Должна ли Германия что-то Европе?

После объединения Германии, евро стал чисто политическим проектом. Вопреки всем предупреждениям экономистов и противостоянию народа этот проект был реализован без какого-либо плебисцита, политическим классом, до сих пор представляющим собой монополию. Для Франции, например, речь шла, прежде всего, о том, чтобы устранить сильную и популярную немецкую марку. Европейский Центробанк и так называемый Пакт о стабильности должны были успокоить народ: евро будет таким же стабильным, как и немецкая марка, и даже более того.

Проблемы Евросоюза

Основная проблема с самого начала состояла в том, что единая финансовая, процентная политика должна была проводиться в государствах, финансово независимых, с совершенно разными народами, менталитетом. У южных европейских народов принято легко относиться к жизни, немцы серьезны и т. д.

Единая процентная политика привела к тому, что процент для средиземноморского региона и Франции был слишком низок, а для Германии — слишком высок. В результате в южных странах, где господствовала более высокая инфляция, начался настоящий праздник, а Германии евро никаких плюсов не принес, разве что сокращение расходов на транзакции. Таким образом, на юге происходило накопление долгов, смещение и искажение ценовой структуры. А в Германии в течение целого ряда лет вопреки всем обещаниям имела место стагнация и высокая безработица.

Когда эти недостатки в рамках финансового кризиса стали явными, правительства — особенно, к сожалению, французское и германское — совершенно бессовестно, путем практически переворота нарушили все европейские договоренности. Новый Лиссабонский договор стал макулатурой, так и не успев фактически вступить в силу. Это случилось в мае 2010 года. Национальная ответственность за долги была отменена. Вместо этого была введена совокупная ответственность Евросоюза.

Теперь государства с относительным благосостоянием — Германия, Нидерланды, Финляндия и другие страны на севере Европы — должны нести ответственность за тех, кто расходовал средства сверх меры. То есть Греция, Италия, Португалия, Испания получают преимущества и «награждены». Германия, — а она стала главным финансистом этой политики, — будет вынуждена выплатить по этой задолженности примерно 2 трлн евро. Это больше, чем треть годовых поступлений от налогов и сборов в федеральный бюджет ФРГ.

 Почему Германия кому-то что-то должна?

То, что платят германские налогоплательщики сегодня, по сути, закладывает дееспособность и будущее Германии.

Около 40% германского ВВП получается от экспорта, большая часть его идет в ЕС. Несмотря на все свои дискуссии о налоговом благоразумии и осторожности, немцы заинтересованы в стимулировании потребления и спроса на их экспорт по всей Европе. Без этого экспорта Германия погрузится в депрессию.

Более того, немцы активно использовали институции и нормы ЕС для поддержания спроса на свои товары. Через валютное единство Германия смогла позволить другим странам еврозоны получить доступ к кредитам по ставкам, которые их экономики сами по себе не могли позволить. В этом смысле Германия поощряла спрос на свой экспорт, содействуя безответственной практике кредитования по всей Европе. Степень, в которой подобные немецкие действия поощряли неразумные практики (поскольку германское промышленное производство значительно превосходит их внутренний рынок, делая устойчивое потребление на рынках за пределами германии критичным для германского экономического процветания) до сих пор не осознаётся в полной мере

Настоящая политика аскетизма в ЕС была бы катастрофичной для германской экономики, поскольку сокращение потребления шло бы за счёт германского экспорта. Хотя спрос из Греции является только малой частью этого экспорта, Греция является частью большей системы – и соответствующее функционирование этой системы является частью германских стратегических интересов. Немцы заявляют, что греки обманывали своих кредиторов и ЕС. Более всестороннее объяснение будет включать тот факт, что Германия охотно закрывала на это глаза. Поскольку Греция – это экстремальный случай, общие германские интересы состоят в поддержании европейского спроса (и таким образом избежании строгой экономии) как можно дольше.

Европейский "сговор"

Германия однозначно была соучастником в практике займов, которые привели к сложному положению Греции.

Германцы в ловушке дилеммы. С одной стороны, Германия – меньше всех в Европе может себе позволить общую экономию в проблемных странах с последующим падением спроса. С другой стороны, она просто не может спокойно воспринимать подобное греческому безразличие к налоговому благоразумию. Германия должна иметь структурированное решение: чтобы в некоторой степени поддерживать уровень спроса в странах типа Испании или Италии, немцы должны показать, что будут неприятные последствия неупорядоченного обращения с долгом. Но, прежде всего, немцы должны сохранить ЕС, чтобы наслаждаться европейской зоной свободной торговли. И тут присутствует внутреннее противоречие между сохранением системы и внедрением дисциплины.

Германии нужна зона свободной торговли в Европе. Германии также нужен высокий спрос в Европе. Германия также хочет ответственности в долговых практиках. И Германия не должна увидеть возвращение антигерманских настроений предыдущих эпох. Получается несколько потребностей, и некоторые из них взаимоисключающие. С одной стороны, вопрос в Греции. Но всё больше и больше вопрос становится в самой Германии. Как далеко они готовы зайти, и достаточно ли понимают они свои национальные интересы? Увеличиваясь, этот кризис перестаёт быть кризисом греков или итальянцев. Это кризис роли, которую Германия будет играть в Европе в будущем. Немцы держат в руках много карт, и в этом их проблема: при выборе из такого количества вариантов, они должны принимать сложные решения – и это не дастся легко послевоенной Германии.

Если взять парламенты отдельных государств, то они практически не в состоянии ничего сделать, потому что этот механизм не подлежит контролю извне. Такой контроль попросту не предусмотрен. Фискальная диктатура, во главе которой стоит совет управляющих и директорат, который назначается этим советом, осуществляет финансовую политику.

Если евро будет уничтожен, то практически потерпит фиаско и Европа, говорит Ангела Меркель, бундесканцлер Германии. Это абсолютная нелепица. Именно многообразие и отсутствие централизации, а также политическая соревновательность сделали возможным восхождение Европы, у которой нет ни единого языка, ни единой общественности.

Что пытается сейчас сделать брюссельская демократия? Всех уравнять, что так прекрасноязычно в Брюсселе называется «гармонизацией». Налоговой, социальной, экологической и проч. В Евросоюзе не осталось ничего, что не было бы унифицированным, включая огурцы, презервативы и лампы накаливания.