«Европейцы будут обдирать туристов и инвесторов, учиться бесплатно и ничего не делать всю жизнь»
Главное из интервью основателя «Евросети» Евгения Чичваркина Елизавете Осетинской.
19 апреля 2018 года на канале Елизаветы Осетинской «Русские норм» на YouTube вышло интервью с основателем «Евросети» Евгением Чичваркиным. Предприниматель рассказал о своём новом ресторане в Лондоне, о ситуации в сфере ритейла, европейском нежелании работать и своём видении России. Об открытии ресторана Hide в Лондоне
У нас была идея открыть заведение, где будут хорошо кормить, где будет очень хороший сервис, где не нужно ждать счета, где тебе не будут хамить и говорить с довольным лицом: «Ха, закрыто».
Здесь же для многих работа в ресторанах — вынужденная работа, чтобы оплачивать счета. Они эту работу ненавидят, считают часы и минуты, когда пойдут домой. Для них это не профессия. Мы постарались выбрать людей, для которых это профессия, страсть, которые это любят и хотят делать карьеру. У нас 15 сомелье, и у нас очень серьезные пацаны работают. О бизнесе, который всегда окупается
Я же не идиот, владеть чем-то и ничего не менять, если это не дает прибыли. Нет, есть такие люди, если посмотреть на многих российских бизнесменов, которые все ждут, когда что-то изменится.
О воле, интеллекте и маленьких калькуляторах
В «Евросети» у нас было несколько лет убытков, но мы понимали, что в итоге капитализация растет быстрее, чем генерируются убытки. Это не так сложно посчитать. Это надо иметь определенную волю, какой-то интеллект и маленький калькулятор. О деньгах за долю в «Евросети» и нищебродстве
(О доле в $350 млн, которую, по словам купившего «Евросеть» Александра Мамута, получили сооснователи сети — vc.ru). Я и Тимур Артемьев никогда не получали таких денег.
Наверное издания, которые называют меня миллиардером, считают в рублях. Я практически нищеброд. О том, ради чего создаётся бизнес
Для денег делается всё. Мне смешные вопросы задают: магазин красивый, а для денег будет чего-нибудь? Чем-нибудь нормальным будешь заниматься?
Это очень смешно. Люди не верят, включая местную налоговую, которая, наверное, 13 проверок провела с начала работы. У нас огромный возврат НДС, многомиллионный возврат. Потому что мы очень много продаём за границу. До Нового года были дни, когда за границу было 70 отправок в день. О российских и лондонских проверках
Здесь договориться абсолютно невозможно. Более того, если попытаешься договориться, то точно посадят, и надолго. Договориться невозможно, но можно доказать, а если все уперлись, то можно посудиться. До суда дело не доходило ни разу, но определенные аргументы были.
Это совершенно нормальная практика. Так как право прецедентное, то трактовки даже в налоговых правилах — это не всегда чистая математическая формула. Они понимают суть бизнеса. И у большинства из них нет задачи хапнуть больше, чем ты должен дать. О невозможности делать малый бизнес в ритейле
Приведу слова Галицкого (Сергей Галицкий, основатель сети «Магнит» — vc.ru): в дешевом ритейле, в дискаунтерах не может быть малого бизнеса. Распределительный центр стоит 40 млн.
Без распределительного центра у тебя не будет тех издержек, при которых ты будешь конкурентоспособен. Нет малого бизнеса в дискаунт-фуд-ритейле. Бодаться с корпорациями, за которыми стоят долги, инвестиции с нулевой ставкой — бесполезно.
А бодаться там, где очень много зависит от сервиса, от репутации, от скорости, от обслуживания, я считаю, мне небесполезно, потому что мы в этом понимаем. О самоопределении
Мне Татьяна (Татьяна Фокина, партнёр Чичваркина по Hide — vc.ru) задала вопрос: ты можешь быстро в существительных — одним существительным и двумя прилагательными — сказать, кто ты есть, например: «я владелец гедонизма», или «я русский гедонист–атеист», или «я русский норм!», или «я законченный или начатый алкоголик. Мне всю молодость говорили, что я законченный алкоголик. Я говорил: нет, я только начатый).
