Конец той Британии, которую мы знаем
("The Washington Post", США)
Энн Эпплбаум (Anne Applebaum)
Лондон — Эти выборы запомнятся всем как выборы, спасшие карьеру Дэвида Кэмерона, премьер-министра, который всего два месяца назад публично заявил о своем возможном уходе из политики. Они также запомнятся как выборы, положившие конец политической карьере лидера Лейбористской партии Эда Милибэнда (Ed Miliband), который еще на прошлой неделе с уверенностью вырезал свои предвыборные обещания на огромной плите из белого камня. Более того, они запомнятся как выборы, которые опровергли результаты всех опросов общественного мнения — все те внушающие ужас предположения о подвешенном парламенте, коалициях меньшинств, вмешательстве и даже о возможном исчезновении королевы с появлением мощного консервативного большинства. Однако со временем, когда все эти переживания и драмы забудутся, вполне вероятно, мы будем вспоминать эти выборы как выборы, ставшие началом конца Великобритании — по крайней мере, в том виде, в котором мы ее знаем.
Эти выборы могут в буквальном смысле ознаменовать собой начало конца Соединенного Королевства, союза четырех государств — Англии, Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии — чья стабильность не подвергалась серьезной опасности уже достаточно давно. Начнем с того, что Шотландская национальная партия, отрыто призывающая к выходу Шотландии из состава Соединенного Королевства, получила 56 из 59 возможных мест в Палате общин, практически полностью вытеснив лейбористов и либеральных демократов. Более того, сейчас стало ясно, что далеко не все в Лондоне огорчены такими результатами. «На самом деле я никогда не чувствовал себя британцем, — признался мне один мой знакомый в день выборов. — Я чувствую себя англичанином».
И я думаю, что он не исключение. Внезапно перед нами — особенно перед некоторыми английскими тори — возникла совершенно иная картина будущего: возможно, без упрямой, непреклонной, левой Шотландии управлять оставшейся частью бывшей Великобритании станет гораздо легче. Чтобы американские читатели поняли, что я имею в виду, объясню на примере: представьте себе, что спустя много лет непрерывной борьбы партия техасских сепаратистов занимает все места Техаса в Конгрессе США. А теперь представьте, что представители остальных штатов — в частности демократы — после долгих лет сопротивления, наконец, пришли к мысли о том, что отделение Техаса — это не такая уж плохая затея, и сразу же начали подсчитывать потенциальную выгоду.
Эти выборы могут стать началом конца Великобритании в том виде, в котором мы ее знаем, в несколько ином смысле. В 2013 году Кэмерон пообещал, что в случае его переизбрания он проведет референдум по вопросу о выходе Великобритании из Евросоюза. Он также пообещал — хотя и в несколько более туманных формулировках — что он сначала попытается «пересмотреть» условия членства Великобритании в Евросоюзе. Даже сегодня никто не знает, что это может значить. Он никогда не просил европейских союзников и партнеров помочь ему в этом, и сейчас не самый лучший момент для начала этого процесса. Остальные европейские лидеры сейчас вовлечены в сложные финансовые переговоры с Грецией, в разработку стратегии дальнейших отношений с Россией и в решение серьезного кризиса нелегальной иммиграции на южных границах. Именно поэтому они не испытывают ни малейшего желания вступать с долгие и болезненные переговоры с Великобританией.
Но независимо от желаний Европы этот вопрос в силу сложившихся обстоятельств оказался в центре внешней политики Великобритании. На практике это значит, что в течение следующих нескольких лет у британских дипломатов не будет времени на обсуждение России или Ливии, потому что все свое внимание они будут уделять условиям соглашений с Евросоюзом. На саммитах Евросоюза британцы захотят говорить о роли Великобритании в Европе, а вовсе не о роли Европы в мире или о кризисах на южных и восточных границах Европы. Великобритания, заинтересованная в поддержании контактов с другими государствами и принимающая активное участие в общих проектах, уже осталась в прошлом, и далеко не все в Лондоне испытывают грусть по этому поводу. Кэмерон интересовался внешней политикой в гораздо меньшей степени, чем любой другой британский премьер-министр современности, а его партия только что провела самую «островную» предвыборную кампанию — и при этом одержала оглушительную победу.
Избиратели высказали свою точку зрения, и английские тори получили четкий и ясный сигнал: они вполне могут обойтись без Шотландии и без других стран. У них всегда будет Лондон, один из крупнейших мировых финансовых центров, у них всегда будет Англия с красивейшими зелеными ландшафтами, и у них всегда будут воспоминания о великой империи — и, возможно, этого вполне достаточно.
