Как Иван Шабалов стал поставщиком «Газпрома» и партнером «друзей Путина»
Такого, как зимой 2005 года, тихий поселок Бабаево на границе Вологодской и Ленинградской областей не видел никогда. В 30-градусный мороз из вагонов выгружали гигантские — диаметром почти в человеческий рост — трубы. Тягачи везли их на расчищенную просеку, краны выкладывали в уходящую за горизонт линию. На железнодорожных путях выставили такой же бесконечный, в сотню вагонов, груженный трубами состав.
Это представление должно было произвести впечатление на делегацию во главе с премьер-министром России Михаилом Фрадковым и министром экономики Германии Михаэлем Глоссом, которая в середине декабря прилетела в Бабаево на запуск строительства Северо-Европейского газопровода (Nord Stream).
Автором внушительных декораций был предприниматель Иван Шабалов — один из лидеров рейтинга Forbes «Короли госзаказа». Воспоминания об этой церемонии до сих пор заставляют Шабалова довольно улыбаться. Иностранцы и подумать не могли, что расписываются на трубе российского производства (первая в стране линия по производству труб большого диаметра была пущена всего за полгода до старта строительства Nord Stream).
Шабалов рассказывает, что начал работать с «Газпромом» еще при Реме Вяхиреве в конце 1990-х годов. А к 2010 году через его компанию «Северный европейский трубный проект» (СЕТП) концерн закупал уже больше 60% труб для своих строек. Шабалов тогда же завершил продажу этой фирмы давним знакомым Владимира Путина — братьям Аркадию и Борису Ротенбергам. Но сам из игры не вышел: в прошлом году уже другая его компания, «Трубные инновационные технологии» (ТИТ), выиграла тендеры «Газпрома» на общую сумму около 31,5 млрд рублей.
Так кто же этот мастер декораций — помощник всемогущих Ротенбергов или просто удачливый предприниматель?
Предприимчивый ученый
Карьера выпускника МИСИСа, сотрудника ЦНИИ черной металлургии Ивана Шабалова развивалась по советским меркам весьма успешно, хотя и не выходила за рамки института. К 32 годам он стал заместителем гендиректора, защитил докторскую диссертацию и объехал едва ли не все металлургические заводы Советского Союза. «В институте я зарабатывал неплохо. Недавно нашел партбилет — в 1990-м году средний заработок у меня был 2000 рублей в месяц, по тем временам очень много, — вспоминает Шабалов. — За 9000 рублей я тогда себе «Жигули» купил».
Но просидеть всю жизнь в НИИ в его планы не входило. Когда в 1991 году давний знакомый Шабалова, бывший гендиректор Карагандинского меткомбината Олег Сосковец возглавил Министерство металлургии, он быстро записался к министру на прием. «Хорошо, — выслушав Шабалова, сказал Сосковец, — садись, бери бумагу, пиши. «Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию. Написал? Ну все». Забрав бумагу, Сосковец тут же просьбу удовлетворил и выпроводил Шабалова из кабинета. «Я вообще ничего не понял, вышел в коридор, что дальше делать? — разводит руками Шабалов. — Почти на улице уже был, и тут меня зовут обратно». «Ну, ты понял? — строго спросил Сосковец. — Руководитель всегда знает, что делает». В тот же день Шабалов был назначен гендиректором внешнеторговой фирмы «ТСК-Стил». А когда через два года Сосковец занял кресло первого заместителя председателя правительства РФ, Шабалов стал еще и его советником.
Родился Шабалов в городе Чирчик, в 40 км от Ташкента — в войну сюда эвакуировали несколько промышленных предприятий. Выбор, куда пойти работать, для Ивана не стоял: «Конечно, металлургия. Это была такая богатая отрасль». После школы он устроился на комбинат тугоплавких и жаропрочных металлов, получил направление и поехал поступать в МИСИС. «Я подал заявление на самый перспективный факультет — обработки металлов давлением. В каникулы ездил на производство. На комбинате имени Ильича, к примеру, работал на стане холодной прокатки в бригаде одного Героя Соцтруда. За месяц заработал 250 рублей, но этот труженик меня прогнал по всему стану, по всем клетям», — рассказывает Шабалов. Институт он окончил с отличием, поступил в аспирантуру и устроился в ЦНИИчермет.
Советско-швейцарское СП «ТСК-Стил» арендовало помещение для своего представительства в здании того же НИИ. Так что Шабалов хорошо знал и саму фирму, и ее тогдашнего руководителя, будущего владельца НЛМК Владимира Лисина. СП, оказавшееся золотой жилой, было учреждено еще в 1989 году Карагандинским меткомбинатом (его гендиректором тогда был Сосковец) и швейцарским трейдером Sytco. Швейцарцы, рассказывает Шабалов, привезли оборудование, комбинат выделил площади, на которых работали несколько сотен человек, — «получился небольшой завод, который перерабатывал отбракованную сталь, а получившуюся продукцию поставлял еще и на экспорт».
Вообще-то вывозить металлы за границу разрешалось только госпосредникам, но на брак запреты не распространялись. Валютная выручка СП достигала «десятков миллионов долларов в месяц», говорит Шабалов. Частично на эти деньги закупались запчасти для магнитофонов, радиомагнитол, кухонных комбайнов, телевизоров, отверточную сборку которых организовали тут же на комбинате. Все это было в СССР «страшным дефицитом».
Для сотрудников СП в магазинах «Березка» были открыты счета, на которые поступала часть зарплаты; руководители ездили в загранкомандировки и могли себе позволить, к примеру, мобильный телефон (первые аппараты весом 3 кг в 1991 году стоили у оператора «Дельта Телеком» $4000).
Деятельность СП не могла не вызвать интереса местных кланов и криминалитета. Газеты писали, что в начале 1990-х КГБ и прокуратура Казахстана расследовали дело о «темиртауской мафии» на Карагандинском меткомбинате. А в 1992 году преемника Сосковца Александра Свичинского расстреляли из обреза прямо на пороге заводоуправления.
