«Советская власть принуждала нас к труду»
«Те, кто поумнее, вырывали и сорняки, и редиску — и при этом выполняли план», — частная история о том, почему не стоит ностальгировать по советскому труду.
За последние годы «старых песен о главном» у многих в головах сложился какой-то странный миф об СССР как стране добра, справедливости, равноправия, уверенного будущего, счастливого детства и трехмесячных летних каникул, почетной старости, великой культуры, экологически чистой еды (молоко уж если прокисало, то превращалось в простоквашу).
Когда я спрашиваю у 60–70-летних о советских временах, редко кто вспоминает о тотальном дефиците, нищенских зарплатах, идеологическом давлении, рабском и принудительном труде. Это понятно: тоска по своей молодости, золотое время, когда они были сексуально привлекательны и здоровы, а значит, востребованы.
Так устроена психика: хорошее вспоминается, травмы вытесняются. А вот почему ностальгируют 20–30-летние, для меня загадка.
Кстати, мне редко попадаются среди ностальгирующих сорокалетние, к поколению которых принадлежу я.
Не буду спорить с теми, у которых и правда было счастливое детство, расскажу лучше о своем, которое было омрачено принудительным трудом.
Итак, за первые 17 лет своей жизни при советской власти я успела освоить разнообразные рабоче-крестьянские профессии.
Где и когда: субботники 22 апреля (д.р., если кто забыл, Ленина)
Обычно под субботниками понималась уборка территории двора школы или дома. Детей начинали приобщать к дворницкой специальности, по-моему, класса с 4-го.
Мой последний школьный субботник проходил на Октябрьской площади (теперь Калужской) и заключался в омовении и протирании памятника Ленину.
К сожалению, в нулевые годы этот вид принудиловки возродился – для бюджетников.
Где и когда: июньская «практика»
Принято считать, что в советской школе, в отличие от некоторых буржуазных, дети отдыхали все три месяца. Это счастье распространялось только на начальные классы. Потом почти весь июнь надо было ходить в школу и бесплатно мыть полы, окна, двери, парты.
Моя обычная школа в центре Москвы, на Полянке, была построена в 30-е годы, поэтому полы там были в коридорах деревянные, пропитанные какой-то желто-коричневой дрянью. Половые тряпки были какого-то темно-шафранного цвета, и руки от выжимания этих тряпок тоже желтели.
Где и когда: ЛТО (летний трудовой лагерь)
Летом 84-го года нас, старшеклассников, добровольно-принудительно откомандировали на две недели в деревню недалеко от города Озеры – полоть грядки.
Помню, надо было разбиться на бригады, придумать каждой бригаде название, девиз и песню — и все это предъявить на линейке.
Наша бригада была девчоночья. Недолго думая, назвали мы ее «Время», а девиз родился из названия: «Делу время – потехе час». Гимн мы сочинили сами, даже помню несколько строчек:
рано-рано, утром спозаранку
выбегаем мы на грядку
а вокруг сияет солнце, льют дожди
а для дела много ли нам надо
если твой напарник рядом
и тогда бригада «Время»
грядку быстро одолеет...
Грядки с редиской действительно приходилось одолевать и под палящим солнцем, и «когда идут дожди». Они были такие длинные, что заканчивались за горизонтом.
Наша бригада, несмотря на дидактично-задорный девиз, за четыре часа работы катастрофически не выполняла норму. Потому что мы пололи «неправильно»: вырывали только сорняки.
Кто был поумнее, т.е. выдергивали все подряд — и сорняки, и редиску, — заканчивали работать раньше. И при этом выполняли план.
Помню себя в черных трениках с оттянутыми черной сырой землей пузырями на коленках, бредущей назад, в барак, где я сразу бросалась на кровать с панцирной сеткой.
Другие же девочки, видимо более выносливые, быстро принимали душ, переодевались и шли на дискотеки, свидания или в сельский клуб смотреть индийское кино. Мне же хотелось только лежать. С тех пор я возненавидела сельский труд всеми фибрами души.
Справедливости ради замечу, что за эту работу на грядках колхоз заплатил школьникам. За вычетом стоимости трехразового питания все получили, исходя из выполнения нормы.
Самые быстрые получили чуть ли не 10 рублей (это были неплохие деньги в 84-м году), а кто-то и все 20. Я же получила за две недели адской работы 3 рубля (на эти деньги можно было купить бутылку водки).