Энн Эпплбаум (Anne Applebaum)
Лондон — Эти выборы запомнятся всем как выборы, спасшие карьеру Дэвида Кэмерона, премьер-министра, который всего два месяца назад публично заявил о своем возможном уходе из политики. Они также запомнятся как выборы, положившие конец политической карьере лидера Лейбористской партии Эда Милибэнда (Ed Miliband), который еще на прошлой неделе с уверенностью вырезал свои предвыборные обещания на огромной плите из белого камня. Более того, они запомнятся как выборы, которые опровергли результаты всех опросов общественного мнения — все те внушающие ужас предположения о подвешенном парламенте, коалициях меньшинств, вмешательстве и даже о возможном исчезновении королевы с появлением мощного консервативного большинства. Однако со временем, когда все эти переживания и драмы забудутся, вполне вероятно, мы будем вспоминать эти выборы как выборы, ставшие началом конца Великобритании — по крайней мере, в том виде, в котором мы ее знаем.
Эти выборы могут в буквальном смысле ознаменовать собой начало конца Соединенного Королевства, союза четырех государств — Англии, Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии — чья стабильность не подвергалась серьезной опасности уже достаточно давно. Начнем с того, что Шотландская национальная партия, отрыто призывающая к выходу Шотландии из состава Соединенного Королевства, получила 56 из 59 возможных мест в Палате общин, практически полностью вытеснив лейбористов и либеральных демократов. Более того, сейчас стало ясно, что далеко не все в Лондоне огорчены такими результатами. «На самом деле я никогда не чувствовал себя британцем, — признался мне один мой знакомый в день выборов. — Я чувствую себя англичанином».
И я думаю, что он не исключение. Внезапно перед нами — особенно перед некоторыми английскими тори — возникла совершенно иная картина будущего: возможно, без упрямой, непреклонной, левой Шотландии управлять оставшейся частью бывшей Великобритании станет гораздо легче. Чтобы американские читатели поняли, что я имею в виду, объясню на примере: представьте себе, что спустя много лет непрерывной борьбы партия техасских сепаратистов занимает все места Техаса в Конгрессе США. А теперь представьте, что представители остальных штатов — в частности демократы — после долгих лет сопротивления, наконец, пришли к мысли о том, что отделение Техаса — это не такая уж плохая затея, и сразу же начали подсчитывать потенциальную выгоду.
Эти выборы могут стать началом конца Великобритании в том виде, в котором мы ее знаем, в несколько ином смысле. В 2013 году Кэмерон пообещал, что в случае его переизбрания он проведет референдум по вопросу о выходе Великобритании из Евросоюза. Он также пообещал — хотя и в несколько более туманных формулировках — что он сначала попытается «пересмотреть» условия членства Великобритании в Евросоюзе. Даже сегодня никто не знает, что это может значить. Он никогда не просил европейских союзников и партнеров помочь ему в этом, и сейчас не самый лучший момент для начала этого процесса. Остальные европейские лидеры сейчас вовлечены в сложные финансовые переговоры с Грецией, в разработку стратегии дальнейших отношений с Россией и в решение серьезного кризиса нелегальной иммиграции на южных границах. Именно поэтому они не испытывают ни малейшего желания вступать с долгие и болезненные переговоры с Великобританией.
Но независимо от желаний Европы этот вопрос в силу сложившихся обстоятельств оказался в центре внешней политики Великобритании. На практике это значит, что в течение следующих нескольких лет у британских дипломатов не будет времени на обсуждение России или Ливии, потому что все свое внимание они будут уделять условиям соглашений с Евросоюзом. На саммитах Евросоюза британцы захотят говорить о роли Великобритании в Европе, а вовсе не о роли Европы в мире или о кризисах на южных и восточных границах Европы. Великобритания, заинтересованная в поддержании контактов с другими государствами и принимающая активное участие в общих проектах, уже осталась в прошлом, и далеко не все в Лондоне испытывают грусть по этому поводу. Кэмерон интересовался внешней политикой в гораздо меньшей степени, чем любой другой британский премьер-министр современности, а его партия только что провела самую «островную» предвыборную кампанию — и при этом одержала оглушительную победу.
Избиратели высказали свою точку зрения, и английские тори получили четкий и ясный сигнал: они вполне могут обойтись без Шотландии и без других стран. У них всегда будет Лондон, один из крупнейших мировых финансовых центров, у них всегда будет Англия с красивейшими зелеными ландшафтами, и у них всегда будут воспоминания о великой империи — и, возможно, этого вполне достаточно.