Джулиан Ассанж: Google стала угрозой
Основатель WikiLeaks рассказывает о своей новой книге, посвященной веб-гиганту, который собирает наши личные данные, следуя единой стратегии, разработанной совместно с Госдепартаментом Америки и ее разведывательными структурами — и в итоге ведет себя как Агентство национальной безопасности, - пишет итальянское издание L"Espresso.
Четыре года назад он потерял свою свободу и с тех пор живет, словно в изгнании. Сначала в роскошном грузинском особняке, располагающемся в самом сердце старой и зеленой Англии, Эллингем-Холле, в который он был помещен под домашний арест на полтора года. Потом в шикарном районе Лондона Найтсбридж, где Ассанж находится и по сей день, не покидая посольства Эквадора, предоставляющего ему политическое убежище уже в течение двух лет. «Неопределенность» — вот то самое слово, которое наиболее точно характеризует будущее Джулиана Ассанжа (Julian Assange). Никто не знает, как именно закончится его невероятная история. Из дипломатического и судебного тупика выхода все еще не видно. Лондонская полиция и не думает снимать осаду: полисмены всегда готовы арестовать Ассанжа, как только он ступит за пределы посольства.
Уже много раз WikiLeaks и Джулиана Ассанжа списывали со счетов. В декабре 2010 года, когда его люди и он сам только начали публиковать тайны американской дипломатии, всего за одну ночь, без какого-либо судебного разбирательства, их лишили возможности получать средства от сторонников и спонсоров. Внезапно Visa, Mastercard, PayPal, Western Union и Bank of America перекрыли поступление средств на их счета.
После этого WikiLeaks в течение какого-то времени пришлось продавать клей для того, чтобы выжить. Это подтолкнуло многих к мысли о том, что Ассанж и его организация уже изжили себя. Что это был лишь маленький глоток свежего воздуха для активистов и борцов за свободу, непродолжительный кошмар для сильных мира сего, которые всегда прикрываются щитом секретности. В любом случае, тогда казалось, что WikiLeaks — завершенное приключение. Однако на примере Эдварда Сноудена мы убедились, насколько ошибочным оказался такой прогноз.
Против него начали настоящую охоту мирового масштаба, развязанную одной из сверхдержав. А сотни журналов и организаций по защите прав человека могли лишь только наблюдать за всем этим со стороны. Кто-то следил за приключениями Сноудена равнодушно, кто-то — с негодованием, но все равно никто не мог оказать ему даже минимальную помощь. И только Джулиан Ассанж, заточенный в небольшой комнате площадью 20 квадратных метров, разработал целую стратегию для того, чтобы спасти жизнь Сноудена. И она сработала.
В августе этого года прошел необоснованный слух о том, что Ассанж якобы готов сдаться полиции. И в очередной раз многие посчитали, что это и есть конец истории. Десятки корреспондентов и журналистов из разных уголков света примчались в Найтсбридж, чтобы все запечатлеть и в подробностях рассказать о добровольной капитуляции. Но нет. И в этот раз никакой капитуляции не последовало. Ассанж и WikiLeaks продолжают свое дело.
В течение нескольких последних месяцев основатель WikiLeaks работал над книгой об интернет-гиганте Google. Этот труд под названием «When Google Met WikiLeaks» («Когда Google встретил WikiLeaks» — англ.) вышел в свет на прошлой неделе на английском языке. Это блестящий этюд, в котором Ассанж рассказывает о своей встрече в 2011 году в Эллингем-Холле с Эриком Шмидтом (Eric Schmidt), председателем совета директоров компании Google, и с Джаредом Коэном (Jared Cohen), основателем и директором научного центра Google Ideas. Это была встреча умов, придерживающихся прямо противоположных убеждений. Прежде всего, они имели совершенно разное представление о будущем интернета: с точки зрения Ассанжа, «освободительная сила интернета заключается в его полной независимости и существовании в мире без Государства». Для Шмидта, напротив, «эмансипация сети должна совпадать с целями внешней политики США».