Где и когда: УПК (учебно-производственная практика)
В последних классах (тогда 9–10-й) был такой милый предмет — учебно-производственная практика.
В нашей школе девочкам на выбор предлагались почетные профессии, в основном почему-то из сферы обслуживания: продавец в продуктовом магазине, парикмахер, какой-то подмастерье в кулинарии и столовой (что-то еще было, но не помню).
Так я поработала продавцом в мясном отделе магазина на Ленинском проспекте и в гастрономе на Якиманке (тогда улица Димитрова). Продавала кисловатые котлеты по 7 копеек и суповые наборы.
Был один плюс от этой практики: можно было без очереди взять домой эти же котлеты и этот же суповой набор (кости с остатками мяса).
Где и когда: «трудовое воспитание» в школе
Было еще какое-то «трудовое воспитание». Не путать его со школьным предметом «труд»: готовка супа вегетарианский, разделка селедки (кстати, пригодилось — это не так просто), пошив трусов, фартука, ночнушки, халата, юбки из веселенького ситца (жаль, этих шедевральных вещей у меня не сохранилось).
Так вот, про «трудовое воспитание» помню два эпизода: работу на ткацкой фабрике и работу на заводе ВАРЗ. Я не знаю, как это расшифровывалось, но там делали какое-то оборудование для троллейбусов. Это я помню хорошо.
Потому что надо было чудовищными ножницами вырезать по лекалам сиденья для троллейбусов. От запаха дерматина и резинового клея болела голова, а на ладонях от ножниц взбухали мозоли.
Это были дневные походы. Но были еще и вечерние — на ткацкую фабрику. Раз в неделю часов в пять, когда было уже темно, очевидно в октябре-ноябре, учительница по труду водила нас, опять же девочек – как измывались над мальчиками, я не знаю – на ткацкую фабрику. Страшное было место.
Там стоял дикий шум, ходили ходуном станы с натянутыми нитями, бегал челнок. Эти нити постоянно рвались, их надо было завязывать, прямо как Любовь Орлова в фильме «Светлый путь». Но петь там совсем не хотелось из-за чудовищной запыленности.
Где и когда: выезды на «картошку»
Это был 88-й год, разгар Перестройки, гласности, пира духа и хозрасчета. Я училась в полиграфическом техникуме и ждала ветер перемен, который должен был со дня на день отменить эту позорную студенческую повинность.
Но советская власть хоть и была в предсмертной агонии, но со всем своим привычным набором трудового насилия. Пришлось поехать на «картошку». В сентябре. Разместили нас в летнем пионерском лагере, но в теплых корпусах. Пионеров, понятное дело, никаких уже не было. Были только мы, студенты-корректоры.
Днем тепло, а вот рано утром трава инеем покрывается. И вот что мы с моей подругой придумали, чтобы не драться за место под умывальником и в туалете: утром выходили из зимних корпусов на улицу, направлялись к летним умывальникам и мылись ледяной водой. А нужду справлять ходили в лес. Сливались с природой.
А в это время внутри зимнего корпуса, около единственного теплого клозета и пары раковин с горячей водой творился ад, борьба за выживание.
Помню, на этой «картошке» случился «Пикник у висячей скалы». Прямо с картофельного поля исчезла девушка Оля. Прочесали поле, лесополосу и проторчали на поле до 9 часов. Вызвали милицию.
Утром они привезли ее на газике: оказалось, Оля давно готовилась к побегу, на поле взяла с собой самое необходимое, спряталась в лесополосе и ждала, когда закончатся ее поиски.
Потом вышла на трассу, стала голосовать, ее подобрал водитель грузовика. Оле повезло. Шофер оказался не маньяком, отвез ее в райцентр к себе домой, к жене и детям. И позвонил в милицию.
Всех желающих под шумок отпустили. Нас с подругой тоже. Помню, какое было счастье ехать в полупустой электричке домой раньше на три дня.
Наверное, это чувство сродни тому, что испытывают амнистированные заключенные. А бедная Оля попала на какое-то время в психушку. В техникуме я ее больше не видела.
Кто-то спросит, а почему, собственно, нельзя было отказаться от всех этих повинностей. Ну, не посадили бы. Пожалуй, да, все-таки не 37-й, в 80-е детей уже не сажали, но нервы могли потрепать — родителям в первую очередь.
