Экономист: Главный урок греческого кризиса состоит в необходимости более тесной политической интеграции стран наряду с интеграцией экономической
Финансовая поддержка в 140 млрд долларов, которую в конечном итоге получила Греция от партнеров по ЕС и МВФ, дала ей передышку, столь необходимую, чтобы начать приводить в порядок собственные финансы.
Эта помощь может помочь (а может и нет) Испании и Португалии избежать развития событий по греческому образцу или предотвратить возможный суверенный дефолт Греции. Что бы в результате не произошло, очевидно, что греческие события выдали Греции "черную метку".
Перед нами кризис, ставший выражением того, что я в свое время назвал "политической трилеммой мировой экономики", пишет в статье "Уроки греческого кризиса ", опубликованной в издании Project Syndicate, известный американский экономист Дэн Родрик. Экономическая глобализация, политическая демократия и национальное государство являются взаимно несовместимыми. Могут оказаться совместимыми национальнаяое государство и демократия, но лишь в том случае, если мы ограничим экономическую глобализацию. Если же мы стремимся к глобализации, сохраняя национальное государство, то нам придется забыть о демократии. И наконец, если мы желаем демократии, вместе с экономической глобализации, то нам надо отбросить идею национального государства и устремится к международному правлению.
История мировой экономики красноречиво демонстрирует как эта трилемма работает. Первый этап глобализации, продолжавшийся до 1914 года, был успешен лишь постольку, поскольку экономическая и валютная политика оставалась свободной от внутриполитического прессинга в разных странах. Для этой политики существовало лишь две фундаментальные основы – золотой стандарт и свободное движение капиталов. По мере расширения политических прав рабочий класс становился все более организованным, и участие масс в политике становилось нормой, внутриполитические цели и задачи стали все более конкурировать с международными правилами и регуляторами. Классическим примером этого является кратковременное возвращение Великобритании к золотому стандарту в предвоенные годы. Однако эта попытка реконструировать порядок, существовавший до Первой мировой войны, потерпела поражение в 1931 году, когда внутриполитический прессинг вынудил британское правительство предпочесть внутреннюю рефляцию золотому стандарту.
Архитекторы Бреттон-Вудской системы учитывали этот опыт, когда в 1944 году принялись переделывать мировую валютную систему. Они понимали, что демократическим странам нужно определенное пространство для проведения независимой валютной и финансовой политики. Так они предлагали весьма ограниченное международное движение капиталов - лишь в рамках долгосрочных кредитов и займов. Джон Мейнард Кейнс, разработавший основные принципы этой системы вместе с Гарри Декстер-Уайтом, рассматривал контроль над международным движением капитала как постоянную, а отнюдь не временную меру в мировой экономике.
Бреттон-Вудская система рухнула в 70-х в результате неспособности (или нежелания, это до сих пор до конца не ясно) правительств ведущих стран управлять возросшими международными передвижениям капиталов.
Третий путь, предлагаемый нашей трилеммой, представляет собой попытку вообще покончить с национальным суверенитетом. В этом случае международная экономическая интеграция может быть объединена с демократией через политический союз между государствами. Утрата национального суверенитета в данном случае может быть компенсирована интернационализацией демократической политики, своего рода глобальной версией федерализма. США, например, создали единый национальный рынок, изъяв существенные рычаги политического контроля у правительств штатов. И это был нелегкий процесс, если вспомнить также и гражданскую войну середины позапрошлого века.
Нынешние трудности ЕС обусловлены тем, что глобальный финансовый кризис застал ее на полдороги по тому же самому пути, которым США шли более полутора столетий назад. Европейские лидеры всегда понимали, что сложившийся экономический союз должен иметь и прочную политическую подпорку. И хотя лидеры многих стран, например, Великобритании, желали делегировать евроструктурам как можно меньше властных полномочий, верными все же оказались аргументы тех, кто ратовал за укрепление политической интеграции параллельно с политической. Однако до сих пор европейский проект политической интеграции значительно отстает от интеграции экономической.
Греция, конечно, пользовалась выгодами от единой валюты, единого рынка капитала и свободной торговли с остальными членами ЕС. Однако все это еще не означало автоматического доступа к европейским займам высшего уровня. Также это не означало, что греческие безработные могли получать пособие прямо из Брюсселя, подобно тому, как безработные из Калифорнии могут получать пособие из Вашингтона в случае, если в их штате возникнут финансовые проблемы. К тому же, учитывая лингвистические и культурные барьеры, грекам не так легко пересекать границы для того, чтобы попасть в более процветающие страны. А греческие банки и фирмы лишатся своей кредитоспособности вместе со своим правительством в случае, если жесткие законы рынка сочтут последнее недееспособным.
Характерно, что правительства Германии и Франции со своей стороны очень редко высказываются по поводу бюджетной политики Греции. Они не препятствовали опосредованным займам Афин в Европейском Центробанке, пока рейтинговые агентства считали Грецию платежеспособным должником. И в случае, если Греция выберет дефолт, они не могут заставить свои банки предъявить иск к греческим заемщикам, либо захватить греческие активы. Никто не может помешать Греции выйти из еврозоны.
Все это означает одно – финансовый кризис оказался гораздо глубже, а борьба с ним менее продуманной, чем следовало бы. Французское и германское правительства очень неохотно и с большими задержками согласились на значительный кредитный пакет Греции, и МВФ оказался на их стороне. А европейский Центробанк втрое снизил уровень платежеспособности с тем, чтобы Греция могла и далее продолжать заимствования.
