Избавляется ли российское правосудие от обвинительного уклона
Глава Верховного суда России Вячеслав Лебедев недавно заявил о том, что в отечественном правосудии прослеживается тенденция «оправдательного уклона». С этим не согласен президент страны: Владимир Путин не устает повторять, что нужно бороться с работающей у нас презумпцией виновности. Юридическое сообщество тоже не готово признать доводы Лебедева.
Оппозиция уже подвергла сомнениям и критике версию следствия о том, что убийство Бориса Немцова носит религиозный характер. По мнению сторонников Немцова, это способ снова найти стрелочника, как часто бывает в громких преступлениях. Оппозиция считает, что рассчитывать на непредвзятое расследование, а затем и объективный судебный процесс не приходится.
Но появление стрелочника, похоже, вовсе не зависит от громкости дела. Буквально на днях из саратовской колонии строгого режима вернулся Василий Андреевский, молодой парень, отсидевший 13 лет за убийство, которое — по словам и его, и близких к этой истории людей — он не совершал. За судьбой Василия и его мамы, которая все эти годы пыталась с помощью юристов и правозащитников освободить сына, следили сообщества в соцсетях. Андреевский добился даже положительного решения Европейского суда по правам человека, который признал, что нарушены права Василия в части запрещения пыток. Сейчас молодой человек намерен добиваться пересмотра дела и полного своего оправдания.
Есть ли на что надеяться Андреевскому? Есть ли надежда на справедливое судебное расследование по делу Немцова?
По словам главы Верховного суда Вячеслава Лебедева, у нашей богини правосудия сейчас весы перевесили — обвинительный уклон сменился на оправдательный. «Это результат системной работы Верховного суда, направленной на совершенствование практики рассмотрения дел и назначения наказаний, а также использование своего конституционного права на внесение законопроектов в части совершенствования деятельности судов», — заметил Лебедев в феврале, выступая в Совете Федерации.
Языком цифр
В прошлом году, по статистике Верховного суда, уголовному преследованию подверглись 962 тысячи человек — из них 224 тысячи избежали уголовной ответственности. В 2013 году, по данным Лебедева, оправдательные приговоры в судах составляли 4,5 процента, а в судах присяжных — примерно 20 процентов. При этом еще года три-четыре назад доля оправдательных приговоров не превышала 1 процент. По мнению Вячеслава Лебедева, и суды не сажают кого попало, и прокуроры вовсе не дают судьям установки на обвинительный приговор.
Однако сложно найти тех, кто согласен со справедливостью весов нашей Фемиды. Вот и Владимир Путин в своем ежегодном послании Федеральному собранию в декабре 2014 года отметил: «Надо наладить планомерную работу по упорядочению законодательства, при этом раз и навсегда отказаться от презумпции виновности, от обвинительного уклона в правоохранительной и судебной практике». Значит, ничего не изменилось?
Сергей Никитенко, адвокат, заместитель управляющего партнера адвокатского бюро «Шабарин и партнеры», замечает, что все познается в сравнении. По данным UNODC (подразделение в системе ООН, курирующее противодействие организованной преступности), приводит пример адвокат, Россия с 75 процентами обвинительных приговоров вовсе не лидер. «Например, в США данный показатель держится на уровне 90 процентов, в Латвии — 97 процентов, в соседней Финляндии и вовсе 99 процентов. Поэтому доводы господина Лебедева не кажутся притянутыми за уши попытками оправдать судебную систему», — считает эксперт.
Но откуда тогда расхожая информация о том, что у нас «только один процент дел заканчивается оправдательным приговором»? Ведь, по данным UNODC, должно быть 25 процентов? «В эти пресловутые 25 процентов входят и дела, отправленные судом на доработку в прокуратуру, а также прекращенные по причине отсутствия в них состава преступления или по другим причинам на стадии следствия», — уточняет Никитенко.
Внутренние барьеры
Вообще же юристы замечают, что оправдывают суды чаще по незначимым статьям УК. Допустим, статья 216 «Нарушение правил безопасности при ведении горных, строительных или иных работ, повлекшее по неосторожности смерть двух или более лиц». И таких в Уголовном кодексе немало. Или же — оправдывают по статьям, по которым обвиняются власть имущие: скажем, статья 141 «Воспрепятствование осуществлению избирательных прав» — по ней 41 процент оправданий, статья 286 «Превышение должностных полномочий лицом, занимающим государственную должность» — 17 процентов.
