Комментарий. Природоохранное законодательство - что дышло.
«Закон - что дышло», - говорили столетиями в России, имея в виду, что каждый закон можно толковать, исходя из своих интересов. И столетиями были правы. У нас законы могут быть отличными, но это еще совсем не значит, что они соблюдаются. Но в природоохранном законодательстве сложилось положение, когда не только законы плохие и не соблюдаются, но даже при всем желание следовать им никак нельзя, потому что они противоречат друг другу.
Только в России лесной кодекс пишут в Министерстве экономического развития, следят за его выполнением в регионах, а Министерство сельского хозяйства ведает отдельными вопросами. При этом Министерство природных ресурсов и экологии даже не участвует в судьбе одного из главных природных достояний страны…
В России пока нет сокращения площадей лесов. Даже идет прирост лесонасаждений – спасибо упадку сельского хозяйства. Это так, но…
- Регионы наиболее интенсивного лесопользования в прошлом, сейчас характеризуются преобладанием березовых и осиновых лесов, – описывает положение координатор лесной программы Greenpeace Алексей Ярошенко. - Проблемой является то, что эти леса для лесного сектора уже не интересны и предприятия, которые пытаются выживать, вынуждены покушаться на последние сохранившиеся остатки диких лесов.
Более того, по словам Алексея Ярошенко, у нас объемы заготовки древесины (законной и незаконной вместе взятых), примерно в три раза меньше, чем так называемая расчетная лесосека, то есть разрешенный объем рубок. Казалось бы, должно быть все нормально, но рубки и пожары, площадь которых в разы превосходит ежегодную площадь рубок по стране, совместно ведут к уничтожению лесов.
«Прибавьте к этому отсутствие нормального лесного хозяйства и восстановления лесов, и вы сразу поймете, почему леса у нас деградируют. Лесной кодекс просто не позволяет развивать устойчивое интенсивное лесное хозяйство, а оставляет такую экстенсивную модель лесопользования, при которой лес рассматривается просто как природное месторождение бревен», - заключает эколог.
Месторождение это приносит неплохую прибыль «черным лесорубам». По данным руководителя проектов программы Traffic Алексея Вайсмана ежегодно из страны вывозится 20 млн м3 незаконно добытой древесины (20-30% от законного объема древесины, заготавливаемой в стране). Если взять среднюю цену за 1 м3, то получится, что браконьерам уходит в карман 2 млрд руб.
Вообще, у защитников природы к новому лесному кодексу много замечаний. Руководитель проекта Greenpeace по особо охраняемым природным территориям Михаил Крейндлин особо отмечает, что в нем нет даже однозначного определения незаконных рубок. Поэтому, по словам эколога, доказать незаконную рубку очень сложно, даже если нарушителя задерживают на делянке - действует презумпция невиновности. «Для судей и прокуратуры экологические правонарушения – это малопонятная и малоизвестная отрасль права, поэтому следственных действий не ведется, - рассказывает Михаил Крейндлин. - Так как это не тяжкие правонарушения, с точки зрения отчетности они не очень интересны».
Специалист также подчеркнул, что отсутствие государственной лесной охраны во многом способствует безнаказанности расхитителей леса - некому квалифицированно проводить первичные опознавательные действия, фиксировать правонарушения и некому их предотвращать.
Кодекс настолько противоречив и неясен в большинстве своих формулировок, что применять его на практике фактически нельзя, хотя, как отмечают экологи, там есть отдельные разумные концептуальные идеи.
Например, теоретическая возможность сосредоточить ответственность за всю хозяйственную деятельность в одних руках. То есть, если лес передан в аренду, то арендатор за все и отвечает. Но требования к арендатору такие, что выполнить он их все равно не может. Поэтому эта идея на практике не реализуется.
Раньше были разночтения в том, что считать лесом, а что считать землей, занятой лесом. Новый лесной кодекс теоретически связал эти два понятия. Но закон написан так, что у нас оказалось 5% - 8% лесов с неясным статусом, которые вообще не регулируются лесным законодательством и как лес не рассматриваются.
По логике, писать лесной кодекс должно был Министерство природных ресурсов и экологии, но на практике вышло так, что его разработал Минэкономразвития.
Неудивительно, что в России возрастает роль добровольной лесной сертификации. Пока у нас действует только одна система – FSC. Россия сейчас занимает второе место в мире по площади сертифицированных лесов по этой системе.