Я подумал секунду и сказал: «я — улучшатель этого мира». И так оно и есть. Везде, где я, все вокруг улучшается. Я купил дом — дом становится красивым. Мы начали какие-то преобразования — вся улица изменилась, все стали больше работать, лучше работать. Открыли магазин — вся винная индустрия Лондона изменилась. Лампочек довкрутили, дизайн какой-то сделали, гибче стали. Когда мы сделаем это, будет то же самое. Мы повышаем планку все время. Повышаем планку — улучшаем этот мир. О европейском социализме и желании не работать
Все равно снижение налогов — это хороший признак. Европейцы — конченые социалисты, им это в голову не придет.
Европа — это будет музей. Они будут брать за проход на улицу, за вход в церковь. Это будет музей, где никто не будет работать. И они потом не поймут, почему Новый свет живет в три, в четыре раза богаче, чем они.
Они будут дальше бесплатно учиться и обдирать туристов и инвесторов. И ничего не делать всю жизнь. На третье поколение бездельников их начнут просто скупать с потрохами китайцы, бразильцы, малазийцы и прочие люди, которые в это время работают и зарабатывают реальные деньги в реальном секторе. О «болении» за футбольную команду и страну
Я вообще никогда не болею, у меня нет такого понятия. Я получаю удовольствие от футбола, я не расстраиваюсь, когда играют плохо, я расстраиваюсь, когда 0:0. Когда скучно. А когда люди идут в атаку, то все равно кто. Но «Челси» мне роднее и ближе.
У меня нет вообще боления. Ни за страну, ни за команду, ни за кого. О «русскости» и «россиянстве»
Каждые три года в человеке распадается россиянин, происходит полураспад россиянина. Так как я здесь 9 лет, пошла четвертая стадия.
Я надеюсь, во мне все меньше советского, все меньше «россиянского», но все «русское» кристаллизуется. Освобождается от этого шлака, от этого налета, зубного камня советского. Я абсолютно русский на 100%. И я норм в отличие от многих других. О неприятии массовости
Я не люблю ни массовую культуру, ни массовые шествия, ни массовое ничто. Потому что когда люди с IQ в 140 набиваются в большой зал и плотно стоят друг к другу, их сублимированный IQ где-то 80. А когда семь человек сидят за столом, могут достигнуть показателя в 300. А когда идут и скандируют, то падает до 80 пунктов.
Поэтому любая массовая истерия вызывает у меня рвотный рефлекс. Будь то истерия по поводу Brexit, по поводу Ким Чен Ына или террористических атак в Париже. О СМИ, которые пишут о России
Одни тупые пишут, другие тупые читают. Например, приезжает Skynews и спрашивает: «А вот скажите, а вот русские деньги, грязные деньги, русские деньги, грязные деньги, а вот у вас много русских — и вот эти грязные деньги…». Я им по полочкам объяснял. От этого в интервью осталось очень мало, потому что им нужна кровища.
А вот везет меня таксист сегодня, и он четко знает, что русские люди — хорошие. Он слушает радио и у него хватило ума сделать правильный вывод, что там нет демократии. Здесь все-таки очень образованный город. Количество людей, способных отделить зерна от плевел, достаточно большое. Я не знаю, где еще такое есть.
О вреде ассимиляции
То, что мы можем создавать подобные вещи, это именно потому, что не ассимилируемся. У нас есть масштаб, размах, видение. Если ты живешь на острове, учишься на острове, женился на острове, у тебя этот синдром узких дорожек, низких потолков, не по СНиПам выстроенных лестниц — он отражается на сознании.
Наша задача — выбрать молодых, растущих звезд с перспективой, с которыми нет культурного или понятийного барьера. И не мешать им. Там, где я настаивал на каких-то вещах, за пять лет в Hedonism Wines было два раза. И я в обоих случаях был прав. Это самая большая глупость из 90-х — учить кого-нибудь.