Кстати, сами судьи считают себя справедливыми и объективными. Проводившиеся опросы представителей третьей власти показывали, что судьи уверены: никакие симпатии или антипатии не могут влиять на их решение, они способны быть беспристрастными (так утверждают более 80 процентов судей). Но есть и другое мнение: сам факт того, что человек предстал перед судом уже сказывается на отношении к нему. Раз следствие обвиняет этого гражданина — значит, не просто так! Что называется, «осадочек-то остался». К тому же в судьи гораздо чаще идут бывшие следователи или прокурорские работники, чем адвокаты (да и последним не очень-то охотно и доверяют судейскую мантию).
Как подчеркивал Сергей Пашин, федеральный судья в отставке, за мягкие приговоры или более гуманные меры пресечения, нежели арест, можно было и потерять полномочия. Правда, нужно признать, что сейчас заключение обвиняемого под стражу все чаще заменяется домашним арестом или внесением залога.
Но тем не менее Россия остается среди мировых лидеров по количеству заключенных на 100 тысяч населения, причем мы сейчас превзошли и исторические показатели — в царской России заключенных было в семь раз меньше. И цифры, приводимые Вячеславом Лебедевым, вряд ли должны радовать: ведь, скажем, во Франции, где живет чуть более 64 миллионов человек, в среднем всего 50 тысяч заключенных. А у нас на порядок выше.
Да, в России в 90-х годах появились суды присяжных, которые весьма резво стали доказывать свою пользу: количество оправданий присяжными дошло до 40 процентов и более. Власть, сориентировавшись, сильно сузила полномочия этих судов. Теперь далеко не со всеми статьями УК можно попасть под такое судебное разбирательство. Так что процент оправданий снова резко упал.
Коррупция мешает справедливости
Претензии в адрес судов звучат не только со стороны адвокатского сообщества, но и от депутатов и граждан, столкнувшихся с уголовным судопроизводством. Насколько точны цифры, приведенные верховным судьей? «Сколько из тех, кто освобождается от уголовной ответственности, освобождены по реабилитирующим основаниям — то есть признаны невиновными? — говорит адвокат Елена Лысенко, имеющая солидный опыт работы и следователем. — Для человека, который не совершил преступление, но попал в жернова нашего правосудия, это самый важный момент. А не то что, прикрывая нарушения закона, допущенные следствием, полицией и прокуратурой, его освободят в связи с истечением срока привлечения к уголовной ответственности или по причине примирения сторон и деятельного раскаяния. Вообще цифры, приводимые Лебедевым, — это фикция, и таковой они останутся, пока не будет следующей статистики: сколько доказательств судьи признали недопустимыми или недостоверными ввиду нарушения следствием или полицией норм УПК РФ и иных законов. Именно это показатель, так как практически в любом судебном процессе исследуются и оцениваются доказательства, полученные с нарушением закона, а зачастую просто сфабрикованные, и судьи это видят и понимают, но принимают их как допустимые и достоверные и на них выносят обвинительные приговоры». По мнению Елены Лысенко, пока сломать эту ситуацию невозможно: вышестоящие суды не будут порочить нижестоящий суд, а сам суд не захочет очернять правоохранителей.
И судьи так себя ведут не по указанию прокуроров, а в силу сложившейся практики. Судьи боятся, что их заподозрят в коррупции. По мнению Елены Лысенко, то, что в судьи в основной массе попадают в итоге секретари и помощники судей, а на адвокатов наложено негласное табу, и ведет в итоге к «келейности и дикой корпоративности», не позволяет хоть что-то изменить. Елена Лысенко вспоминает яркий случай из практики: в суде города Темрюк Краснодарского края в 2011-2012 годах рассматривалось дело генерального директора ООО « Мактрен-Нафта» Бадалова. Его обвиняли в мошенничестве. Адвокаты представили суду доказательства недостоверности самого главного доказательства — судебно-строительной экспертизы, причем результаты экспертизы опровергали и следователь, и свидетели. Дело разваливалось на глазах, но судья все равно приговорила Бадалова к пяти годам лишения свободы, а вышестоящие суды отделались дежурной фразой «судом все доказательства исследованы, им дана должная оценка».