«Такие люди, как Шмидт и Коэн, — пишет Ассанж, — будут убеждать тебя в том, что открытость есть добродетель, однако проигнорируют любую точку зрения, которая ставит под сомнение американскую исключительность из-за внешней политики Штатов. Эта неприступная банальность основана на принципе „не причинять вреда". Они уверены в том, что действуют ради всеобщего блага. Именно в этом и заключается проблема». В книге не обошлось и без юмора. Например, Джулиан рассказывает о телефонном звонке в Государственный департамент США, в ходе которого работники WikiLeaks сообщили, что Ассанж хотел бы переговорить с Хиллари Клинтон, но эта просьба натолкнулась на «бюрократическое смятение», и Ассанж со своей командой практически оказался в одной из сцен фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу», в которой «Питер Селлерс без уведомления звонит в Белый дом, чтобы предупредить о нависшей над миром угрозе ядерной войны, но его просят подождать». Мы попросили Джулиана Ассанжа дать нам интервью и рассказать о себе и о своей книге.
L’Espresso: начнем с Вашей встречи с Эриком Шмидтом и Джаредом Коэном. В книге Вы пишете, что они сами по себе очень приятные люди, однако если будущее интернета окажется в руках Google, это должно обеспокоить всех и каждого. Почему так?
Джулиан Ассанж: За последние 15 лет Google вырос внутри интернета, словно паразит. Веб-навигация, социальные сети, карты, спутники — Google оказался в нашем телефоне, на нашем рабочем столе, и он вторгается в каждый аспект нашей жизни: от личных до бизнес-отношений. Поэтому можно утверждать, что Google обладает большой властью над каждым пользователем интернета, то есть практически над каждым человеком современного мира. Мало того, что Google увеличивается в размерах, он к тому же становится опасен. В своей книге я объясняю, что он действует исключительно в интересах внешней политики Соединенных Штатов. А это значит, что Google может, к примеру, скомпрометировать личную жизнь миллиардов людей или заполнить интернет рекламой определенного рода с целью проведения пропаганды. Такие страны, как Россия и Китай, с далекого 2009 года воспринимают Google не иначе, как оружие в руках Америки. Но к сожалению, их решение проблемы (России и Китая — прим.ред.) заключается в том, чтобы создать местные монополии. Google высасывает личные данные каждого человека, пытаясь создать бесконечный информационный резервуар, представляющий огромный интерес для американского правительства. Оно начало сотрудничать с Google, чтобы получить доступ к его базе данных. И Google никогда не изменит свой принцип работы, потому что его бизнес-модель завязана на том, чтобы собирать как можно больше данных о каждом человеке и обрабатывать их для того, чтобы выявить любые точки соприкосновения и создать таким работающую модель, по которой любая реклама попадала бы точно в цель. Все это очень похоже на то, как работает Агентство национальной безопасности.
— Вы описываете Эрика Шмидта как персонажа, «центристские, империалистические и либеральные наклонности которого прекрасно сосуществуют в рамках американской политики». Что за мир Эрик Шмидт и Джаред Коэн пытаются создать для нас?
— Шмидт и Коэн выпустили книгу, на которую большинство людей не обратило внимания, но которая оказалась крайне откровенной. Она называется «Новая цифровая эра», это проект, в котором описано их представление о будущем: мир, в котором все вращается вокруг консьюмеризма и виртуальной реальности, где идеальный потребитель активно пользуется гаджетами Google, ставит «лайки» и «делится с друзьями», и у всех все чудесно. Шмидт и Коэн считают, что в западном мире больше нет надобности в том, чтобы прятать свою личную жизнь, поскольку правительства стран, по сути, «добрые», ответственные и используют те данные, которые собирают, исключительно в интересах своих же граждан.
— Вы пишете, что Google появился как проявление независимой культуры калифорнийских выпускников, культуры благопристойной, человеческой, интересной, так что же в итоге произошло, как Google повернулся ко злу?
— Google действительно поначалу был проявлением той студенческой культуры, занимательной и политически наивной, которая кружила в окрестностях Стэнфордского университета и Калифорнийского университета в Беркли, но вышло так, что, превратившись во вторую по величине компанию Соединенных Штатов, он стал опасным. Как и многие другие американские компании, Google попытался расшириться на заграничные рынки, став таким образом зависимым от мнения и деятельности Госдепартамента и других структур американского правительства. Эта зависимость стала причиной установления тесных контактов и личностных альянсов между менеджментом Google, включая Эрика Шмидта, и американской властью.
— Вы полагаете, что Китай и Россия будут отчаянно сражаться против империи Google?