Успех FSC специалисты связывают с тем, что новое законодательство не позволяет достоверно отличить законно заготовленную древесину от незаконной, то есть государственная система не может доказать, что данный конкретный лесопользователь законопослушный.
Но закрыть дырок в законодательстве добровольная лесная сертификация не может. Это признают даже люди, которые продвигают FSC.
Так или иначе, за браконьерство теоретически можно получить достаточно серьезное наказание. Незаконный отстрел животных - это 258 статья уголовного кодекса. Она не относится к тяжким преступлениям, и часто по ней получают не более 2 лет лишения свободы. Зато за поджог леса и незаконную рубку могут быть более серьезные наказания. Если организованной группой лиц по предварительному сговору принесен ущерб на сумму свыше 150 тыс. рублей, то срок лишения свободы может достигать семи лет.
Но законы соблюдаются далеко не всегда, к тому же, как показывает опыт последних лет, доказать факт нарушения очень сложно.
Несовершенство природоохранных законов признают и сами чиновники. Заместитель директора департамента государственной политики и регулирования в сфере охраны окружающей среды и экологической безопасности Министерства природных ресурсов и экологии Всеволод Степаницкий сообщил, что изменения в законодательстве готовятся, но, в то же время, признал, что «работа идет очень медленно и непонятно завершится ли она успехом».
А пока идут споры о том, как писать закон, работа инспекторов заповедников и региональных парков напоминает сизифов труд: сначала нарушителей ловят, а потом их отпускают.
Руководитель Камчатского/Берингийского экорегионального отделения WWF Лада Лекай так описывает ситуацию:
- Инспектора региональных парков и заповедников, даже если задерживают нарушителей, не могут им ничего ни инкриминировать, ни на законных основаниях возбудить дело, потому что отсутствует статья в административном кодексе Камчатского края. А в федеральном законе «Об особо охраняемых территориях» эта позиция не рассматривается вообще.
Председатель Алтайской краевой общественной организаций «Геблеровское экологическое общество» Алексей Грибков подчеркнул, что с законодательством в сфере охраны природы невозможно работать в принципе, потому что оно перманентно находится в состоянии реформирования уже более десяти лет подряд.
- Российское природоохранное законодательство - это периодическое издание! – говорит эколог. - Добавьте сюда беспрестанное реформирование органов власти в сфере экологии, полную неразбериху и путаницу в ответственности и полномочиях: Ростехнадзор, Росприроднадзор, Россельхознадзор, Роспотребнадзор, региональные органы охотничьего хозяйства, управления лесами, инспекции по охране окружающей среды... До сих пор идет разграничение полномочий между федерацией и регионами. Заповедники в который раз передают из одного ведомства в другое. Но, все же, главная проблема - это безответственность и продажность природоохранных чиновников.
Даже если представить идеальное государство Россия, где взяток нет вообще, браконьерство, в частности вырубка леса, в нем не исчезнет. Кроме банальной и уже никого не удивляющей коррупции, у нас есть довольно мягкие законы.
Когда писали нынешний административный кодекс, как утверждает Алексей Вайсман, думали, прежде всего, о том, чтобы пресечь возможные злоупотребления против личности. Например, если остановил инспектор браконьера, он имеет право провести досмотр, но только при двух панитых... А где ему в тайге искать их?
Всеволод Степаницкий согласен с этой точкой зрения. Он даже считает, что не столько опасна бюрократия, сколько необходимость искать панитых.
- Дело не в количестве бумаг, хотя это и не самая приятная вещь, а в их содержании, - признает эксперт. - Административное законодательство предусматривает участие панитых в процедурах оформления документации, в том числе в браконьерстве. А панитыми должны быть лица, которые, с точки зрения закона, нейтральны по отношении к делу и не представляют ни ту, ни другую сторону. В глухой тайге есть только браконьер и инспектор, а панитого нет.
Впрочем, все эти законодательные ошибки - ничто по сравнению со взятничеством в структуре природоохраны.
«В конечном счете, все эти нарушения крышуются представителями власти, - констатирует Алексей Вайсман. - Уже давно прошло время всяких бандитов. Крыша среднего звена, к сожалению, очень часто – это бывшие сотрудники различных природоохранных органов».