Дело Сугробова, отмечает Елена Лысенко, — пример фальсификации доказательств, на основании которых люди получали сроки. «Несколько лет назад была раскрыта группа оперативников, занимавшихся тем же самым, процесс освещался громко, но очень-очень тихо прошли процессы по пересмотру приговоров граждан, осужденных на основании сфабрикованных ими доказательств», — подчеркивает адвокат. А судьи, использующие эти фальшивки, и вовсе остались на своих местах. «Я уверена, — продолжает Елена Лысенко, — если бы судьи работали строго по закону, исключали недостоверные и недопустимые доказательства и оправдывали бы подсудимых, через несколько лет уровень коррупции в полиции, следствии и прокуратуре заметно бы снизился, а расследование дел вошло рамки закона. Правоохранители отучились бы фабриковать дела и брать взятки под фабрикации или под незаконное прекращение дел».
Методы стимулирования: контроль руководства, повышение квалификации, тщательное расследование и внимание к доводам защиты
Председатель коллегии адвокатов «Сазонов и партнеры», доктор юридических наук Всеволод Сазонов отмечает, что хотя, казалось бы, статистика и подтверждает тенденцию, отмеченную Лебедевым, но говорить о смягчении правосудия как о тренде пока нельзя. «Суды по-прежнему в нарушение действующего законодательства и часто без необходимости применяют меры пресечения в виде домашнего ареста и заключения под стражу», — отмечает Всеволод Сазонов, хотя основания для этого вовсе не всегда есть. Да и предпринимателей, напоминает адвокат, часто сажают под арест, и тем приходится собирать свидетельства своей невиновности. По мнению Сазонова, одна из причин такой ситуации — низкая квалификация некоторых судей, и им нужно повышать ее уровень.
Кстати, то, что с подачи Конституционного суда упразднена недавно появившаяся статья 159.4 УК РФ, касавшаяся мошенничества в сфере коммерции, а также возвращение следователям полномочий по возбуждению уголовных дел по налоговым преступлениям без предварительного получения материалов из налоговых органов, — тоже способы давления в том числе на бизнес и как следствие — повод вынесения несправедливых приговоров.
По мнению Всеволода Сазонова, положительной тенденцией можно считать амнистию — в этом году к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне предлагается освободить от наказания впервые осужденных к лишению свободы на срок до трех лет, осужденных на срок до пяти лет участников боевых действий, а также впервые совершивших преступления. Будут и другие послабления. «Амнистия может позитивно сказаться на правовом климате в России. Прекращение действующих уголовных дел окажет более позитивное влияние на улучшение делового климата, чем факт выхода на свободу уже осужденных предпринимателей». В то же время, подчеркивает наш эксперт, амнистия — разовая акция, это не меняет в сторону смягчения наказания ни законодательство, ни практику правоприменения.
Дарья Константинова, адвокат бюро «Забейда, Касаткин, Саушкин и партнеры», предполагает, что мнение Лебедева и его цифры объясняются, скорее, объявленной в декабре 2013 года обширной амнистией, нежели улучшением качества и объективности рассмотрения уголовных дел. Зато руководству Верховного суда, считает адвокат, стоило бы реагировать на нарушения со стороны судей: «Если бы Верховный суд России проводил последовательную и жесткую политику по формированию нетерпимости в отношении нарушений закона, допущенных при вынесении приговоров или иных судебных решений, можно было бы о чем-то говорить. Тогда в сторону усиления законности подтянулись бы суды субъектов и районные суды, которые в свою очередь подтянули бы за собой уровень правосознания следователей и прокуроров».
Адвокат Никитенко замечает, что судьям пора бы более внимательно прислушиваться к защите, а не только к доводам обвинения, — тогда количество оправдательных приговоров увеличится.
«Современный российский уголовный процесс как был, так и остается инквизиционным, несмотря на некоторые колебания статистики», — такой нерадостный итог подводит адвокат Константин Ривкин, работавший во многих громких судебных процессах, в том числе по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. По мнению адвоката, новеллы в виде досудебных соглашений, особых судебных порядков и даже расширение практики применения залога и домашнего ареста не изменяют главного — нет состязательности сторон и независимого, объективного суда. А часто практикуемое назначение небольших наказаний невиновным людям «есть не ликвидация обвинительного уклона, а лишь мимикрия».