Об отказе от бизнеса
Мне предлагал Полонский купить башню (небоскрёб One Blackfriars в центре Лондона, проект которого разработал Сергей Полонский — vc.ru). Башня достроена, очень красивая, стоит 600 млн фунтов. Я мог забрать за 30 млн — семь лет назад, шесть лет назад. Не было времени в этом разобраться. Был страх, нежелание в этом разбираться.
Я понимал ситуативно, что это как раз то, что из 90-х из ранних 80-х, когда тебе предлагают разные бизнесы и ты хватаешься по ситуации. Кто-то куртку привез — давай куртками торговать. Когда одни люди хватаются за абсолютно разные вещи, не важно абы что, это мне очень не нравилось. О жизни в России
Все люди не могут уехать? Тогда терпи. Тогда будь терпилой, как все.
Кому-то это искренне нравится. Кто-то стал чиновником или вписался в чиновничий бизнес, и ему кажется, что все хорошо. Но расчихвостит-то всех.
Смотрите, песня такая была — панк по сути, а не по исполнению, группа ДК в 80-е годы. Там есть великолепная песня якобы про отношения мужчины и женщины «Я буду топить». Смысл такой: я ем, что ты готовишь, от врагов тебя стерегу, я подошва под твоими ногами, я живу твоей головой и так далее. Но когда ты будешь тонуть, я не буду тебя спасать, а буду топить.
Это типичная реакция на российский матриархат, с одной стороны, и отношения между гражданином и российским, советским государством.
О планах на жизнь
Я не вернусь. Если что-то произойдет, то я буду это считать новой вводной, к которой надо будет приспосабливаться.
Я в этой жизни всем все доказал. Мне ничего больше никому доказывать не надо, включая самого себя. Мне еще раз подтвердить то, что я умный и многое знаю и многое могу? Мне не нужно ежедневного этого подтверждения.
В 43 года я перестал разбрасывать камни. Буквально два последних закинуть — и все. Когда ты понимаешь, что ты в жизни в целом разбросал камни, собрал, очень неудачно, половину не смог найти, у тебя отобрали, половину еще отдал, потом еще половину отобрали. Ты сейчас разбросал камни заново и сейчас время собирать.
19 апреля 2018 года на канале Елизаветы Осетинской «Русские норм» на YouTube вышло интервью с основателем «Евросети» Евгением Чичваркиным. Предприниматель рассказал о своём новом ресторане в Лондоне, о ситуации в сфере ритейла, европейском нежелании работать и своём видении России. Об открытии ресторана Hide в Лондоне
У нас была идея открыть заведение, где будут хорошо кормить, где будет очень хороший сервис, где не нужно ждать счета, где тебе не будут хамить и говорить с довольным лицом: «Ха, закрыто».
Здесь же для многих работа в ресторанах — вынужденная работа, чтобы оплачивать счета. Они эту работу ненавидят, считают часы и минуты, когда пойдут домой. Для них это не профессия. Мы постарались выбрать людей, для которых это профессия, страсть, которые это любят и хотят делать карьеру. У нас 15 сомелье, и у нас очень серьезные пацаны работают. О бизнесе, который всегда окупается
Я же не идиот, владеть чем-то и ничего не менять, если это не дает прибыли. Нет, есть такие люди, если посмотреть на многих российских бизнесменов, которые все ждут, когда что-то изменится.
О воле, интеллекте и маленьких калькуляторах
В «Евросети» у нас было несколько лет убытков, но мы понимали, что в итоге капитализация растет быстрее, чем генерируются убытки. Это не так сложно посчитать. Это надо иметь определенную волю, какой-то интеллект и маленький калькулятор. О деньгах за долю в «Евросети» и нищебродстве
(О доле в $350 млн, которую, по словам купившего «Евросеть» Александра Мамута, получили сооснователи сети — vc.ru). Я и Тимур Артемьев никогда не получали таких денег.
Наверное издания, которые называют меня миллиардером, считают в рублях. Я практически нищеброд. О том, ради чего создаётся бизнес
Для денег делается всё. Мне смешные вопросы задают: магазин красивый, а для денег будет чего-нибудь? Чем-нибудь нормальным будешь заниматься?
