А.Лившиц: Шеф как человек 90-Е ГОДЫ

16.01.2008Александр Лившиц

Не знаю, как сейчас, а тогда администрация президента напоминала "матрешку". Высшее начальство - где-то там, внутри. И чем ближе к поверхности, тем мельче чиновники. О существовании коих главный даже не догадывался.

Поначалу был одним из них. Даже персоналка не полагалась. Лишь машина по вызову. Как-то звоню. Весной 1992 года. Только пришел. А хозяйственники еще были старыми, цековскими. Представляюсь. Слышу вопрос: Лившиц - это что? Лившиц, разъясняю, это фамилия. У нас, отвечает, таких никогда не было и нет. Ну значит, говорю, будут. Авто все-таки прислал, партократ несчастный...

Потом судьба переменилась. Шеф вызвал. Вхожу. Сидит. Перебирает бумаги. Вид угрюмый. Вы, говорит, прислали записку по бюджету. А показатели неправильные. С потолка берете, что ли? Понимаете, отвечаю, я профессор. Врать не умею. Каждая цифра перепроверена. Если в чем провинился, отпустите назад, к студентам. Тот молчит. Долго смотрит в глаза. Взгляд тяжелый. Потом широко улыбается: ну ладно, сразу обижаться... Идите. Работайте.

Больше не проверял. Меня. Других - регулярно. Помню бравого отраслевого начальника. Отчитывается. Перечисляет достижения. Замирает в ожидании похвал. Вот тут БН на него и уставился. Человек быстро скис. Дайте, мол, неделю. Недостатки будут исправлены. Уходит пятясь. Президент сетует: мужики больно хлипкие пошли. Я ж его не ругал. Только посмотрел... Вскоре, кстати, уволил.

Как-то поручил погасить долги по зарплате. Всей стране. А у меня три помощника и пять телефонов. Других инструментов нет. И власти тоже. Труд изнурительный. Однажды почувствовал себя неважно. Позвал врачей. Те пришли. Положили. Делают кардиограмму. Впервые в жизни. Как назло, звонит прямой. Обрываю провода. Мчусь к аппарату. Слышу знакомый голос: почему не берете трубку? Доктора, объясняю, осматривают. Он так закричал: что с вами?! Что-то плету про плановый медосмотр. Тот заводится еще пуще: в семь утра не может быть никаких осмотров... Еле успокоил. Тревога оказалась ложной. Ехал домой и думал: Господи, дай ему здоровья. Чтобы сердца на все хватило.

А оно понадобилось. В 1998 году. Президент, наверное, не понимал детали. Но постоянно говорил, что приближаются большие неприятности. Политическое чутье у него было феноменальным. Шеф не сидел сложа руки. Боролся. Как мог и умел. Отставки шли сплошной чередой.

Однажды снял известного министра. Позвонил: готовьте экономическое совещание. Собрались. Расселись. У стены весь кремлевский пул. Десятки телекамер. Входит БН. Садится. Сразу обращается ко мне: снял с работы бездельника. Лодыря. Тунеядца. Теперь дела пойдут лучше. Так, Александр Яковлевич? Нет, отвечаю, не так, Борис Николаевич. Сзади начинается движение. Выпроваживают журналистов. Со словами: ничего не слышали, ничего не видели. Смотрю на коллег за столом. Лиц не видно. Все углубленно изучают бумаги. Президент сурово отчитывает. Закрывает совещание.

Остаемся вдвоем. Объясняю: иначе не мог. Узок круг министров-экономистов. Ругать товарища, да еще с экрана? Увольте. Дело к тому же не в людях. Это раньше кадры решали все. А теперь гораздо меньше. Государство слабое. Честный мытарь грозит уклонисту: плати налоги, а то срок получишь. И слышит в ответ: еще посмотрим, кто кого посадит. Да и экономика в детском возрасте. То ветрянка, то корь... Напоследок повинился: если публично возразил президенту, надо уходить. Готов.

Президент терпеливо слушал. На слова об отставке не отреагировал. Остался, однако, при своем мнении. Сказал на прощание: добренький вы слишком. Мощи не хватает. Требовательности.

Он нередко предлагал разные должности. Однажды объявил: буду менять правительство. Какой пост хотите занять? Ну что тут ответишь... Ваше, говорю, дело. Решайте. Посмотрел на меня с нескрываемым презрением... Ельцин искал себе подобных. Людей с громадной силой воли. Способных идти к цели, невзирая ни на что. Чтобы не ждали вручения рюкзаков с ответственностью. А сами хватали потяжелее и взваливали на плечи.

Они нашлись. Получили от президента много власти. Впряглись. Потянули воз из грязи. Остальные налегали сзади. Подталкивали сбоку. Среди них был и я. В конце концов вытащили. Все вроде бы живы и здоровы. Лишь самого главного не уберегли. Надорвался. И ушел от нас навсегда... Это последняя история про 90-е годы. Из числа тех, которые уже можно рассказывать. Пока.