Любой бунт карался жестко: исключением из пионеров, комсомола, вплоть до исключения из школы. На это могли пойти либо герои, либо сумасшедшие.
Марина Крапивина
За последние годы «старых песен о главном» у многих в головах сложился какой-то странный миф об СССР как стране добра, справедливости, равноправия, уверенного будущего, счастливого детства и трехмесячных летних каникул, почетной старости, великой культуры, экологически чистой еды (молоко уж если прокисало, то превращалось в простоквашу).
Когда я спрашиваю у 60–70-летних о советских временах, редко кто вспоминает о тотальном дефиците, нищенских зарплатах, идеологическом давлении, рабском и принудительном труде. Это понятно: тоска по своей молодости, золотое время, когда они были сексуально привлекательны и здоровы, а значит, востребованы.
Так устроена психика: хорошее вспоминается, травмы вытесняются. А вот почему ностальгируют 20–30-летние, для меня загадка.
Кстати, мне редко попадаются среди ностальгирующих сорокалетние, к поколению которых принадлежу я.
Не буду спорить с теми, у которых и правда было счастливое детство, расскажу лучше о своем, которое было омрачено принудительным трудом.
Итак, за первые 17 лет своей жизни при советской власти я успела освоить разнообразные рабоче-крестьянские профессии.
Где и когда: субботники 22 апреля (д.р., если кто забыл, Ленина)
Обычно под субботниками понималась уборка территории двора школы или дома. Детей начинали приобщать к дворницкой специальности, по-моему, класса с 4-го.
Мой последний школьный субботник проходил на Октябрьской площади (теперь Калужской) и заключался в омовении и протирании памятника Ленину.
К сожалению, в нулевые годы этот вид принудиловки возродился – для бюджетников.
Где и когда: июньская «практика»
Принято считать, что в советской школе, в отличие от некоторых буржуазных, дети отдыхали все три месяца. Это счастье распространялось только на начальные классы. Потом почти весь июнь надо было ходить в школу и бесплатно мыть полы, окна, двери, парты.
Моя обычная школа в центре Москвы, на Полянке, была построена в 30-е годы, поэтому полы там были в коридорах деревянные, пропитанные какой-то желто-коричневой дрянью. Половые тряпки были какого-то темно-шафранного цвета, и руки от выжимания этих тряпок тоже желтели.
Где и когда: ЛТО (летний трудовой лагерь)
Летом 84-го года нас, старшеклассников, добровольно-принудительно откомандировали на две недели в деревню недалеко от города Озеры – полоть грядки.
Помню, надо было разбиться на бригады, придумать каждой бригаде название, девиз и песню — и все это предъявить на линейке.
Наша бригада была девчоночья. Недолго думая, назвали мы ее «Время», а девиз родился из названия: «Делу время – потехе час». Гимн мы сочинили сами, даже помню несколько строчек:
рано-рано, утром спозаранку
выбегаем мы на грядку
а вокруг сияет солнце, льют дожди
а для дела много ли нам надо
если твой напарник рядом
и тогда бригада «Время»
грядку быстро одолеет...
Грядки с редиской действительно приходилось одолевать и под палящим солнцем, и «когда идут дожди». Они были такие длинные, что заканчивались за горизонтом.
Наша бригада, несмотря на дидактично-задорный девиз, за четыре часа работы катастрофически не выполняла норму. Потому что мы пололи «неправильно»: вырывали только сорняки.
Кто был поумнее, т.е. выдергивали все подряд — и сорняки, и редиску, — заканчивали работать раньше. И при этом выполняли план.
Помню себя в черных трениках с оттянутыми черной сырой землей пузырями на коленках, бредущей назад, в барак, где я сразу бросалась на кровать с панцирной сеткой.
Другие же девочки, видимо более выносливые, быстро принимали душ, переодевались и шли на дискотеки, свидания или в сельский клуб смотреть индийское кино. Мне же хотелось только лежать. С тех пор я возненавидела сельский труд всеми фибрами души.
Справедливости ради замечу, что за эту работу на грядках колхоз заплатил школьникам. За вычетом стоимости трехразового питания все получили, исходя из выполнения нормы.
Самые быстрые получили чуть ли не 10 рублей (это были неплохие деньги в 84-м году), а кто-то и все 20. Я же получила за две недели адской работы 3 рубля (на эти деньги можно было купить бутылку водки).
Где и когда: УПК (учебно-производственная практика)
В последних классах (тогда 9–10-й) был такой милый предмет — учебно-производственная практика.