Шабалов объясняет, что покушение на гендиректора организовали уволенные директором бывшие сотрудники комбината (киллеров и организаторов нашли и посадили. — Forbes), а «темиртауская мафия» — миф, созданный несколькими сотрудниками правоохранительных органов. Они поживились изъятыми во время обысков деньгами и имуществом СП и были потом уволены из органов. Дело закрыли.
Налаженная работа СП прервалась с распадом СССР — начались неплатежи, разорвались связи между заводами, Карагандинский меткомбинат приватизировали. Когда пошел бартер и зачетные схемы, Шабалов понял, что на восстановлении производственных цепочек между предприятиями бывшего Союза можно зарабатывать, и зарегистрировал в 1995 году свою первую трейдинговую компанию «Русский хром».
Трейдер на госслужбе
«Качканарский ГОК получал газ, расплатиться мог только рудой, «Газпрому» руда была неинтересна, везли ее на Орско-Халиловский меткомбинат, он производил заготовку, ее везли на трубные заводы и т. д.», — перечисляет звенья только одной из своих бартерных цепочек Шабалов. Мало того что денег ни у кого не было, так еще и «люди менялись каждый день, — он всплескивает руками. — С кем столкнешься на комбинатах завтра — не знаешь, что может произойти — тоже не знаешь. Время было такое, оригинальное».
Передел металлургического рынка в 1990-х годах — это рейдерские захваты, стрельба и кровь. «Какой-нибудь Нижнетагильский меткомбинат можно было купить за $2–4 млн», — вспоминает Шабалов. Он и сам скупал акции металлургических предприятий поменьше, но быстро одумался: «Я этот мир видел очень хорошо, а видеть себя внутри него не хотел».
Шабалов успел даже ненадолго возглавить крупное металлургическое производство — в 1999 году совладелец группы Автобанка Андрей Андреев пригласил его на должность гендиректора Орско-Халиловского комбината («Носта»). «Шабалов очень хорошо разбирался в металлургии, — вспоминает Андреев в разговоре с Forbes. — К тому же я надеялся, что он сможет обеспечить завод сырьем». Но уже совсем скоро на голову Андреева посыпались неприятности, апофеозом стал захват его активов «акулами бизнеса» во главе со структурами Олега Дерипаски. В этой ситуации Шабалов «один из немногих повел себя порядочно и не лил воду на мельницу моих оппонентов», — рассказывает Андреев. Шабалову, по его собственному признанию, тоже есть о чем сожалеть: «Носта» осталась должна ему около $10 млн за сырье, которое фирма гендиректора поставляла на комбинат. То, что Шабалов зарабатывал на заводе, Андреева не смущало. «Это сейчас нанимают менеджеров без собственного бизнеса, — уверяет он. — Тогда люди с опытом имели бизнес, и нас интересовало не это, а сможет ли их команда все организовать».
Купить у Шабалова дебиторскую задолженность предложили «люди Дерипаски», который стал новым хозяином комбината, но они настаивали на 50%-ном дисконте. «По моей морали договариваться на таких условиях нельзя, — мрачно объясняет Шабалов. — Я не согласился и предпочел эту дебиторку просто подарить».
Как бизнесмен Шабалов сосредоточился на трейдинге, а как советник Сосковца — на выполнении важных правительственных поручений. Всякий раз, когда российское правительство пыталось выбить из Украины долг за газ, он отправлялся на переговоры с местными металлургами, крупнейшими потребителями сырья. «Я хорошо знал владельцев украинских комбинатов. К примеру, Виктора Пинчука — вообще с конца 1980-х годов», — объясняет Шабалов.
Своими контрагентами в «Газпроме» в то время Шабалов называет замов Вяхирева — Вячеслава Шеремета и Александра Пушкина. Впрочем, ни тот, ни другой в разговоре с Forbes, как ни старались, Шабалова вспомнить не смогли. Зато его хорошо помнит бывший министр промышленности Украины Валерий Мазур. Он знаком с Шабаловым еще со времен ЦНИИчермета и говорит, что предпринимательская жилка у советника Сосковца всегда была сильнее любви к науке.
Заход на «Газпром»
«Я видел, что «Газпрому» нужна хорошая комплектация, хороший сервис, и трубники тоже искали с концерном контакт», — вспоминает Шабалов. Первая попытка всем договориться, по его словам, была предпринята в конце 1990-х годов, а инициатором был будущий владелец «Металлоинвеста» Алишер Усманов.
Вместе с «Газпромом» Усманов тогда добился контроля над Оскольским электрометаллургическим комбинатом и Лебединским ГОКом. На этих предприятиях Усманов и предлагал создать базу для «Газпрома». Проект лег на стол Вяхиреву, но тот поручил согласовать его с другими металлургами. А они, конечно, возражали против создания мощного конкурента. Идея Усманова «плавно умерла, но след оставила», — шутит Шабалов.
Сам он пошел другим путем, решив для начала договориться с трубниками. Большого труда это не составило: «Я всех этих людей знал много лет. Например, Толя Седых [основной владелец ОМК] пришел работать в ЦНИИчермет через пару лет после меня. С трубными предприятиями Димы Пумпянского [ТМК] я работал по зачетным схемам, Александра Федорова и Андрея Комарова [группа ЧТПЗ] знал по Орско-Халиловскому комбинату». «Иван Павлович — профессиональный металлург, он 30 лет в отрасли и прекрасно ее знает, кроме того, он отлично разбирается в газовом рынке», — комментирует Андрей Комаров, председатель совета директоров ЧТПЗ. Пумпянский также подтвердил Forbes, что знает Шабалова с середины 1990-х. «Металлургам я обещал две вещи, — увлеченно вспоминает Шабалов, — во-первых, что никогда сам не пойду в трубную отрасль, а во-вторых, что буду любить их всех одинаково».
Так трубники договорились о создании Ассоциации производителей труб, а председателем ее координационного совета должен был стать Шабалов. В 2002 году они подготовили программу развития трубной отрасли. В первый раз «Газпром» ее завернул, но на следующий год («к нашему большому удивлению») одобрил, говорит Шабалов: предложение «нашло отклик» у Алексея Миллера, сменившего Вяхирева во главе «Газпрома». Причем Шабалов уверяет, что на тот момент он с Миллером даже не был знаком: «Программу мы отправили по почте, а потом мне просто позвонили и сказали, что решение есть».