— Да, они могут быть довольно медлительными, но люди этих стран испытывают шок, когда узнают, что на самом деле происходит, потому что не обязательно физически присоединять ту или иную страну (чтобы контролировать ее — прим.ред.), если ты владеешь информацией и можешь оказывать влияние на ее законодательство при помощи международных договоров. Такие страны, как Китай и Россия, рассматривают господство Google как проблему, которая представляет некую угрозу для национального суверенитета. В Китае появляются местные интернет-услуги. Кто-то считает, что Россия и Китай — это коварные страны, однако когда одно-единственное государство сосредотачивает в своих руках огромную власть, это неизбежно приводит к злоупотреблениям с его стороны, таким, с какими мы уже сталкивались в случае с Агентством национальной безопасности. Сотрудничество Google, внешней политики США и государственных разведывательных структур основано на взаимном согласии и часто достигает своих целей, прибегая к силе принуждения, если кто-то не хочет работать с ними добровольно. Так было, например, с компанией Yahoo, на которую АНБ в 2008 году начала давить, угрожая штрафом в 250 000 долларов в день, чтобы компания предоставила им доступ к данным своих клиентов.
— А что Вы ответите на возражение типа «каким бы ни был Google, все равно Китай и Россию нельзя отнести к числу стран, способных похвастаться независимым интернетом»?
— Китай стал первым государством, который подверг цензуре WikiLeaks, это случилось в 2007 году. Это политизированная страна, в которой боятся того, о чем думает народ. Но в определенном смысле это даже хорошо, ведь это значит, что Китаю важно знать мнение своих людей, тогда как во многих странах Запада свобода слова является лишь следствием того факта, что с мнением народа никто не считается. Правящей элите не нужно беспокоиться о том, что думают простые люди, так как изменения во внутренней политике никак не отразятся на этой самой элите. Проблемы Китая и России — это прежде всего их собственные проблемы.
— А что ответить людям, которые считают, что нам все же нужен надзор сверху, начало которому АНБ положило, сотрудничая с Google? Ведь фанатики ИГИЛа являются прекрасным примером того, что современные демократии подвергаются смертельному риску
— Современные демократии подвергаются смертельному риску из-за тоталитаризма, который навис над ними в связи с массовым контролем сверху, а также властью, способной повлиять на любое значительное социальное или экономическое взаимодействие.
— Кроме того, несмотря на то, что им удается перехватывать сообщения миллионов людей, они все равно не смогли предотвратить ни одной важной атаки или предусмотреть восхождение ИГИЛа...
— Главная цель такого надзора — это стратегическое преимущество (которое получает та страна, которая им занимается — прим.ред.), и действительно, в закрытых кругах его так и называют — «стратегический надзор». Агентство национальной безопасности следит за целыми континентами в том же режиме, как в течение последних 70-ти лет ведет важную игру с целью взять под свой контроль нефть и связанные с ней страны. Это подтверждают, к примеру, события на Украине.
— Вы и Ваша команда сумели выдержать различные типы давления: угрозы смерти, судебные разбирательства и незаконную заморозку счетов. В своей книге Вы рассказываете о том, как Вам удалось решить финансовые проблемы благодаря стратегическому вложению в Bitcoin. И несмотря на то, что Вы не можете покинуть посольство, Вам удалось оказать поддержку Эдварду Сноудену, отправив в Гонконг Сару Харрисон (Sarah Harrison), которая помогла ему обрести убежище. Но вы все еще здесь, Сара Харрисон в изгнании, Челси Мэннинг (Chelsea Manning) — в тюрьме, а Эдварду Сноудену негде укрыться, кроме как в России. Как Вы думаете, будут ли у нас новые Мэннинг и Сноудены, учитывая, какую высокую цену пришлось заплатить вам, вашей команде и другим осведомителям?
— Да, я практически уверен в этом. Мы вмешались, мы организовали целую операцию для того, чтобы помочь Сноудену, отправили его в целости в Гонконг, потому что хотели, чтобы он стал примером для подражания, чтобы люди поняли, что можно обнародовать информацию такого типа и при этом сохранить большую часть своей свободы нетронутой. Конечно, подобный посыл вдохновит и подтолкнет к действию и других людей, готовых раскрыть какие-то данные.
— В своей книге Вы объясняете, почему новым организациям типа WikiLeaks непросто появиться на свет. Как Вам видятся попытки таких газет, как The Guardian и The Washington Post, создать платформу для отправки секретных документов?
