Szczesniak.pl: Nabucco – причины краха и польская тема
Проект Nabucco окончательно рухнул. Консорциум, добывающий газ на месторождении Шах-Дениз завершил переговоры по вопросам поставок газа посредством Nabucco. Стоит присмотреться к причинам неудачи этого проекта и места в нем Польши.
1. Политический проект. Основной задачей проекта было ослабление позиции России в качестве основного экспортера, однако отрицательные мотивации работают в бизнесе не слишком хорошо. Энергетические проекты должны включать в себя элемент политики, в особенности когда они касаются не слишком дружественных друг к другу стран, но на первом месте всегда должны быть хорошие бизнес-перспективы. Но политика перевесила. Достаточно вспомнить спор между США (которые не принимали непосредственного участия в проекте) и европейскими участниками (в первую очередь компанией OMV) по поводу поставок газа из Ирана. Первые проекты относительно источников газа подразумевали именно Иран, однако протест Государственного департамента отмел данный вариант. Другим примером перевода проекта в политическую плоскость был отказ Турции от французского предложения присоединиться к консорциуму, что явилось результатом существовавшего на тот момент напряжения между Парижем и Анкарой. А кроме того Европе не хотелось отдавать контроль над трассой поставок газа в руки дружественной им державы. Договариваться всегда лучше напрямую: с Россией.
2. Неясный вопрос руководства. С одной стороны, это был проект Евросоюза, к которому хотели подключаться не все страны и крупные европейские компании. С другой стороны, реальным двигателем проекта были Соединенные Штаты, которые видели в нем элемент своей каспийской стратегии, призванной выдавить из этого региона Россию и дополнить успех нефтепровода Баку – Тбилиси – Цейхан. Вашингтон очень активно включился в руководство этой инициативой. Он оказывал давление на ЕС и его государства-члены, чтобы они интенсивнее занимались газопроводом. Однако расхождение интересов было настолько велико, что европейские страны и крупные концерны не горели желанием участвовать в проектах, которые поставили бы их в конфликтную ситуацию с крупнейшим энергетическим партнером, т.е. с Россией. Объем российских запасов значительно превышает азербайджанские (Россия обладает 23,9 процентами мировых запасов, Азербайджан всего лишь 0,7 процента).
3. Турция. Проект Nabucco предусматривал, что Турция станет транзитным государством. Брюссель пытался впервые ввести европейские нормы транспортировки газа за пределами своей территории: отделение транспортировки от собственности на газ, открытый доступ для конкуренции и общий европейский надзор. Для Турции это означало утрату контроля над ценным сырьем, добываемым у самых ее границ. Кроме этого переговоры растянулись на годы, а всевозможные политические саммиты на эту тему сложно уже упомнить. Но интересы оказались на первом месте: Турции не нравилось, что через ее территорию будет построена экстерриториальная «газовая автострада» (Польше подобная забота о территориальной целостности должна быть понятна).
С другой стороны, Турция – это не только транзитное государство, но и серьезный потребитель, который в 2010 году израсходовал 39 миллиардов кубометров газа. Больше, чем должно было проходить по Nabucco в целом. Кроме того Турция озабочена в первую очередь обеспечением безопасности своих поставок, а не тем, чтобы удостоится чести стать транзитным государством для Европы.
Нам же добиваться такой чести стоило. В Польше потребление газа растет слабо. Если в Турции с 1986 года с 0,4 млрд кубометров оно выросло до 39 мдрд кубометров (Совокупный среднегодовой темп роста (CAGR) – 20,7 процента), то мы в 1986 году потребляли 10,5 млрд кубометров, а в 2010 – 14,3 (CAGR – 1,3 процента). У нас есть все предпосылки для того, чтобы стать транзитной страной, но эту роль мы играть не хотели.
4. Польша. С самого начала этого проекта (2002 год) многие из нас говорили о польском участии, а нефтегазовый концерн PGNiG даже зарезервировал миллиард кубометров транзитных мощностей (неясно, где они должны были продаваться), но в плане бизнеса на словах все и закончилось. В политическом плане Польша интенсивно прикладывала свои скромные дипломатические усилия в ЕС к поддержке проекта.
Польша агитировала страны южной Европы, а премьер-министр Марцинкевич (Kazimierz Marcinkiewicz) даже убеждал премьера Станишева, что Польша и Болгария могут завязать сотрудничество в плане строительства газопровода Nabucco. Как видно, вышло из этого мало.
Польский подход к этому проекту типичен для всей нашей политики энергетической безопасности. Для нее характерны два фактора: отношение к России и идейность. Яркий пример данного подхода – депутат Европарламента Павел Коваль (PaweB Kowal), который на своем энергетическом портале уверяет, что «Это еще не конец идеи Nabucco».
И это правда: идея может жить вечно. Даже когда проект рухнет окончательно, мы будем продолжать жить «идеей» Nabucco, как волшебного проекта, в котором нет ни капли политики (как нас уверяли, поскольку единственным чисто политическим проектом был «Северный поток»… ну, может, еще и «Южный»), зато он перекроет российскому газу путь в Европу. При таком подходе даже поражение этого «любимчика» - «pet project» - наших политиков можно представить как успех. Как пишет Коваль, трубопровод TANAP, который появится вместо Nabucco «будет меньше волновать Кремль и его ближайших политических союзников в ЕС». Даже турецко-азербайджанский проект мы воспринимаем через призму Кремля, такова уж наша натура.