В ассоциацию, официально созданную в 2004 году, вошли и «Газпром», и трубники. Но ни до, ни после этого события «Газпром» не давал металлургам никаких гарантий по закупкам. «Конечно, это был риск, — Шабалов пожимает плечами, — ведь металлургам надо было вложить в свои заводы огромные инвестиции». Единственный способ минимизировать этот риск они видели в общей программе развития отрасли за подписью Миллера. Подпись трубники получили, а утвержденная в 2003 году программа оказалась в итоге очень реалистичной. Меньше чем за 10 лет трубники вложили в отрасль более $10 млрд и теперь почти на 100% закрывают потребность российского рынка в трубах, говорит президент ОМК Владимир Маркин.
А что же с этого получил сам Шабалов? Он продолжил трейдинговый бизнес, став посредником.
Связь через Германию
«Никаких жестких договоренностей с металлургами, что они будут поставлять трубы «Газпрому» только через мои компании, не было. Есть хорошие условия — работаем, нет условий — не работаем», — уверяет Шабалов. Трейдинговую компанию «Северный европейский трубный проект» он учредил в 2005 году, а еще через год возникла вторая его структура — «Трубные инновационные технологии». Разумеется, обе стали крупными поставщиками труб для «Газпрома». В 2007 году общая выручка СЕТП и ТИТ достигла почти 50 млрд рублей, и дальше, за исключением сложного 2009 года, этот показатель только рос. В 2010 году выручка одной только СЕТП приближалась к 90 млрд рублей и на ее долю приходилось свыше 60–70% в общем объеме поставок труб большого диаметра «Газпрому». «Я думаю, что случайные люди газпромовский тендер на ТБД не выигрывают, — комментирует эти сделки Михаил Корчемкин, глава East European Gas Analysis. — Это как в строительстве газопроводов — тендеры выигрывают «Стройгазмонтаж» братьев Ротенбергов и «Стройгазконсалтинг» Зияда Манасира».
Но феноменальные успехи Шабалова этим не ограничивались. В 2005-м одним из крупнейших поставщиков немецких труб большого диаметра «Газпрому» была немецкая Europipe. Она поставляла 97% прямошовных труб для российских нефте- и газопроводов. Однако с 2006 года компания переуступила эксклюзивные права на поставки своей продукции в Россию и СНГ немецкой же Eurotube. Зачем Europipe понадобился посредник? «На других направлениях экспорта они и раньше торговали через трейдеров, — отвечает на этот вопрос один из совладельцев Eurotube Вальдемар Груст. — Так же, впрочем, как и Mannesmann, хотя у него поначалу трейдером выступала собственная компания».
Но создал Eurotube не выходец из Mannesmann Груст, а все тот же Иван Шабалов. Он рассказывает, что предложил Europipe услуги по продаже их продукции отечественным атомным энергетикам, автомобилестроителям и, конечно, нефтяникам. В итоге немецкий трейдер начал работать с «Росатомом», «Транснефтью» и другими российскими компаниями, которые потребляли большое количество специфических труб. А услугами Eurotube, кроме Europipe, стали пользоваться и некоторые другие европейские производители.
На старте проекта Шабалов пригласил в Eurotube Груста и его бывшего коллегу по Mannesmann Клауса Раермана, которые должны были руководить компанией на месте. За это Шабалов предложил им 50% акций трейдера. «Через год-два мы уже вышли на оборот около ?100 млн, — говорит он, — за счет того что изначально ставили перед производителями условие, что должны быть эксклюзивными поставщиками на российском рынке».
Как же Шабалову, у которого нет, например, питерских корней, удалось так развернуться в «Газпроме»? Притом что рядом с ним все эти годы набирали силы могущественные конкуренты — лидеры рейтинга «Короли госзаказа» братья Аркадий и Борис Ротенберги.
«С Борисом Ротенбергом мы познакомились зимой 2002–2003 года, — рассказывает Шабалов. — У него был интерес к трубной тематике, он позвонил, мы встретились в Питере. Очень комфортный разговор был. Потом мы уже втроем встретились — с Аркадием. Они спрашивали, как будет развиваться трубная отрасль, куда пойдет рынок. Им хотелось понять, есть ли смысл заниматься этим бизнесом». И, похоже, Шабалов нарисовал новым знакомым безоблачные перспективы.
Трейдеры для Ротенбергов
С середины 2000-х поставками труб для «Газпрома» стали заниматься лишь избранные — концерн взял курс на сокращение числа посредников. Все потому, что «больше половины контрагентов «Газпрома» были фирмами-однодневками, сунешься — и концов не найти», объясняет Шабалов. Чтобы «зачистить» систему закупок, одна из дочерних структур «Газпрома» учредила компанию «Газтагед», утверждает он. А владельцем 25% этой фирмы в 2003 году стал Борис Ротенберг.
О существовании «Газтагеда» широкая общественность не подозревала до 2005 года, когда войну «Газпрому» объявил миноритарный акционер концерна — фонд Hermitage Capital. Директор фонда Вадим Клейнер тогда обнародовал данные о том, что «Газтагед» продает «Газпрому» трубы на сумму до $1 млрд в год, а расходы концерна на материалы только растут (за 2004 год на 82% при росте цен производителей всего на 29%).
Hermitage поднял такой скандал в прессе и среди миноритариев, которые рассчитывали на рост дивидендов и стоимости акций, что в «Газпроме» решили избавиться от раздражителя общественного мнения. Ликвидацию «Газтагеда», по словам Шабалова, поручили ему — «так решили акционеры».
В 2009 году Шабалов стал гендиректором трейдера, чтобы постепенно закрыть все висевшие на нем контракты. «Гастагед» был ликвидирован в 2010 году. Бизнес «Газтагеда» был чист, уверяет он: компания работала за скромную комиссию 0,2–0,3%, а многочисленные проверки трейдера налоговиками и другими контролерами ничего не выявили. «У нас в стране вообще плохо относятся к [российским] трейдерам, — сетует Шабалов. — Перед каким-нибудь Glencore будут преклоняться, а нашу компанию просто сотрут в порошок».