Вот так и получается, что у нас законы – что дышло. Надо только знать три главных закона: сколько заплатить, где заплатить и кому заплатить. На остальные в этом случае можно не обращать внимания.
Только в России лесной кодекс пишут в Министерстве экономического развития, следят за его выполнением в регионах, а Министерство сельского хозяйства ведает отдельными вопросами. При этом Министерство природных ресурсов и экологии даже не участвует в судьбе одного из главных природных достояний страны…
В России пока нет сокращения площадей лесов. Даже идет прирост лесонасаждений – спасибо упадку сельского хозяйства. Это так, но…
- Регионы наиболее интенсивного лесопользования в прошлом, сейчас характеризуются преобладанием березовых и осиновых лесов, – описывает положение координатор лесной программы Greenpeace Алексей Ярошенко. - Проблемой является то, что эти леса для лесного сектора уже не интересны и предприятия, которые пытаются выживать, вынуждены покушаться на последние сохранившиеся остатки диких лесов.
Более того, по словам Алексея Ярошенко, у нас объемы заготовки древесины (законной и незаконной вместе взятых), примерно в три раза меньше, чем так называемая расчетная лесосека, то есть разрешенный объем рубок. Казалось бы, должно быть все нормально, но рубки и пожары, площадь которых в разы превосходит ежегодную площадь рубок по стране, совместно ведут к уничтожению лесов.
«Прибавьте к этому отсутствие нормального лесного хозяйства и восстановления лесов, и вы сразу поймете, почему леса у нас деградируют. Лесной кодекс просто не позволяет развивать устойчивое интенсивное лесное хозяйство, а оставляет такую экстенсивную модель лесопользования, при которой лес рассматривается просто как природное месторождение бревен», - заключает эколог.
Месторождение это приносит неплохую прибыль «черным лесорубам». По данным руководителя проектов программы Traffic Алексея Вайсмана ежегодно из страны вывозится 20 млн м3 незаконно добытой древесины (20-30% от законного объема древесины, заготавливаемой в стране). Если взять среднюю цену за 1 м3, то получится, что браконьерам уходит в карман 2 млрд руб.
Вообще, у защитников природы к новому лесному кодексу много замечаний. Руководитель проекта Greenpeace по особо охраняемым природным территориям Михаил Крейндлин особо отмечает, что в нем нет даже однозначного определения незаконных рубок. Поэтому, по словам эколога, доказать незаконную рубку очень сложно, даже если нарушителя задерживают на делянке - действует презумпция невиновности. «Для судей и прокуратуры экологические правонарушения – это малопонятная и малоизвестная отрасль права, поэтому следственных действий не ведется, - рассказывает Михаил Крейндлин. - Так как это не тяжкие правонарушения, с точки зрения отчетности они не очень интересны».
Специалист также подчеркнул, что отсутствие государственной лесной охраны во многом способствует безнаказанности расхитителей леса - некому квалифицированно проводить первичные опознавательные действия, фиксировать правонарушения и некому их предотвращать.
Кодекс настолько противоречив и неясен в большинстве своих формулировок, что применять его на практике фактически нельзя, хотя, как отмечают экологи, там есть отдельные разумные концептуальные идеи.
Например, теоретическая возможность сосредоточить ответственность за всю хозяйственную деятельность в одних руках. То есть, если лес передан в аренду, то арендатор за все и отвечает. Но требования к арендатору такие, что выполнить он их все равно не может. Поэтому эта идея на практике не реализуется.
Раньше были разночтения в том, что считать лесом, а что считать землей, занятой лесом. Новый лесной кодекс теоретически связал эти два понятия. Но закон написан так, что у нас оказалось 5% - 8% лесов с неясным статусом, которые вообще не регулируются лесным законодательством и как лес не рассматриваются.
По логике, писать лесной кодекс должно был Министерство природных ресурсов и экологии, но на практике вышло так, что его разработал Минэкономразвития.
Неудивительно, что в России возрастает роль добровольной лесной сертификации. Пока у нас действует только одна система – FSC. Россия сейчас занимает второе место в мире по площади сертифицированных лесов по этой системе.
Успех FSC специалисты связывают с тем, что новое законодательство не позволяет достоверно отличить законно заготовленную древесину от незаконной, то есть государственная система не может доказать, что данный конкретный лесопользователь законопослушный.