Кризис показал, что политические предпосылки для глобализации имеются. Он продемонстрировал, что европейские институты в большей мере должны интегрироваться в единый и здоровый рынок. Европа стоит перед выбором, с которым, кстати, сталкиваются и в других частях планеты: либо более интегрироваться политически, либо ослаблять достигнутое экономическое объединение.
Эта помощь может помочь (а может и нет) Испании и Португалии избежать развития событий по греческому образцу или предотвратить возможный суверенный дефолт Греции. Что бы в результате не произошло, очевидно, что греческие события выдали Греции "черную метку".
Перед нами кризис, ставший выражением того, что я в свое время назвал "политической трилеммой мировой экономики", пишет в статье "Уроки греческого кризиса ", опубликованной в издании Project Syndicate, известный американский экономист Дэн Родрик. Экономическая глобализация, политическая демократия и национальное государство являются взаимно несовместимыми. Могут оказаться совместимыми национальнаяое государство и демократия, но лишь в том случае, если мы ограничим экономическую глобализацию. Если же мы стремимся к глобализации, сохраняя национальное государство, то нам придется забыть о демократии. И наконец, если мы желаем демократии, вместе с экономической глобализации, то нам надо отбросить идею национального государства и устремится к международному правлению.
История мировой экономики красноречиво демонстрирует как эта трилемма работает. Первый этап глобализации, продолжавшийся до 1914 года, был успешен лишь постольку, поскольку экономическая и валютная политика оставалась свободной от внутриполитического прессинга в разных странах. Для этой политики существовало лишь две фундаментальные основы – золотой стандарт и свободное движение капиталов. По мере расширения политических прав рабочий класс становился все более организованным, и участие масс в политике становилось нормой, внутриполитические цели и задачи стали все более конкурировать с международными правилами и регуляторами. Классическим примером этого является кратковременное возвращение Великобритании к золотому стандарту в предвоенные годы. Однако эта попытка реконструировать порядок, существовавший до Первой мировой войны, потерпела поражение в 1931 году, когда внутриполитический прессинг вынудил британское правительство предпочесть внутреннюю рефляцию золотому стандарту.
Архитекторы Бреттон-Вудской системы учитывали этот опыт, когда в 1944 году принялись переделывать мировую валютную систему. Они понимали, что демократическим странам нужно определенное пространство для проведения независимой валютной и финансовой политики. Так они предлагали весьма ограниченное международное движение капиталов - лишь в рамках долгосрочных кредитов и займов. Джон Мейнард Кейнс, разработавший основные принципы этой системы вместе с Гарри Декстер-Уайтом, рассматривал контроль над международным движением капитала как постоянную, а отнюдь не временную меру в мировой экономике.
Бреттон-Вудская система рухнула в 70-х в результате неспособности (или нежелания, это до сих пор до конца не ясно) правительств ведущих стран управлять возросшими международными передвижениям капиталов.
Третий путь, предлагаемый нашей трилеммой, представляет собой попытку вообще покончить с национальным суверенитетом. В этом случае международная экономическая интеграция может быть объединена с демократией через политический союз между государствами. Утрата национального суверенитета в данном случае может быть компенсирована интернационализацией демократической политики, своего рода глобальной версией федерализма. США, например, создали единый национальный рынок, изъяв существенные рычаги политического контроля у правительств штатов. И это был нелегкий процесс, если вспомнить также и гражданскую войну середины позапрошлого века.
Нынешние трудности ЕС обусловлены тем, что глобальный финансовый кризис застал ее на полдороги по тому же самому пути, которым США шли более полутора столетий назад. Европейские лидеры всегда понимали, что сложившийся экономический союз должен иметь и прочную политическую подпорку. И хотя лидеры многих стран, например, Великобритании, желали делегировать евроструктурам как можно меньше властных полномочий, верными все же оказались аргументы тех, кто ратовал за укрепление политической интеграции параллельно с политической. Однако до сих пор европейский проект политической интеграции значительно отстает от интеграции экономической.
Греция, конечно, пользовалась выгодами от единой валюты, единого рынка капитала и свободной торговли с остальными членами ЕС. Однако все это еще не означало автоматического доступа к европейским займам высшего уровня. Также это не означало, что греческие безработные могли получать пособие прямо из Брюсселя, подобно тому, как безработные из Калифорнии могут получать пособие из Вашингтона в случае, если в их штате возникнут финансовые проблемы. К тому же, учитывая лингвистические и культурные барьеры, грекам не так легко пересекать границы для того, чтобы попасть в более процветающие страны. А греческие банки и фирмы лишатся своей кредитоспособности вместе со своим правительством в случае, если жесткие законы рынка сочтут последнее недееспособным.
Характерно, что правительства Германии и Франции со своей стороны очень редко высказываются по поводу бюджетной политики Греции. Они не препятствовали опосредованным займам Афин в Европейском Центробанке, пока рейтинговые агентства считали Грецию платежеспособным должником. И в случае, если Греция выберет дефолт, они не могут заставить свои банки предъявить иск к греческим заемщикам, либо захватить греческие активы. Никто не может помешать Греции выйти из еврозоны.
Все это означает одно – финансовый кризис оказался гораздо глубже, а борьба с ним менее продуманной, чем следовало бы. Французское и германское правительства очень неохотно и с большими задержками согласились на значительный кредитный пакет Греции, и МВФ оказался на их стороне. А европейский Центробанк втрое снизил уровень платежеспособности с тем, чтобы Греция могла и далее продолжать заимствования.
Кризис показал, что политические предпосылки для глобализации имеются. Он продемонстрировал, что европейские институты в большей мере должны интегрироваться в единый и здоровый рынок. Европа стоит перед выбором, с которым, кстати, сталкиваются и в других частях планеты: либо более интегрироваться политически, либо ослаблять достигнутое экономическое объединение.