— Я полагаю, что если СМИ хотя бы отчасти пытаются следовать нашему примеру, то это уже победа. Однако я не вижу в этих организациях ничего особенного. Есть менее масштабные, но более интересные проекты, например, BalcanLeaks, который пытается по-новому использовать технологию зашифрованной коммуникации. Главная проблема тем не менее всегда заключалась именно в публикации текстов, и простое шифрование сообщений не поможет решить ее. Мы все видели, что The Guardian и The Washington Post опубликовали лишь малую часть того материала (собранного Сноуденом — прим. ред.), который получили. Главный редактор The Guardian, Алан Русбриджер (Alan Rusbridger), также заявил, что в файлах Сноудена находились данные об Ираке и Афганистане, но их даже читать не будут (журналисты The Guardian — прим. ред.).
— У The New York Times тоже имеются документы Сноудена, но до сих пор они их не опубликовали...
— Да, в конечном итоге они опубликовали всего около 2% от этого материала. И это большая проблема: зашифрованная коммуникация — это хорошо, но нужна еще организация, способная публиковать тексты, прибегая к более серьезным методам. Это должен быть масштабный проект, у которого будут различные права, возможность решать технические и социологические вопросы. Именно по этой причине пока больше нет ни одной организации, которая могла бы заниматься публикацией (документов — прим.ред.), как это делаем мы. До сих пор очень сложно создать новую WikiLeaks.
— Вы посвятили свою книгу Вашей семье, «которую очень любите и по которой очень скучаете». Вы виделись с ними?
— Из соображений безопасности я не отвечаю на подобные вопросы: моей семье тоже угрожали.
— Вы как-то сказали: «Что делать? Ответ простой. И он всегда был таким. Перестаньте говорить „не во имя меня", вместо этого говорите „через мой труп". Мы сделали именно это. Работает. Теперь ваша очередь». Оглядываясь назад, Вы все еще считаете, что оно того стоило?
— Если вы хотите чего-то добиться, вам придется заплатить за это определенную цену, как если бы вы покупали автомобиль. Если останавливаться исключительно на моем примере, я считаю, что цену, которую заплатил я, нельзя назвать незначительной, но все-таки она слишком мала по сравнению с удовлетворением, которое я получил, добившись того, к чему стремился.
Четыре года назад он потерял свою свободу и с тех пор живет, словно в изгнании. Сначала в роскошном грузинском особняке, располагающемся в самом сердце старой и зеленой Англии, Эллингем-Холле, в который он был помещен под домашний арест на полтора года. Потом в шикарном районе Лондона Найтсбридж, где Ассанж находится и по сей день, не покидая посольства Эквадора, предоставляющего ему политическое убежище уже в течение двух лет. «Неопределенность» — вот то самое слово, которое наиболее точно характеризует будущее Джулиана Ассанжа (Julian Assange). Никто не знает, как именно закончится его невероятная история. Из дипломатического и судебного тупика выхода все еще не видно. Лондонская полиция и не думает снимать осаду: полисмены всегда готовы арестовать Ассанжа, как только он ступит за пределы посольства.
Уже много раз WikiLeaks и Джулиана Ассанжа списывали со счетов. В декабре 2010 года, когда его люди и он сам только начали публиковать тайны американской дипломатии, всего за одну ночь, без какого-либо судебного разбирательства, их лишили возможности получать средства от сторонников и спонсоров. Внезапно Visa, Mastercard, PayPal, Western Union и Bank of America перекрыли поступление средств на их счета.
После этого WikiLeaks в течение какого-то времени пришлось продавать клей для того, чтобы выжить. Это подтолкнуло многих к мысли о том, что Ассанж и его организация уже изжили себя. Что это был лишь маленький глоток свежего воздуха для активистов и борцов за свободу, непродолжительный кошмар для сильных мира сего, которые всегда прикрываются щитом секретности. В любом случае, тогда казалось, что WikiLeaks — завершенное приключение. Однако на примере Эдварда Сноудена мы убедились, насколько ошибочным оказался такой прогноз.