Но закрыть дырок в законодательстве добровольная лесная сертификация не может. Это признают даже люди, которые продвигают FSC.
Так или иначе, за браконьерство теоретически можно получить достаточно серьезное наказание. Незаконный отстрел животных - это 258 статья уголовного кодекса. Она не относится к тяжким преступлениям, и часто по ней получают не более 2 лет лишения свободы. Зато за поджог леса и незаконную рубку могут быть более серьезные наказания. Если организованной группой лиц по предварительному сговору принесен ущерб на сумму свыше 150 тыс. рублей, то срок лишения свободы может достигать семи лет.
Но законы соблюдаются далеко не всегда, к тому же, как показывает опыт последних лет, доказать факт нарушения очень сложно.
Несовершенство природоохранных законов признают и сами чиновники. Заместитель директора департамента государственной политики и регулирования в сфере охраны окружающей среды и экологической безопасности Министерства природных ресурсов и экологии Всеволод Степаницкий сообщил, что изменения в законодательстве готовятся, но, в то же время, признал, что «работа идет очень медленно и непонятно завершится ли она успехом».
А пока идут споры о том, как писать закон, работа инспекторов заповедников и региональных парков напоминает сизифов труд: сначала нарушителей ловят, а потом их отпускают.
Руководитель Камчатского/Берингийского экорегионального отделения WWF Лада Лекай так описывает ситуацию:
- Инспектора региональных парков и заповедников, даже если задерживают нарушителей, не могут им ничего ни инкриминировать, ни на законных основаниях возбудить дело, потому что отсутствует статья в административном кодексе Камчатского края. А в федеральном законе «Об особо охраняемых территориях» эта позиция не рассматривается вообще.
Председатель Алтайской краевой общественной организаций «Геблеровское экологическое общество» Алексей Грибков подчеркнул, что с законодательством в сфере охраны природы невозможно работать в принципе, потому что оно перманентно находится в состоянии реформирования уже более десяти лет подряд.
- Российское природоохранное законодательство - это периодическое издание! – говорит эколог. - Добавьте сюда беспрестанное реформирование органов власти в сфере экологии, полную неразбериху и путаницу в ответственности и полномочиях: Ростехнадзор, Росприроднадзор, Россельхознадзор, Роспотребнадзор, региональные органы охотничьего хозяйства, управления лесами, инспекции по охране окружающей среды... До сих пор идет разграничение полномочий между федерацией и регионами. Заповедники в который раз передают из одного ведомства в другое. Но, все же, главная проблема - это безответственность и продажность природоохранных чиновников.
Даже если представить идеальное государство Россия, где взяток нет вообще, браконьерство, в частности вырубка леса, в нем не исчезнет. Кроме банальной и уже никого не удивляющей коррупции, у нас есть довольно мягкие законы.
Когда писали нынешний административный кодекс, как утверждает Алексей Вайсман, думали, прежде всего, о том, чтобы пресечь возможные злоупотребления против личности. Например, если остановил инспектор браконьера, он имеет право провести досмотр, но только при двух панитых... А где ему в тайге искать их?
Всеволод Степаницкий согласен с этой точкой зрения. Он даже считает, что не столько опасна бюрократия, сколько необходимость искать панитых.
- Дело не в количестве бумаг, хотя это и не самая приятная вещь, а в их содержании, - признает эксперт. - Административное законодательство предусматривает участие панитых в процедурах оформления документации, в том числе в браконьерстве. А панитыми должны быть лица, которые, с точки зрения закона, нейтральны по отношении к делу и не представляют ни ту, ни другую сторону. В глухой тайге есть только браконьер и инспектор, а панитого нет.
Впрочем, все эти законодательные ошибки - ничто по сравнению со взятничеством в структуре природоохраны.
«В конечном счете, все эти нарушения крышуются представителями власти, - констатирует Алексей Вайсман. - Уже давно прошло время всяких бандитов. Крыша среднего звена, к сожалению, очень часто – это бывшие сотрудники различных природоохранных органов».
Вот так и получается, что у нас законы – что дышло. Надо только знать три главных закона: сколько заплатить, где заплатить и кому заплатить. На остальные в этом случае можно не обращать внимания.
Ещё новости по теме:
15:42
13:00
12:00