Марина Лепина
Оппозиция уже подвергла сомнениям и критике версию следствия о том, что убийство Бориса Немцова носит религиозный характер. По мнению сторонников Немцова, это способ снова найти стрелочника, как часто бывает в громких преступлениях. Оппозиция считает, что рассчитывать на непредвзятое расследование, а затем и объективный судебный процесс не приходится.
Но появление стрелочника, похоже, вовсе не зависит от громкости дела. Буквально на днях из саратовской колонии строгого режима вернулся Василий Андреевский, молодой парень, отсидевший 13 лет за убийство, которое — по словам и его, и близких к этой истории людей — он не совершал. За судьбой Василия и его мамы, которая все эти годы пыталась с помощью юристов и правозащитников освободить сына, следили сообщества в соцсетях. Андреевский добился даже положительного решения Европейского суда по правам человека, который признал, что нарушены права Василия в части запрещения пыток. Сейчас молодой человек намерен добиваться пересмотра дела и полного своего оправдания.
Есть ли на что надеяться Андреевскому? Есть ли надежда на справедливое судебное расследование по делу Немцова?
По словам главы Верховного суда Вячеслава Лебедева, у нашей богини правосудия сейчас весы перевесили — обвинительный уклон сменился на оправдательный. «Это результат системной работы Верховного суда, направленной на совершенствование практики рассмотрения дел и назначения наказаний, а также использование своего конституционного права на внесение законопроектов в части совершенствования деятельности судов», — заметил Лебедев в феврале, выступая в Совете Федерации.
Языком цифр
В прошлом году, по статистике Верховного суда, уголовному преследованию подверглись 962 тысячи человек — из них 224 тысячи избежали уголовной ответственности. В 2013 году, по данным Лебедева, оправдательные приговоры в судах составляли 4,5 процента, а в судах присяжных — примерно 20 процентов. При этом еще года три-четыре назад доля оправдательных приговоров не превышала 1 процент. По мнению Вячеслава Лебедева, и суды не сажают кого попало, и прокуроры вовсе не дают судьям установки на обвинительный приговор.
Однако сложно найти тех, кто согласен со справедливостью весов нашей Фемиды. Вот и Владимир Путин в своем ежегодном послании Федеральному собранию в декабре 2014 года отметил: «Надо наладить планомерную работу по упорядочению законодательства, при этом раз и навсегда отказаться от презумпции виновности, от обвинительного уклона в правоохранительной и судебной практике». Значит, ничего не изменилось?
Сергей Никитенко, адвокат, заместитель управляющего партнера адвокатского бюро «Шабарин и партнеры», замечает, что все познается в сравнении. По данным UNODC (подразделение в системе ООН, курирующее противодействие организованной преступности), приводит пример адвокат, Россия с 75 процентами обвинительных приговоров вовсе не лидер. «Например, в США данный показатель держится на уровне 90 процентов, в Латвии — 97 процентов, в соседней Финляндии и вовсе 99 процентов. Поэтому доводы господина Лебедева не кажутся притянутыми за уши попытками оправдать судебную систему», — считает эксперт.
Но откуда тогда расхожая информация о том, что у нас «только один процент дел заканчивается оправдательным приговором»? Ведь, по данным UNODC, должно быть 25 процентов? «В эти пресловутые 25 процентов входят и дела, отправленные судом на доработку в прокуратуру, а также прекращенные по причине отсутствия в них состава преступления или по другим причинам на стадии следствия», — уточняет Никитенко.
Внутренние барьеры
Вообще же юристы замечают, что оправдывают суды чаще по незначимым статьям УК. Допустим, статья 216 «Нарушение правил безопасности при ведении горных, строительных или иных работ, повлекшее по неосторожности смерть двух или более лиц». И таких в Уголовном кодексе немало. Или же — оправдывают по статьям, по которым обвиняются власть имущие: скажем, статья 141 «Воспрепятствование осуществлению избирательных прав» — по ней 41 процент оправданий, статья 286 «Превышение должностных полномочий лицом, занимающим государственную должность» — 17 процентов.