1. Политический проект. Основной задачей проекта было ослабление позиции России в качестве основного экспортера, однако отрицательные мотивации работают в бизнесе не слишком хорошо. Энергетические проекты должны включать в себя элемент политики, в особенности когда они касаются не слишком дружественных друг к другу стран, но на первом месте всегда должны быть хорошие бизнес-перспективы. Но политика перевесила. Достаточно вспомнить спор между США (которые не принимали непосредственного участия в проекте) и европейскими участниками (в первую очередь компанией OMV) по поводу поставок газа из Ирана. Первые проекты относительно источников газа подразумевали именно Иран, однако протест Государственного департамента отмел данный вариант. Другим примером перевода проекта в политическую плоскость был отказ Турции от французского предложения присоединиться к консорциуму, что явилось результатом существовавшего на тот момент напряжения между Парижем и Анкарой. А кроме того Европе не хотелось отдавать контроль над трассой поставок газа в руки дружественной им державы. Договариваться всегда лучше напрямую: с Россией.
2. Неясный вопрос руководства. С одной стороны, это был проект Евросоюза, к которому хотели подключаться не все страны и крупные европейские компании. С другой стороны, реальным двигателем проекта были Соединенные Штаты, которые видели в нем элемент своей каспийской стратегии, призванной выдавить из этого региона Россию и дополнить успех нефтепровода Баку – Тбилиси – Цейхан. Вашингтон очень активно включился в руководство этой инициативой. Он оказывал давление на ЕС и его государства-члены, чтобы они интенсивнее занимались газопроводом. Однако расхождение интересов было настолько велико, что европейские страны и крупные концерны не горели желанием участвовать в проектах, которые поставили бы их в конфликтную ситуацию с крупнейшим энергетическим партнером, т.е. с Россией. Объем российских запасов значительно превышает азербайджанские (Россия обладает 23,9 процентами мировых запасов, Азербайджан всего лишь 0,7 процента).
3. Турция. Проект Nabucco предусматривал, что Турция станет транзитным государством. Брюссель пытался впервые ввести европейские нормы транспортировки газа за пределами своей территории: отделение транспортировки от собственности на газ, открытый доступ для конкуренции и общий европейский надзор. Для Турции это означало утрату контроля над ценным сырьем, добываемым у самых ее границ. Кроме этого переговоры растянулись на годы, а всевозможные политические саммиты на эту тему сложно уже упомнить. Но интересы оказались на первом месте: Турции не нравилось, что через ее территорию будет построена экстерриториальная «газовая автострада» (Польше подобная забота о территориальной целостности должна быть понятна).
С другой стороны, Турция – это не только транзитное государство, но и серьезный потребитель, который в 2010 году израсходовал 39 миллиардов кубометров газа. Больше, чем должно было проходить по Nabucco в целом. Кроме того Турция озабочена в первую очередь обеспечением безопасности своих поставок, а не тем, чтобы удостоится чести стать транзитным государством для Европы.
Нам же добиваться такой чести стоило. В Польше потребление газа растет слабо. Если в Турции с 1986 года с 0,4 млрд кубометров оно выросло до 39 мдрд кубометров (Совокупный среднегодовой темп роста (CAGR) – 20,7 процента), то мы в 1986 году потребляли 10,5 млрд кубометров, а в 2010 – 14,3 (CAGR – 1,3 процента). У нас есть все предпосылки для того, чтобы стать транзитной страной, но эту роль мы играть не хотели.
4. Польша. С самого начала этого проекта (2002 год) многие из нас говорили о польском участии, а нефтегазовый концерн PGNiG даже зарезервировал миллиард кубометров транзитных мощностей (неясно, где они должны были продаваться), но в плане бизнеса на словах все и закончилось. В политическом плане Польша интенсивно прикладывала свои скромные дипломатические усилия в ЕС к поддержке проекта.
Польша агитировала страны южной Европы, а премьер-министр Марцинкевич (Kazimierz Marcinkiewicz) даже убеждал премьера Станишева, что Польша и Болгария могут завязать сотрудничество в плане строительства газопровода Nabucco. Как видно, вышло из этого мало.
Польский подход к этому проекту типичен для всей нашей политики энергетической безопасности. Для нее характерны два фактора: отношение к России и идейность. Яркий пример данного подхода – депутат Европарламента Павел Коваль (PaweB Kowal), который на своем энергетическом портале уверяет, что «Это еще не конец идеи Nabucco».
И это правда: идея может жить вечно. Даже когда проект рухнет окончательно, мы будем продолжать жить «идеей» Nabucco, как волшебного проекта, в котором нет ни капли политики (как нас уверяли, поскольку единственным чисто политическим проектом был «Северный поток»… ну, может, еще и «Южный»), зато он перекроет российскому газу путь в Европу. При таком подходе даже поражение этого «любимчика» - «pet project» - наших политиков можно представить как успех. Как пишет Коваль, трубопровод TANAP, который появится вместо Nabucco «будет меньше волновать Кремль и его ближайших политических союзников в ЕС». Даже турецко-азербайджанский проект мы воспринимаем через призму Кремля, такова уж наша натура.