Это очень смешно. Люди не верят, включая местную налоговую, которая, наверное, 13 проверок провела с начала работы. У нас огромный возврат НДС, многомиллионный возврат. Потому что мы очень много продаём за границу. До Нового года были дни, когда за границу было 70 отправок в день. О российских и лондонских проверках
Здесь договориться абсолютно невозможно. Более того, если попытаешься договориться, то точно посадят, и надолго. Договориться невозможно, но можно доказать, а если все уперлись, то можно посудиться. До суда дело не доходило ни разу, но определенные аргументы были.
Это совершенно нормальная практика. Так как право прецедентное, то трактовки даже в налоговых правилах — это не всегда чистая математическая формула. Они понимают суть бизнеса. И у большинства из них нет задачи хапнуть больше, чем ты должен дать. О невозможности делать малый бизнес в ритейле
Приведу слова Галицкого (Сергей Галицкий, основатель сети «Магнит» — vc.ru): в дешевом ритейле, в дискаунтерах не может быть малого бизнеса. Распределительный центр стоит 40 млн.
Без распределительного центра у тебя не будет тех издержек, при которых ты будешь конкурентоспособен. Нет малого бизнеса в дискаунт-фуд-ритейле. Бодаться с корпорациями, за которыми стоят долги, инвестиции с нулевой ставкой — бесполезно.
А бодаться там, где очень много зависит от сервиса, от репутации, от скорости, от обслуживания, я считаю, мне небесполезно, потому что мы в этом понимаем. О самоопределении
Мне Татьяна (Татьяна Фокина, партнёр Чичваркина по Hide — vc.ru) задала вопрос: ты можешь быстро в существительных — одним существительным и двумя прилагательными — сказать, кто ты есть, например: «я владелец гедонизма», или «я русский гедонист–атеист», или «я русский норм!», или «я законченный или начатый алкоголик. Мне всю молодость говорили, что я законченный алкоголик. Я говорил: нет, я только начатый).
Я подумал секунду и сказал: «я — улучшатель этого мира». И так оно и есть. Везде, где я, все вокруг улучшается. Я купил дом — дом становится красивым. Мы начали какие-то преобразования — вся улица изменилась, все стали больше работать, лучше работать. Открыли магазин — вся винная индустрия Лондона изменилась. Лампочек довкрутили, дизайн какой-то сделали, гибче стали. Когда мы сделаем это, будет то же самое. Мы повышаем планку все время. Повышаем планку — улучшаем этот мир. О европейском социализме и желании не работать
Все равно снижение налогов — это хороший признак. Европейцы — конченые социалисты, им это в голову не придет.
Европа — это будет музей. Они будут брать за проход на улицу, за вход в церковь. Это будет музей, где никто не будет работать. И они потом не поймут, почему Новый свет живет в три, в четыре раза богаче, чем они.
Они будут дальше бесплатно учиться и обдирать туристов и инвесторов. И ничего не делать всю жизнь. На третье поколение бездельников их начнут просто скупать с потрохами китайцы, бразильцы, малазийцы и прочие люди, которые в это время работают и зарабатывают реальные деньги в реальном секторе. О «болении» за футбольную команду и страну
Я вообще никогда не болею, у меня нет такого понятия. Я получаю удовольствие от футбола, я не расстраиваюсь, когда играют плохо, я расстраиваюсь, когда 0:0. Когда скучно. А когда люди идут в атаку, то все равно кто. Но «Челси» мне роднее и ближе.
У меня нет вообще боления. Ни за страну, ни за команду, ни за кого. О «русскости» и «россиянстве»
Каждые три года в человеке распадается россиянин, происходит полураспад россиянина. Так как я здесь 9 лет, пошла четвертая стадия.