Но рентабельностью 0,2% Борис Ротенберг, похоже, довольствовался недолго. Еще в 2007 году он зарегистрировал две фирмы с незатейливыми названиями «Трубная промышленность» и «Трубный металлопрокат», которые продолжили торговать с «Газпромом». С 2007 по 2009 год суммарный оборот этих компаний, по данным Росстата, составил 75,8 млрд рублей.
И в том же 2007 году Ротенберги начали официально проникать в бизнес Шабалова. Сперва их заинтересовала Eurotube. «Я продал им две трети из своей 50%-ной доли», — говорит Шабалов (у него осталось 16,65%. — Forbes). Сумму сделки он не раскрыл. Немецкие соучредители, рассказывает Груст, не возражали против появления среди собственников Ротенбергов. Это была доля Шабалова, и они не вмешивались. Хотя он и не может оценить, способствовало ли появление братьев развитию компании.
А в 2010 году Шабалов продал Ротенбергам и свои 60% в СЕТП. Из его рассказа выходит, что в 2009 году Ротенберги сами обратились к нему с предложением объединить трубный бизнес. Все, что касается той сделки, из Шабалова приходится вытягивать клещами. Как и на первой встрече, разговор с Ротенбергами оказался «комфортным». Шабалов подбирает слова: «Я попытался объяснить, что по жизни люблю независимость, мне проще быть одному. Конечно, я могу ошибиться, и такое бывало — я терял деньги. Но винить мне в этом, кроме себя, некого». Через полтора месяца они договорились о сделке. Ее сумму стороны никогда не раскрывали. «Мне предложили хорошую цену, поверьте, — убеждает нас Шабалов. — Поторговались, конечно. Я назвал цену, они сбили. Ну, так и я ведь тоже изначально завысил».
Но если сравнивать с публичным трубным трейдером, американской Edgen Group, выходит, что вся СЕТП на момент сделки могла стоить $600 млн, а 60% Шабалова — $360млн (оставшийся пакет принадлежал на тот момент ТМК и ОМК, сейчас в капитал СЕТП входят все четыре производителя труб большого диаметра, включая ЧТПЗ и «Северсталь»).
Цветной декор
«Офис моей первой компании был на Трубной площади, просто судьба какая-то», — шутит Шабалов. Теперь его офис и личные апартаменты расположены в московском бизнес-центре «Легенда Цветного» на Цветном бульваре. Часть здания (около 4000 кв. м) Шабалов выкупил у застройщика — Capital Group. Свой кабинет он обставлял долго и тщательно. Любовь к декорациям заметна и здесь. Комната напичкана деталями, которые должны сами собой выстраиваться в ассоциативный ряд. Мировая финансовая столица — Лондон, оттуда часы за столом Шабалова, стилизованные под Биг-Бен. В одну из стен встроен огромный аквариум, а вся мебель в кабинете сделана на заказ фирмой, которая оборудует яхты. Наконец, вместо фотографий вождей — портрет промышленника Никиты Демидова.
А что если сам Шабалов — тоже своего рода декорация, ширма, за которой скрываются интересы других людей? Ответ на этот вопрос мы не получим, но он так и вертится на языке, и вот почему.
Если верить данным Росстата, трубный бизнес Ротенбергов всегда был намного прибыльнее, чем у их конкурента Шабалова. Притом что в 2007–2009 годах суммарная выручка СЕТП была в 1,6 раза больше, чем у компаний Ротенбергов, их прибыль за то же время оказалась выше почти в 10 раз (9,9 млрд рублей против 1 млрд рублей).
Означает ли это, что прибыль СЕТП могла оседать где-то на стороне? Шабалов утверждает, что это не так, а цифры в бухгалтерской отчетности не отражают общей картины. По мере развития СЕТП обрастала все новыми функциями (комплектация, технический надзор, логистика, покрытие кассовых разрывов и т. д.), соответственно росла и маржа. По его данным, рентабельность СЕТП выросла от нескольких процентов до 8–9% к моменту продажи.
Есть у него и другое объяснение: с ростом оборотов СЕТП могла наращивать лимиты кредитования и сокращать закупки у других трейдеров, которые нужны были ей как раз из-за ограничений по кредитам. Но имен этих трейдеров Шабалов не называет. К слову, Ротенберги довели рентабельность СЕТП до 10–15%. Просто закупки «Газпрома» в 2010 и 2011 годах были рекордными, поясняет Шабалов.
Другой вопрос: почему Шабалов, который утверждает, что высоко ценит свою независимость, не продал Ротенбергам всю свою долю и в европейском трейдере Eurotube, а остался их партнером? «Мне там уже не так интересно», — с улыбкой отвечает Шабалов: почти все, что раньше производилось только на Западе, теперь можно делать и в России.
Удивительно и то, что расчетливые Ротенберги, выкупив СЕТП, согласились, чтобы такой сильный конкурент, как Шабалов, остался в этом бизнесе. И вот, к примеру, в 2012 году «Трубные инновационные технологии» обошли Ротенбергов в тендере «Газпрома» на 18,3 млрд рублей.
Шабалов утверждает, что сам настоял на том, чтобы остаться в трубном бизнесе: «[При продаже СЕТП] я сразу сделал оговорку, что должен иметь право работать на этом рынке — не должно быть никакого моратория. Я с самого начала понимал, что не уйду из этого бизнеса, у меня еще много идей, многое нужно сделать». А что касается конкуренции, то не так уж часто он с Ротенбергами и пересекается. «Мы не делим рынок, не договариваемся — в бизнесе у каждого своя дорога. Просто я стараюсь брать те контракты, которые сложнее в исполнении».
«Это искусственная конкуренция», — комментирует Михаил Корчемкин. «Странно, что «Газпром» — единственный покупатель труб диаметром 1400 мм в России — приобретает трубы через посредников. Да и не только трубы. Поэтому 1 км газопровода на юге европейской части России стоит в 2–3 раза больше, чем на аналогичном проекте в Германии или Чехии».