Против него начали настоящую охоту мирового масштаба, развязанную одной из сверхдержав. А сотни журналов и организаций по защите прав человека могли лишь только наблюдать за всем этим со стороны. Кто-то следил за приключениями Сноудена равнодушно, кто-то — с негодованием, но все равно никто не мог оказать ему даже минимальную помощь. И только Джулиан Ассанж, заточенный в небольшой комнате площадью 20 квадратных метров, разработал целую стратегию для того, чтобы спасти жизнь Сноудена. И она сработала.
В августе этого года прошел необоснованный слух о том, что Ассанж якобы готов сдаться полиции. И в очередной раз многие посчитали, что это и есть конец истории. Десятки корреспондентов и журналистов из разных уголков света примчались в Найтсбридж, чтобы все запечатлеть и в подробностях рассказать о добровольной капитуляции. Но нет. И в этот раз никакой капитуляции не последовало. Ассанж и WikiLeaks продолжают свое дело.
В течение нескольких последних месяцев основатель WikiLeaks работал над книгой об интернет-гиганте Google. Этот труд под названием «When Google Met WikiLeaks» («Когда Google встретил WikiLeaks» — англ.) вышел в свет на прошлой неделе на английском языке. Это блестящий этюд, в котором Ассанж рассказывает о своей встрече в 2011 году в Эллингем-Холле с Эриком Шмидтом (Eric Schmidt), председателем совета директоров компании Google, и с Джаредом Коэном (Jared Cohen), основателем и директором научного центра Google Ideas. Это была встреча умов, придерживающихся прямо противоположных убеждений. Прежде всего, они имели совершенно разное представление о будущем интернета: с точки зрения Ассанжа, «освободительная сила интернета заключается в его полной независимости и существовании в мире без Государства». Для Шмидта, напротив, «эмансипация сети должна совпадать с целями внешней политики США».
«Такие люди, как Шмидт и Коэн, — пишет Ассанж, — будут убеждать тебя в том, что открытость есть добродетель, однако проигнорируют любую точку зрения, которая ставит под сомнение американскую исключительность из-за внешней политики Штатов. Эта неприступная банальность основана на принципе „не причинять вреда". Они уверены в том, что действуют ради всеобщего блага. Именно в этом и заключается проблема». В книге не обошлось и без юмора. Например, Джулиан рассказывает о телефонном звонке в Государственный департамент США, в ходе которого работники WikiLeaks сообщили, что Ассанж хотел бы переговорить с Хиллари Клинтон, но эта просьба натолкнулась на «бюрократическое смятение», и Ассанж со своей командой практически оказался в одной из сцен фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу», в которой «Питер Селлерс без уведомления звонит в Белый дом, чтобы предупредить о нависшей над миром угрозе ядерной войны, но его просят подождать». Мы попросили Джулиана Ассанжа дать нам интервью и рассказать о себе и о своей книге.
L’Espresso: начнем с Вашей встречи с Эриком Шмидтом и Джаредом Коэном. В книге Вы пишете, что они сами по себе очень приятные люди, однако если будущее интернета окажется в руках Google, это должно обеспокоить всех и каждого. Почему так?
Джулиан Ассанж: За последние 15 лет Google вырос внутри интернета, словно паразит. Веб-навигация, социальные сети, карты, спутники — Google оказался в нашем телефоне, на нашем рабочем столе, и он вторгается в каждый аспект нашей жизни: от личных до бизнес-отношений. Поэтому можно утверждать, что Google обладает большой властью над каждым пользователем интернета, то есть практически над каждым человеком современного мира. Мало того, что Google увеличивается в размерах, он к тому же становится опасен. В своей книге я объясняю, что он действует исключительно в интересах внешней политики Соединенных Штатов. А это значит, что Google может, к примеру, скомпрометировать личную жизнь миллиардов людей или заполнить интернет рекламой определенного рода с целью проведения пропаганды. Такие страны, как Россия и Китай, с далекого 2009 года воспринимают Google не иначе, как оружие в руках Америки. Но к сожалению, их решение проблемы (России и Китая — прим.ред.) заключается в том, чтобы создать местные монополии. Google высасывает личные данные каждого человека, пытаясь создать бесконечный информационный резервуар, представляющий огромный интерес для американского правительства. Оно начало сотрудничать с Google, чтобы получить доступ к его базе данных. И Google никогда не изменит свой принцип работы, потому что его бизнес-модель завязана на том, чтобы собирать как можно больше данных о каждом человеке и обрабатывать их для того, чтобы выявить любые точки соприкосновения и создать таким работающую модель, по которой любая реклама попадала бы точно в цель. Все это очень похоже на то, как работает Агентство национальной безопасности.
