Тайваня о своей независимости. И Китай не стесняется в использовании экономических стимулов (в отличие от экономического давления), чтобы повлиять на политику других стран в отношении этого острова - особенно в Африке. Однако в то же время, Пекину удалось выработать сложную и изощренную внешнюю политику для защиты своих жизненно важных интересов. Он избегает раскола и старается поддерживать отношения сотрудничества с Вашингтоном, с другими ключевыми державами и со своими соседями. А это, в свою очередь, помогает руководителям Китая добиваться одного из величайших экономических чудес в истории. Приведет ли сегодняшняя внешнеполитическая стратегия России к тому же результату?