Александр Левинский,
обозреватель журнала Forbes
Ирина Малкова,
корреспондент Forbes
Это представление должно было произвести впечатление на делегацию во главе с премьер-министром России Михаилом Фрадковым и министром экономики Германии Михаэлем Глоссом, которая в середине декабря прилетела в Бабаево на запуск строительства Северо-Европейского газопровода (Nord Stream).
Автором внушительных декораций был предприниматель Иван Шабалов — один из лидеров рейтинга Forbes «Короли госзаказа». Воспоминания об этой церемонии до сих пор заставляют Шабалова довольно улыбаться. Иностранцы и подумать не могли, что расписываются на трубе российского производства (первая в стране линия по производству труб большого диаметра была пущена всего за полгода до старта строительства Nord Stream).
Шабалов рассказывает, что начал работать с «Газпромом» еще при Реме Вяхиреве в конце 1990-х годов. А к 2010 году через его компанию «Северный европейский трубный проект» (СЕТП) концерн закупал уже больше 60% труб для своих строек. Шабалов тогда же завершил продажу этой фирмы давним знакомым Владимира Путина — братьям Аркадию и Борису Ротенбергам. Но сам из игры не вышел: в прошлом году уже другая его компания, «Трубные инновационные технологии» (ТИТ), выиграла тендеры «Газпрома» на общую сумму около 31,5 млрд рублей.
Так кто же этот мастер декораций — помощник всемогущих Ротенбергов или просто удачливый предприниматель?
Предприимчивый ученый
Карьера выпускника МИСИСа, сотрудника ЦНИИ черной металлургии Ивана Шабалова развивалась по советским меркам весьма успешно, хотя и не выходила за рамки института. К 32 годам он стал заместителем гендиректора, защитил докторскую диссертацию и объехал едва ли не все металлургические заводы Советского Союза. «В институте я зарабатывал неплохо. Недавно нашел партбилет — в 1990-м году средний заработок у меня был 2000 рублей в месяц, по тем временам очень много, — вспоминает Шабалов. — За 9000 рублей я тогда себе «Жигули» купил».
Но просидеть всю жизнь в НИИ в его планы не входило. Когда в 1991 году давний знакомый Шабалова, бывший гендиректор Карагандинского меткомбината Олег Сосковец возглавил Министерство металлургии, он быстро записался к министру на прием. «Хорошо, — выслушав Шабалова, сказал Сосковец, — садись, бери бумагу, пиши. «Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию. Написал? Ну все». Забрав бумагу, Сосковец тут же просьбу удовлетворил и выпроводил Шабалова из кабинета. «Я вообще ничего не понял, вышел в коридор, что дальше делать? — разводит руками Шабалов. — Почти на улице уже был, и тут меня зовут обратно». «Ну, ты понял? — строго спросил Сосковец. — Руководитель всегда знает, что делает». В тот же день Шабалов был назначен гендиректором внешнеторговой фирмы «ТСК-Стил». А когда через два года Сосковец занял кресло первого заместителя председателя правительства РФ, Шабалов стал еще и его советником.
Родился Шабалов в городе Чирчик, в 40 км от Ташкента — в войну сюда эвакуировали несколько промышленных предприятий. Выбор, куда пойти работать, для Ивана не стоял: «Конечно, металлургия. Это была такая богатая отрасль». После школы он устроился на комбинат тугоплавких и жаропрочных металлов, получил направление и поехал поступать в МИСИС. «Я подал заявление на самый перспективный факультет — обработки металлов давлением. В каникулы ездил на производство. На комбинате имени Ильича, к примеру, работал на стане холодной прокатки в бригаде одного Героя Соцтруда. За месяц заработал 250 рублей, но этот труженик меня прогнал по всему стану, по всем клетям», — рассказывает Шабалов. Институт он окончил с отличием, поступил в аспирантуру и устроился в ЦНИИчермет.
Советско-швейцарское СП «ТСК-Стил» арендовало помещение для своего представительства в здании того же НИИ. Так что Шабалов хорошо знал и саму фирму, и ее тогдашнего руководителя, будущего владельца НЛМК Владимира Лисина. СП, оказавшееся золотой жилой, было учреждено еще в 1989 году Карагандинским меткомбинатом (его гендиректором тогда был Сосковец) и швейцарским трейдером Sytco. Швейцарцы, рассказывает Шабалов, привезли оборудование, комбинат выделил площади, на которых работали несколько сотен человек, — «получился небольшой завод, который перерабатывал отбракованную сталь, а получившуюся продукцию поставлял еще и на экспорт».
Вообще-то вывозить металлы за границу разрешалось только госпосредникам, но на брак запреты не распространялись. Валютная выручка СП достигала «десятков миллионов долларов в месяц», говорит Шабалов. Частично на эти деньги закупались запчасти для магнитофонов, радиомагнитол, кухонных комбайнов, телевизоров, отверточную сборку которых организовали тут же на комбинате. Все это было в СССР «страшным дефицитом».
Для сотрудников СП в магазинах «Березка» были открыты счета, на которые поступала часть зарплаты; руководители ездили в загранкомандировки и могли себе позволить, к примеру, мобильный телефон (первые аппараты весом 3 кг в 1991 году стоили у оператора «Дельта Телеком» $4000).
Деятельность СП не могла не вызвать интереса местных кланов и криминалитета. Газеты писали, что в начале 1990-х КГБ и прокуратура Казахстана расследовали дело о «темиртауской мафии» на Карагандинском меткомбинате. А в 1992 году преемника Сосковца Александра Свичинского расстреляли из обреза прямо на пороге заводоуправления.
Шабалов объясняет, что покушение на гендиректора организовали уволенные директором бывшие сотрудники комбината (киллеров и организаторов нашли и посадили. — Forbes), а «темиртауская мафия» — миф, созданный несколькими сотрудниками правоохранительных органов. Они поживились изъятыми во время обысков деньгами и имуществом СП и были потом уволены из органов. Дело закрыли.