— Вы описываете Эрика Шмидта как персонажа, «центристские, империалистические и либеральные наклонности которого прекрасно сосуществуют в рамках американской политики». Что за мир Эрик Шмидт и Джаред Коэн пытаются создать для нас?
— Шмидт и Коэн выпустили книгу, на которую большинство людей не обратило внимания, но которая оказалась крайне откровенной. Она называется «Новая цифровая эра», это проект, в котором описано их представление о будущем: мир, в котором все вращается вокруг консьюмеризма и виртуальной реальности, где идеальный потребитель активно пользуется гаджетами Google, ставит «лайки» и «делится с друзьями», и у всех все чудесно. Шмидт и Коэн считают, что в западном мире больше нет надобности в том, чтобы прятать свою личную жизнь, поскольку правительства стран, по сути, «добрые», ответственные и используют те данные, которые собирают, исключительно в интересах своих же граждан.
— Вы пишете, что Google появился как проявление независимой культуры калифорнийских выпускников, культуры благопристойной, человеческой, интересной, так что же в итоге произошло, как Google повернулся ко злу?
— Google действительно поначалу был проявлением той студенческой культуры, занимательной и политически наивной, которая кружила в окрестностях Стэнфордского университета и Калифорнийского университета в Беркли, но вышло так, что, превратившись во вторую по величине компанию Соединенных Штатов, он стал опасным. Как и многие другие американские компании, Google попытался расшириться на заграничные рынки, став таким образом зависимым от мнения и деятельности Госдепартамента и других структур американского правительства. Эта зависимость стала причиной установления тесных контактов и личностных альянсов между менеджментом Google, включая Эрика Шмидта, и американской властью.
— Вы полагаете, что Китай и Россия будут отчаянно сражаться против империи Google?
— Да, они могут быть довольно медлительными, но люди этих стран испытывают шок, когда узнают, что на самом деле происходит, потому что не обязательно физически присоединять ту или иную страну (чтобы контролировать ее — прим.ред.), если ты владеешь информацией и можешь оказывать влияние на ее законодательство при помощи международных договоров. Такие страны, как Китай и Россия, рассматривают господство Google как проблему, которая представляет некую угрозу для национального суверенитета. В Китае появляются местные интернет-услуги. Кто-то считает, что Россия и Китай — это коварные страны, однако когда одно-единственное государство сосредотачивает в своих руках огромную власть, это неизбежно приводит к злоупотреблениям с его стороны, таким, с какими мы уже сталкивались в случае с Агентством национальной безопасности. Сотрудничество Google, внешней политики США и государственных разведывательных структур основано на взаимном согласии и часто достигает своих целей, прибегая к силе принуждения, если кто-то не хочет работать с ними добровольно. Так было, например, с компанией Yahoo, на которую АНБ в 2008 году начала давить, угрожая штрафом в 250 000 долларов в день, чтобы компания предоставила им доступ к данным своих клиентов.
— А что Вы ответите на возражение типа «каким бы ни был Google, все равно Китай и Россию нельзя отнести к числу стран, способных похвастаться независимым интернетом»?
— Китай стал первым государством, который подверг цензуре WikiLeaks, это случилось в 2007 году. Это политизированная страна, в которой боятся того, о чем думает народ. Но в определенном смысле это даже хорошо, ведь это значит, что Китаю важно знать мнение своих людей, тогда как во многих странах Запада свобода слова является лишь следствием того факта, что с мнением народа никто не считается. Правящей элите не нужно беспокоиться о том, что думают простые люди, так как изменения во внутренней политике никак не отразятся на этой самой элите. Проблемы Китая и России — это прежде всего их собственные проблемы.
— А что ответить людям, которые считают, что нам все же нужен надзор сверху, начало которому АНБ положило, сотрудничая с Google? Ведь фанатики ИГИЛа являются прекрасным примером того, что современные демократии подвергаются смертельному риску
— Современные демократии подвергаются смертельному риску из-за тоталитаризма, который навис над ними в связи с массовым контролем сверху, а также властью, способной повлиять на любое значительное социальное или экономическое взаимодействие.