Я надеюсь, во мне все меньше советского, все меньше «россиянского», но все «русское» кристаллизуется. Освобождается от этого шлака, от этого налета, зубного камня советского. Я абсолютно русский на 100%. И я норм в отличие от многих других. О неприятии массовости
Я не люблю ни массовую культуру, ни массовые шествия, ни массовое ничто. Потому что когда люди с IQ в 140 набиваются в большой зал и плотно стоят друг к другу, их сублимированный IQ где-то 80. А когда семь человек сидят за столом, могут достигнуть показателя в 300. А когда идут и скандируют, то падает до 80 пунктов.
Поэтому любая массовая истерия вызывает у меня рвотный рефлекс. Будь то истерия по поводу Brexit, по поводу Ким Чен Ына или террористических атак в Париже. О СМИ, которые пишут о России
Одни тупые пишут, другие тупые читают. Например, приезжает Skynews и спрашивает: «А вот скажите, а вот русские деньги, грязные деньги, русские деньги, грязные деньги, а вот у вас много русских — и вот эти грязные деньги…». Я им по полочкам объяснял. От этого в интервью осталось очень мало, потому что им нужна кровища.
А вот везет меня таксист сегодня, и он четко знает, что русские люди — хорошие. Он слушает радио и у него хватило ума сделать правильный вывод, что там нет демократии. Здесь все-таки очень образованный город. Количество людей, способных отделить зерна от плевел, достаточно большое. Я не знаю, где еще такое есть.
О вреде ассимиляции
То, что мы можем создавать подобные вещи, это именно потому, что не ассимилируемся. У нас есть масштаб, размах, видение. Если ты живешь на острове, учишься на острове, женился на острове, у тебя этот синдром узких дорожек, низких потолков, не по СНиПам выстроенных лестниц — он отражается на сознании.
Наша задача — выбрать молодых, растущих звезд с перспективой, с которыми нет культурного или понятийного барьера. И не мешать им. Там, где я настаивал на каких-то вещах, за пять лет в Hedonism Wines было два раза. И я в обоих случаях был прав. Это самая большая глупость из 90-х — учить кого-нибудь.
Об отказе от бизнеса
Мне предлагал Полонский купить башню (небоскрёб One Blackfriars в центре Лондона, проект которого разработал Сергей Полонский — vc.ru). Башня достроена, очень красивая, стоит 600 млн фунтов. Я мог забрать за 30 млн — семь лет назад, шесть лет назад. Не было времени в этом разобраться. Был страх, нежелание в этом разбираться.
Я понимал ситуативно, что это как раз то, что из 90-х из ранних 80-х, когда тебе предлагают разные бизнесы и ты хватаешься по ситуации. Кто-то куртку привез — давай куртками торговать. Когда одни люди хватаются за абсолютно разные вещи, не важно абы что, это мне очень не нравилось. О жизни в России
Все люди не могут уехать? Тогда терпи. Тогда будь терпилой, как все.
Кому-то это искренне нравится. Кто-то стал чиновником или вписался в чиновничий бизнес, и ему кажется, что все хорошо. Но расчихвостит-то всех.
Смотрите, песня такая была — панк по сути, а не по исполнению, группа ДК в 80-е годы. Там есть великолепная песня якобы про отношения мужчины и женщины «Я буду топить». Смысл такой: я ем, что ты готовишь, от врагов тебя стерегу, я подошва под твоими ногами, я живу твоей головой и так далее. Но когда ты будешь тонуть, я не буду тебя спасать, а буду топить.
Это типичная реакция на российский матриархат, с одной стороны, и отношения между гражданином и российским, советским государством.
О планах на жизнь
Я не вернусь. Если что-то произойдет, то я буду это считать новой вводной, к которой надо будет приспосабливаться.
Я в этой жизни всем все доказал. Мне ничего больше никому доказывать не надо, включая самого себя. Мне еще раз подтвердить то, что я умный и многое знаю и многое могу? Мне не нужно ежедневного этого подтверждения.
В 43 года я перестал разбрасывать камни. Буквально два последних закинуть — и все. Когда ты понимаешь, что ты в жизни в целом разбросал камни, собрал, очень неудачно, половину не смог найти, у тебя отобрали, половину еще отдал, потом еще половину отобрали. Ты сейчас разбросал камни заново и сейчас время собирать.
Ещё новости по теме:
18:20