Налаженная работа СП прервалась с распадом СССР — начались неплатежи, разорвались связи между заводами, Карагандинский меткомбинат приватизировали. Когда пошел бартер и зачетные схемы, Шабалов понял, что на восстановлении производственных цепочек между предприятиями бывшего Союза можно зарабатывать, и зарегистрировал в 1995 году свою первую трейдинговую компанию «Русский хром».
Трейдер на госслужбе
«Качканарский ГОК получал газ, расплатиться мог только рудой, «Газпрому» руда была неинтересна, везли ее на Орско-Халиловский меткомбинат, он производил заготовку, ее везли на трубные заводы и т. д.», — перечисляет звенья только одной из своих бартерных цепочек Шабалов. Мало того что денег ни у кого не было, так еще и «люди менялись каждый день, — он всплескивает руками. — С кем столкнешься на комбинатах завтра — не знаешь, что может произойти — тоже не знаешь. Время было такое, оригинальное».
Передел металлургического рынка в 1990-х годах — это рейдерские захваты, стрельба и кровь. «Какой-нибудь Нижнетагильский меткомбинат можно было купить за $2–4 млн», — вспоминает Шабалов. Он и сам скупал акции металлургических предприятий поменьше, но быстро одумался: «Я этот мир видел очень хорошо, а видеть себя внутри него не хотел».
Шабалов успел даже ненадолго возглавить крупное металлургическое производство — в 1999 году совладелец группы Автобанка Андрей Андреев пригласил его на должность гендиректора Орско-Халиловского комбината («Носта»). «Шабалов очень хорошо разбирался в металлургии, — вспоминает Андреев в разговоре с Forbes. — К тому же я надеялся, что он сможет обеспечить завод сырьем». Но уже совсем скоро на голову Андреева посыпались неприятности, апофеозом стал захват его активов «акулами бизнеса» во главе со структурами Олега Дерипаски. В этой ситуации Шабалов «один из немногих повел себя порядочно и не лил воду на мельницу моих оппонентов», — рассказывает Андреев. Шабалову, по его собственному признанию, тоже есть о чем сожалеть: «Носта» осталась должна ему около $10 млн за сырье, которое фирма гендиректора поставляла на комбинат. То, что Шабалов зарабатывал на заводе, Андреева не смущало. «Это сейчас нанимают менеджеров без собственного бизнеса, — уверяет он. — Тогда люди с опытом имели бизнес, и нас интересовало не это, а сможет ли их команда все организовать».
Купить у Шабалова дебиторскую задолженность предложили «люди Дерипаски», который стал новым хозяином комбината, но они настаивали на 50%-ном дисконте. «По моей морали договариваться на таких условиях нельзя, — мрачно объясняет Шабалов. — Я не согласился и предпочел эту дебиторку просто подарить».
Как бизнесмен Шабалов сосредоточился на трейдинге, а как советник Сосковца — на выполнении важных правительственных поручений. Всякий раз, когда российское правительство пыталось выбить из Украины долг за газ, он отправлялся на переговоры с местными металлургами, крупнейшими потребителями сырья. «Я хорошо знал владельцев украинских комбинатов. К примеру, Виктора Пинчука — вообще с конца 1980-х годов», — объясняет Шабалов.
Своими контрагентами в «Газпроме» в то время Шабалов называет замов Вяхирева — Вячеслава Шеремета и Александра Пушкина. Впрочем, ни тот, ни другой в разговоре с Forbes, как ни старались, Шабалова вспомнить не смогли. Зато его хорошо помнит бывший министр промышленности Украины Валерий Мазур. Он знаком с Шабаловым еще со времен ЦНИИчермета и говорит, что предпринимательская жилка у советника Сосковца всегда была сильнее любви к науке.
Заход на «Газпром»
«Я видел, что «Газпрому» нужна хорошая комплектация, хороший сервис, и трубники тоже искали с концерном контакт», — вспоминает Шабалов. Первая попытка всем договориться, по его словам, была предпринята в конце 1990-х годов, а инициатором был будущий владелец «Металлоинвеста» Алишер Усманов.
Вместе с «Газпромом» Усманов тогда добился контроля над Оскольским электрометаллургическим комбинатом и Лебединским ГОКом. На этих предприятиях Усманов и предлагал создать базу для «Газпрома». Проект лег на стол Вяхиреву, но тот поручил согласовать его с другими металлургами. А они, конечно, возражали против создания мощного конкурента. Идея Усманова «плавно умерла, но след оставила», — шутит Шабалов.
Сам он пошел другим путем, решив для начала договориться с трубниками. Большого труда это не составило: «Я всех этих людей знал много лет. Например, Толя Седых [основной владелец ОМК] пришел работать в ЦНИИчермет через пару лет после меня. С трубными предприятиями Димы Пумпянского [ТМК] я работал по зачетным схемам, Александра Федорова и Андрея Комарова [группа ЧТПЗ] знал по Орско-Халиловскому комбинату». «Иван Павлович — профессиональный металлург, он 30 лет в отрасли и прекрасно ее знает, кроме того, он отлично разбирается в газовом рынке», — комментирует Андрей Комаров, председатель совета директоров ЧТПЗ. Пумпянский также подтвердил Forbes, что знает Шабалова с середины 1990-х. «Металлургам я обещал две вещи, — увлеченно вспоминает Шабалов, — во-первых, что никогда сам не пойду в трубную отрасль, а во-вторых, что буду любить их всех одинаково».
Так трубники договорились о создании Ассоциации производителей труб, а председателем ее координационного совета должен был стать Шабалов. В 2002 году они подготовили программу развития трубной отрасли. В первый раз «Газпром» ее завернул, но на следующий год («к нашему большому удивлению») одобрил, говорит Шабалов: предложение «нашло отклик» у Алексея Миллера, сменившего Вяхирева во главе «Газпрома». Причем Шабалов уверяет, что на тот момент он с Миллером даже не был знаком: «Программу мы отправили по почте, а потом мне просто позвонили и сказали, что решение есть».