В нашей школе девочкам на выбор предлагались почетные профессии, в основном почему-то из сферы обслуживания: продавец в продуктовом магазине, парикмахер, какой-то подмастерье в кулинарии и столовой (что-то еще было, но не помню).
Так я поработала продавцом в мясном отделе магазина на Ленинском проспекте и в гастрономе на Якиманке (тогда улица Димитрова). Продавала кисловатые котлеты по 7 копеек и суповые наборы.
Был один плюс от этой практики: можно было без очереди взять домой эти же котлеты и этот же суповой набор (кости с остатками мяса).
Где и когда: «трудовое воспитание» в школе
Было еще какое-то «трудовое воспитание». Не путать его со школьным предметом «труд»: готовка супа вегетарианский, разделка селедки (кстати, пригодилось — это не так просто), пошив трусов, фартука, ночнушки, халата, юбки из веселенького ситца (жаль, этих шедевральных вещей у меня не сохранилось).
Так вот, про «трудовое воспитание» помню два эпизода: работу на ткацкой фабрике и работу на заводе ВАРЗ. Я не знаю, как это расшифровывалось, но там делали какое-то оборудование для троллейбусов. Это я помню хорошо.
Потому что надо было чудовищными ножницами вырезать по лекалам сиденья для троллейбусов. От запаха дерматина и резинового клея болела голова, а на ладонях от ножниц взбухали мозоли.
Это были дневные походы. Но были еще и вечерние — на ткацкую фабрику. Раз в неделю часов в пять, когда было уже темно, очевидно в октябре-ноябре, учительница по труду водила нас, опять же девочек – как измывались над мальчиками, я не знаю – на ткацкую фабрику. Страшное было место.
Там стоял дикий шум, ходили ходуном станы с натянутыми нитями, бегал челнок. Эти нити постоянно рвались, их надо было завязывать, прямо как Любовь Орлова в фильме «Светлый путь». Но петь там совсем не хотелось из-за чудовищной запыленности.
Где и когда: выезды на «картошку»
Это был 88-й год, разгар Перестройки, гласности, пира духа и хозрасчета. Я училась в полиграфическом техникуме и ждала ветер перемен, который должен был со дня на день отменить эту позорную студенческую повинность.
Но советская власть хоть и была в предсмертной агонии, но со всем своим привычным набором трудового насилия. Пришлось поехать на «картошку». В сентябре. Разместили нас в летнем пионерском лагере, но в теплых корпусах. Пионеров, понятное дело, никаких уже не было. Были только мы, студенты-корректоры.
Днем тепло, а вот рано утром трава инеем покрывается. И вот что мы с моей подругой придумали, чтобы не драться за место под умывальником и в туалете: утром выходили из зимних корпусов на улицу, направлялись к летним умывальникам и мылись ледяной водой. А нужду справлять ходили в лес. Сливались с природой.
А в это время внутри зимнего корпуса, около единственного теплого клозета и пары раковин с горячей водой творился ад, борьба за выживание.
Помню, на этой «картошке» случился «Пикник у висячей скалы». Прямо с картофельного поля исчезла девушка Оля. Прочесали поле, лесополосу и проторчали на поле до 9 часов. Вызвали милицию.
Утром они привезли ее на газике: оказалось, Оля давно готовилась к побегу, на поле взяла с собой самое необходимое, спряталась в лесополосе и ждала, когда закончатся ее поиски.
Потом вышла на трассу, стала голосовать, ее подобрал водитель грузовика. Оле повезло. Шофер оказался не маньяком, отвез ее в райцентр к себе домой, к жене и детям. И позвонил в милицию.
Всех желающих под шумок отпустили. Нас с подругой тоже. Помню, какое было счастье ехать в полупустой электричке домой раньше на три дня.
Наверное, это чувство сродни тому, что испытывают амнистированные заключенные. А бедная Оля попала на какое-то время в психушку. В техникуме я ее больше не видела.
Кто-то спросит, а почему, собственно, нельзя было отказаться от всех этих повинностей. Ну, не посадили бы. Пожалуй, да, все-таки не 37-й, в 80-е детей уже не сажали, но нервы могли потрепать — родителям в первую очередь.
Любой бунт карался жестко: исключением из пионеров, комсомола, вплоть до исключения из школы. На это могли пойти либо герои, либо сумасшедшие.
Марина Крапивина