Кстати, сами судьи считают себя справедливыми и объективными. Проводившиеся опросы представителей третьей власти показывали, что судьи уверены: никакие симпатии или антипатии не могут влиять на их решение, они способны быть беспристрастными (так утверждают более 80 процентов судей). Но есть и другое мнение: сам факт того, что человек предстал перед судом уже сказывается на отношении к нему. Раз следствие обвиняет этого гражданина — значит, не просто так! Что называется, «осадочек-то остался». К тому же в судьи гораздо чаще идут бывшие следователи или прокурорские работники, чем адвокаты (да и последним не очень-то охотно и доверяют судейскую мантию).
Как подчеркивал Сергей Пашин, федеральный судья в отставке, за мягкие приговоры или более гуманные меры пресечения, нежели арест, можно было и потерять полномочия. Правда, нужно признать, что сейчас заключение обвиняемого под стражу все чаще заменяется домашним арестом или внесением залога.
Но тем не менее Россия остается среди мировых лидеров по количеству заключенных на 100 тысяч населения, причем мы сейчас превзошли и исторические показатели — в царской России заключенных было в семь раз меньше. И цифры, приводимые Вячеславом Лебедевым, вряд ли должны радовать: ведь, скажем, во Франции, где живет чуть более 64 миллионов человек, в среднем всего 50 тысяч заключенных. А у нас на порядок выше.
Да, в России в 90-х годах появились суды присяжных, которые весьма резво стали доказывать свою пользу: количество оправданий присяжными дошло до 40 процентов и более. Власть, сориентировавшись, сильно сузила полномочия этих судов. Теперь далеко не со всеми статьями УК можно попасть под такое судебное разбирательство. Так что процент оправданий снова резко упал.
Коррупция мешает справедливости
Претензии в адрес судов звучат не только со стороны адвокатского сообщества, но и от депутатов и граждан, столкнувшихся с уголовным судопроизводством. Насколько точны цифры, приведенные верховным судьей? «Сколько из тех, кто освобождается от уголовной ответственности, освобождены по реабилитирующим основаниям — то есть признаны невиновными? — говорит адвокат Елена Лысенко, имеющая солидный опыт работы и следователем. — Для человека, который не совершил преступление, но попал в жернова нашего правосудия, это самый важный момент. А не то что, прикрывая нарушения закона, допущенные следствием, полицией и прокуратурой, его освободят в связи с истечением срока привлечения к уголовной ответственности или по причине примирения сторон и деятельного раскаяния. Вообще цифры, приводимые Лебедевым, — это фикция, и таковой они останутся, пока не будет следующей статистики: сколько доказательств судьи признали недопустимыми или недостоверными ввиду нарушения следствием или полицией норм УПК РФ и иных законов. Именно это показатель, так как практически в любом судебном процессе исследуются и оцениваются доказательства, полученные с нарушением закона, а зачастую просто сфабрикованные, и судьи это видят и понимают, но принимают их как допустимые и достоверные и на них выносят обвинительные приговоры». По мнению Елены Лысенко, пока сломать эту ситуацию невозможно: вышестоящие суды не будут порочить нижестоящий суд, а сам суд не захочет очернять правоохранителей.
И судьи так себя ведут не по указанию прокуроров, а в силу сложившейся практики. Судьи боятся, что их заподозрят в коррупции. По мнению Елены Лысенко, то, что в судьи в основной массе попадают в итоге секретари и помощники судей, а на адвокатов наложено негласное табу, и ведет в итоге к «келейности и дикой корпоративности», не позволяет хоть что-то изменить. Елена Лысенко вспоминает яркий случай из практики: в суде города Темрюк Краснодарского края в 2011-2012 годах рассматривалось дело генерального директора ООО « Мактрен-Нафта» Бадалова. Его обвиняли в мошенничестве. Адвокаты представили суду доказательства недостоверности самого главного доказательства — судебно-строительной экспертизы, причем результаты экспертизы опровергали и следователь, и свидетели. Дело разваливалось на глазах, но судья все равно приговорила Бадалова к пяти годам лишения свободы, а вышестоящие суды отделались дежурной фразой «судом все доказательства исследованы, им дана должная оценка».