В ассоциацию, официально созданную в 2004 году, вошли и «Газпром», и трубники. Но ни до, ни после этого события «Газпром» не давал металлургам никаких гарантий по закупкам. «Конечно, это был риск, — Шабалов пожимает плечами, — ведь металлургам надо было вложить в свои заводы огромные инвестиции». Единственный способ минимизировать этот риск они видели в общей программе развития отрасли за подписью Миллера. Подпись трубники получили, а утвержденная в 2003 году программа оказалась в итоге очень реалистичной. Меньше чем за 10 лет трубники вложили в отрасль более $10 млрд и теперь почти на 100% закрывают потребность российского рынка в трубах, говорит президент ОМК Владимир Маркин.
А что же с этого получил сам Шабалов? Он продолжил трейдинговый бизнес, став посредником.
Связь через Германию
«Никаких жестких договоренностей с металлургами, что они будут поставлять трубы «Газпрому» только через мои компании, не было. Есть хорошие условия — работаем, нет условий — не работаем», — уверяет Шабалов. Трейдинговую компанию «Северный европейский трубный проект» он учредил в 2005 году, а еще через год возникла вторая его структура — «Трубные инновационные технологии». Разумеется, обе стали крупными поставщиками труб для «Газпрома». В 2007 году общая выручка СЕТП и ТИТ достигла почти 50 млрд рублей, и дальше, за исключением сложного 2009 года, этот показатель только рос. В 2010 году выручка одной только СЕТП приближалась к 90 млрд рублей и на ее долю приходилось свыше 60–70% в общем объеме поставок труб большого диаметра «Газпрому». «Я думаю, что случайные люди газпромовский тендер на ТБД не выигрывают, — комментирует эти сделки Михаил Корчемкин, глава East European Gas Analysis. — Это как в строительстве газопроводов — тендеры выигрывают «Стройгазмонтаж» братьев Ротенбергов и «Стройгазконсалтинг» Зияда Манасира».
Но феноменальные успехи Шабалова этим не ограничивались. В 2005-м одним из крупнейших поставщиков немецких труб большого диаметра «Газпрому» была немецкая Europipe. Она поставляла 97% прямошовных труб для российских нефте- и газопроводов. Однако с 2006 года компания переуступила эксклюзивные права на поставки своей продукции в Россию и СНГ немецкой же Eurotube. Зачем Europipe понадобился посредник? «На других направлениях экспорта они и раньше торговали через трейдеров, — отвечает на этот вопрос один из совладельцев Eurotube Вальдемар Груст. — Так же, впрочем, как и Mannesmann, хотя у него поначалу трейдером выступала собственная компания».
Но создал Eurotube не выходец из Mannesmann Груст, а все тот же Иван Шабалов. Он рассказывает, что предложил Europipe услуги по продаже их продукции отечественным атомным энергетикам, автомобилестроителям и, конечно, нефтяникам. В итоге немецкий трейдер начал работать с «Росатомом», «Транснефтью» и другими российскими компаниями, которые потребляли большое количество специфических труб. А услугами Eurotube, кроме Europipe, стали пользоваться и некоторые другие европейские производители.
На старте проекта Шабалов пригласил в Eurotube Груста и его бывшего коллегу по Mannesmann Клауса Раермана, которые должны были руководить компанией на месте. За это Шабалов предложил им 50% акций трейдера. «Через год-два мы уже вышли на оборот около ?100 млн, — говорит он, — за счет того что изначально ставили перед производителями условие, что должны быть эксклюзивными поставщиками на российском рынке».
Как же Шабалову, у которого нет, например, питерских корней, удалось так развернуться в «Газпроме»? Притом что рядом с ним все эти годы набирали силы могущественные конкуренты — лидеры рейтинга «Короли госзаказа» братья Аркадий и Борис Ротенберги.
«С Борисом Ротенбергом мы познакомились зимой 2002–2003 года, — рассказывает Шабалов. — У него был интерес к трубной тематике, он позвонил, мы встретились в Питере. Очень комфортный разговор был. Потом мы уже втроем встретились — с Аркадием. Они спрашивали, как будет развиваться трубная отрасль, куда пойдет рынок. Им хотелось понять, есть ли смысл заниматься этим бизнесом». И, похоже, Шабалов нарисовал новым знакомым безоблачные перспективы.
Трейдеры для Ротенбергов
С середины 2000-х поставками труб для «Газпрома» стали заниматься лишь избранные — концерн взял курс на сокращение числа посредников. Все потому, что «больше половины контрагентов «Газпрома» были фирмами-однодневками, сунешься — и концов не найти», объясняет Шабалов. Чтобы «зачистить» систему закупок, одна из дочерних структур «Газпрома» учредила компанию «Газтагед», утверждает он. А владельцем 25% этой фирмы в 2003 году стал Борис Ротенберг.
О существовании «Газтагеда» широкая общественность не подозревала до 2005 года, когда войну «Газпрому» объявил миноритарный акционер концерна — фонд Hermitage Capital. Директор фонда Вадим Клейнер тогда обнародовал данные о том, что «Газтагед» продает «Газпрому» трубы на сумму до $1 млрд в год, а расходы концерна на материалы только растут (за 2004 год на 82% при росте цен производителей всего на 29%).
Hermitage поднял такой скандал в прессе и среди миноритариев, которые рассчитывали на рост дивидендов и стоимости акций, что в «Газпроме» решили избавиться от раздражителя общественного мнения. Ликвидацию «Газтагеда», по словам Шабалова, поручили ему — «так решили акционеры».
В 2009 году Шабалов стал гендиректором трейдера, чтобы постепенно закрыть все висевшие на нем контракты. «Гастагед» был ликвидирован в 2010 году. Бизнес «Газтагеда» был чист, уверяет он: компания работала за скромную комиссию 0,2–0,3%, а многочисленные проверки трейдера налоговиками и другими контролерами ничего не выявили. «У нас в стране вообще плохо относятся к [российским] трейдерам, — сетует Шабалов. — Перед каким-нибудь Glencore будут преклоняться, а нашу компанию просто сотрут в порошок».