— Кроме того, несмотря на то, что им удается перехватывать сообщения миллионов людей, они все равно не смогли предотвратить ни одной важной атаки или предусмотреть восхождение ИГИЛа...
— Главная цель такого надзора — это стратегическое преимущество (которое получает та страна, которая им занимается — прим.ред.), и действительно, в закрытых кругах его так и называют — «стратегический надзор». Агентство национальной безопасности следит за целыми континентами в том же режиме, как в течение последних 70-ти лет ведет важную игру с целью взять под свой контроль нефть и связанные с ней страны. Это подтверждают, к примеру, события на Украине.
— Вы и Ваша команда сумели выдержать различные типы давления: угрозы смерти, судебные разбирательства и незаконную заморозку счетов. В своей книге Вы рассказываете о том, как Вам удалось решить финансовые проблемы благодаря стратегическому вложению в Bitcoin. И несмотря на то, что Вы не можете покинуть посольство, Вам удалось оказать поддержку Эдварду Сноудену, отправив в Гонконг Сару Харрисон (Sarah Harrison), которая помогла ему обрести убежище. Но вы все еще здесь, Сара Харрисон в изгнании, Челси Мэннинг (Chelsea Manning) — в тюрьме, а Эдварду Сноудену негде укрыться, кроме как в России. Как Вы думаете, будут ли у нас новые Мэннинг и Сноудены, учитывая, какую высокую цену пришлось заплатить вам, вашей команде и другим осведомителям?
— Да, я практически уверен в этом. Мы вмешались, мы организовали целую операцию для того, чтобы помочь Сноудену, отправили его в целости в Гонконг, потому что хотели, чтобы он стал примером для подражания, чтобы люди поняли, что можно обнародовать информацию такого типа и при этом сохранить большую часть своей свободы нетронутой. Конечно, подобный посыл вдохновит и подтолкнет к действию и других людей, готовых раскрыть какие-то данные.
— В своей книге Вы объясняете, почему новым организациям типа WikiLeaks непросто появиться на свет. Как Вам видятся попытки таких газет, как The Guardian и The Washington Post, создать платформу для отправки секретных документов?
— Я полагаю, что если СМИ хотя бы отчасти пытаются следовать нашему примеру, то это уже победа. Однако я не вижу в этих организациях ничего особенного. Есть менее масштабные, но более интересные проекты, например, BalcanLeaks, который пытается по-новому использовать технологию зашифрованной коммуникации. Главная проблема тем не менее всегда заключалась именно в публикации текстов, и простое шифрование сообщений не поможет решить ее. Мы все видели, что The Guardian и The Washington Post опубликовали лишь малую часть того материала (собранного Сноуденом — прим. ред.), который получили. Главный редактор The Guardian, Алан Русбриджер (Alan Rusbridger), также заявил, что в файлах Сноудена находились данные об Ираке и Афганистане, но их даже читать не будут (журналисты The Guardian — прим. ред.).
— У The New York Times тоже имеются документы Сноудена, но до сих пор они их не опубликовали...
— Да, в конечном итоге они опубликовали всего около 2% от этого материала. И это большая проблема: зашифрованная коммуникация — это хорошо, но нужна еще организация, способная публиковать тексты, прибегая к более серьезным методам. Это должен быть масштабный проект, у которого будут различные права, возможность решать технические и социологические вопросы. Именно по этой причине пока больше нет ни одной организации, которая могла бы заниматься публикацией (документов — прим.ред.), как это делаем мы. До сих пор очень сложно создать новую WikiLeaks.
— Вы посвятили свою книгу Вашей семье, «которую очень любите и по которой очень скучаете». Вы виделись с ними?
— Из соображений безопасности я не отвечаю на подобные вопросы: моей семье тоже угрожали.
— Вы как-то сказали: «Что делать? Ответ простой. И он всегда был таким. Перестаньте говорить „не во имя меня", вместо этого говорите „через мой труп". Мы сделали именно это. Работает. Теперь ваша очередь». Оглядываясь назад, Вы все еще считаете, что оно того стоило?
— Если вы хотите чего-то добиться, вам придется заплатить за это определенную цену, как если бы вы покупали автомобиль. Если останавливаться исключительно на моем примере, я считаю, что цену, которую заплатил я, нельзя назвать незначительной, но все-таки она слишком мала по сравнению с удовлетворением, которое я получил, добившись того, к чему стремился.