Дело Сугробова, отмечает Елена Лысенко, — пример фальсификации доказательств, на основании которых люди получали сроки. «Несколько лет назад была раскрыта группа оперативников, занимавшихся тем же самым, процесс освещался громко, но очень-очень тихо прошли процессы по пересмотру приговоров граждан, осужденных на основании сфабрикованных ими доказательств», — подчеркивает адвокат. А судьи, использующие эти фальшивки, и вовсе остались на своих местах. «Я уверена, — продолжает Елена Лысенко, — если бы судьи работали строго по закону, исключали недостоверные и недопустимые доказательства и оправдывали бы подсудимых, через несколько лет уровень коррупции в полиции, следствии и прокуратуре заметно бы снизился, а расследование дел вошло рамки закона. Правоохранители отучились бы фабриковать дела и брать взятки под фабрикации или под незаконное прекращение дел».
Методы стимулирования: контроль руководства, повышение квалификации, тщательное расследование и внимание к доводам защиты
Председатель коллегии адвокатов «Сазонов и партнеры», доктор юридических наук Всеволод Сазонов отмечает, что хотя, казалось бы, статистика и подтверждает тенденцию, отмеченную Лебедевым, но говорить о смягчении правосудия как о тренде пока нельзя. «Суды по-прежнему в нарушение действующего законодательства и часто без необходимости применяют меры пресечения в виде домашнего ареста и заключения под стражу», — отмечает Всеволод Сазонов, хотя основания для этого вовсе не всегда есть. Да и предпринимателей, напоминает адвокат, часто сажают под арест, и тем приходится собирать свидетельства своей невиновности. По мнению Сазонова, одна из причин такой ситуации — низкая квалификация некоторых судей, и им нужно повышать ее уровень.
Кстати, то, что с подачи Конституционного суда упразднена недавно появившаяся статья 159.4 УК РФ, касавшаяся мошенничества в сфере коммерции, а также возвращение следователям полномочий по возбуждению уголовных дел по налоговым преступлениям без предварительного получения материалов из налоговых органов, — тоже способы давления в том числе на бизнес и как следствие — повод вынесения несправедливых приговоров.
По мнению Всеволода Сазонова, положительной тенденцией можно считать амнистию — в этом году к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне предлагается освободить от наказания впервые осужденных к лишению свободы на срок до трех лет, осужденных на срок до пяти лет участников боевых действий, а также впервые совершивших преступления. Будут и другие послабления. «Амнистия может позитивно сказаться на правовом климате в России. Прекращение действующих уголовных дел окажет более позитивное влияние на улучшение делового климата, чем факт выхода на свободу уже осужденных предпринимателей». В то же время, подчеркивает наш эксперт, амнистия — разовая акция, это не меняет в сторону смягчения наказания ни законодательство, ни практику правоприменения.
Дарья Константинова, адвокат бюро «Забейда, Касаткин, Саушкин и партнеры», предполагает, что мнение Лебедева и его цифры объясняются, скорее, объявленной в декабре 2013 года обширной амнистией, нежели улучшением качества и объективности рассмотрения уголовных дел. Зато руководству Верховного суда, считает адвокат, стоило бы реагировать на нарушения со стороны судей: «Если бы Верховный суд России проводил последовательную и жесткую политику по формированию нетерпимости в отношении нарушений закона, допущенных при вынесении приговоров или иных судебных решений, можно было бы о чем-то говорить. Тогда в сторону усиления законности подтянулись бы суды субъектов и районные суды, которые в свою очередь подтянули бы за собой уровень правосознания следователей и прокуроров».
Адвокат Никитенко замечает, что судьям пора бы более внимательно прислушиваться к защите, а не только к доводам обвинения, — тогда количество оправдательных приговоров увеличится.
«Современный российский уголовный процесс как был, так и остается инквизиционным, несмотря на некоторые колебания статистики», — такой нерадостный итог подводит адвокат Константин Ривкин, работавший во многих громких судебных процессах, в том числе по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. По мнению адвоката, новеллы в виде досудебных соглашений, особых судебных порядков и даже расширение практики применения залога и домашнего ареста не изменяют главного — нет состязательности сторон и независимого, объективного суда. А часто практикуемое назначение небольших наказаний невиновным людям «есть не ликвидация обвинительного уклона, а лишь мимикрия».
Марина Лепина