Но рентабельностью 0,2% Борис Ротенберг, похоже, довольствовался недолго. Еще в 2007 году он зарегистрировал две фирмы с незатейливыми названиями «Трубная промышленность» и «Трубный металлопрокат», которые продолжили торговать с «Газпромом». С 2007 по 2009 год суммарный оборот этих компаний, по данным Росстата, составил 75,8 млрд рублей.
И в том же 2007 году Ротенберги начали официально проникать в бизнес Шабалова. Сперва их заинтересовала Eurotube. «Я продал им две трети из своей 50%-ной доли», — говорит Шабалов (у него осталось 16,65%. — Forbes). Сумму сделки он не раскрыл. Немецкие соучредители, рассказывает Груст, не возражали против появления среди собственников Ротенбергов. Это была доля Шабалова, и они не вмешивались. Хотя он и не может оценить, способствовало ли появление братьев развитию компании.
А в 2010 году Шабалов продал Ротенбергам и свои 60% в СЕТП. Из его рассказа выходит, что в 2009 году Ротенберги сами обратились к нему с предложением объединить трубный бизнес. Все, что касается той сделки, из Шабалова приходится вытягивать клещами. Как и на первой встрече, разговор с Ротенбергами оказался «комфортным». Шабалов подбирает слова: «Я попытался объяснить, что по жизни люблю независимость, мне проще быть одному. Конечно, я могу ошибиться, и такое бывало — я терял деньги. Но винить мне в этом, кроме себя, некого». Через полтора месяца они договорились о сделке. Ее сумму стороны никогда не раскрывали. «Мне предложили хорошую цену, поверьте, — убеждает нас Шабалов. — Поторговались, конечно. Я назвал цену, они сбили. Ну, так и я ведь тоже изначально завысил».
Но если сравнивать с публичным трубным трейдером, американской Edgen Group, выходит, что вся СЕТП на момент сделки могла стоить $600 млн, а 60% Шабалова — $360млн (оставшийся пакет принадлежал на тот момент ТМК и ОМК, сейчас в капитал СЕТП входят все четыре производителя труб большого диаметра, включая ЧТПЗ и «Северсталь»).
Цветной декор
«Офис моей первой компании был на Трубной площади, просто судьба какая-то», — шутит Шабалов. Теперь его офис и личные апартаменты расположены в московском бизнес-центре «Легенда Цветного» на Цветном бульваре. Часть здания (около 4000 кв. м) Шабалов выкупил у застройщика — Capital Group. Свой кабинет он обставлял долго и тщательно. Любовь к декорациям заметна и здесь. Комната напичкана деталями, которые должны сами собой выстраиваться в ассоциативный ряд. Мировая финансовая столица — Лондон, оттуда часы за столом Шабалова, стилизованные под Биг-Бен. В одну из стен встроен огромный аквариум, а вся мебель в кабинете сделана на заказ фирмой, которая оборудует яхты. Наконец, вместо фотографий вождей — портрет промышленника Никиты Демидова.
А что если сам Шабалов — тоже своего рода декорация, ширма, за которой скрываются интересы других людей? Ответ на этот вопрос мы не получим, но он так и вертится на языке, и вот почему.
Если верить данным Росстата, трубный бизнес Ротенбергов всегда был намного прибыльнее, чем у их конкурента Шабалова. Притом что в 2007–2009 годах суммарная выручка СЕТП была в 1,6 раза больше, чем у компаний Ротенбергов, их прибыль за то же время оказалась выше почти в 10 раз (9,9 млрд рублей против 1 млрд рублей).
Означает ли это, что прибыль СЕТП могла оседать где-то на стороне? Шабалов утверждает, что это не так, а цифры в бухгалтерской отчетности не отражают общей картины. По мере развития СЕТП обрастала все новыми функциями (комплектация, технический надзор, логистика, покрытие кассовых разрывов и т. д.), соответственно росла и маржа. По его данным, рентабельность СЕТП выросла от нескольких процентов до 8–9% к моменту продажи.
Есть у него и другое объяснение: с ростом оборотов СЕТП могла наращивать лимиты кредитования и сокращать закупки у других трейдеров, которые нужны были ей как раз из-за ограничений по кредитам. Но имен этих трейдеров Шабалов не называет. К слову, Ротенберги довели рентабельность СЕТП до 10–15%. Просто закупки «Газпрома» в 2010 и 2011 годах были рекордными, поясняет Шабалов.
Другой вопрос: почему Шабалов, который утверждает, что высоко ценит свою независимость, не продал Ротенбергам всю свою долю и в европейском трейдере Eurotube, а остался их партнером? «Мне там уже не так интересно», — с улыбкой отвечает Шабалов: почти все, что раньше производилось только на Западе, теперь можно делать и в России.
Удивительно и то, что расчетливые Ротенберги, выкупив СЕТП, согласились, чтобы такой сильный конкурент, как Шабалов, остался в этом бизнесе. И вот, к примеру, в 2012 году «Трубные инновационные технологии» обошли Ротенбергов в тендере «Газпрома» на 18,3 млрд рублей.
Шабалов утверждает, что сам настоял на том, чтобы остаться в трубном бизнесе: «[При продаже СЕТП] я сразу сделал оговорку, что должен иметь право работать на этом рынке — не должно быть никакого моратория. Я с самого начала понимал, что не уйду из этого бизнеса, у меня еще много идей, многое нужно сделать». А что касается конкуренции, то не так уж часто он с Ротенбергами и пересекается. «Мы не делим рынок, не договариваемся — в бизнесе у каждого своя дорога. Просто я стараюсь брать те контракты, которые сложнее в исполнении».
«Это искусственная конкуренция», — комментирует Михаил Корчемкин. «Странно, что «Газпром» — единственный покупатель труб диаметром 1400 мм в России — приобретает трубы через посредников. Да и не только трубы. Поэтому 1 км газопровода на юге европейской части России стоит в 2–3 раза больше, чем на аналогичном проекте в Германии или Чехии».
Александр Левинский,
обозреватель журнала Forbes
Ирина Малкова,
корреспондент Forbes