Геополитика Центральноазиатского региона и курс Пекина
Геополитика основана на географии и политике. Последняя, в свою очередь, основана на двух принципах: военном и экономическом. Эти два принципа взаимодействуют и взаимодополняют друг друга, но, в конечном счете, отличны. Для Китая посредством обеспечения безопасности его буферных областей вообще устраняются военные проблемы. Основной геополитической заботой Китая является именно экономическая составляющая. Именно геополитика ресурсных потоков или геоэкономика является первостепенной для китайского руководства.
Вхождение Китая в центральноазиатскую энергетическую геополитику обещает быть одним из самых долгосрочных геополитических изменений, начиная с вовлеченности Запада в Центральную Азию после распада Советского Союза. Многие эксперты сходятся во мнение, что Китай рассматривает центральноазиатские государства как важные элементы обеспечения его безопасности, в первую очередь энергетической, а также как потенциальные рынки сбыта своей продукции.
В связи с увеличивающейся потребностью в энергоресурсах и стратегическими планами по развитию западных провинций, Китай стремится расширить свое влияние в Центральной Азии. Одним из главных инструментов «проникновения» в регион является Шанхайская Организация Сотрудничества.
При этом, признавая тот факт, что у участников ШОС есть различные повестки дня по определенным проблемам, некоторые наблюдатели обеспокоены тем, что Китай и Россия намереваются использовать данную организацию как инструмент для скоординированной оппозиции Соединенным Штатам в Центральной Азии.
Тем не менее, если у регионального сотрудничества в сфере безопасности в рамках ШОС есть свои пределы из-за нехватки доверия среди его участников, то перспективы региональной экономической интеграции являются иногда завышенными и запутанными в связи с конкурирующими усилиями России и Китая по переориентированию экономик стран региона ЦА в своих направлении.
Россия стремится обеспечить себе доступ к центральноазиатскому газу и сдержать китайские экономические амбиции в регионе путем вовлечения региональных производителей в газовый картель, который будет зависеть от сети трубопроводов Газпрома.
В свою очередь, государства Центральной Азии показали желание использовать преимущества любых экспортных возможностей. Энергетические связи с Китаем в настоящее время характеризуются динамичным расширением.
В отношении энергетической геополитики нефтяные ресурсы Казахстана представляют первостепенный интерес для Китая. В то же время туркменский газ может также стать долгосрочным приоритетом для Китая. Несмотря на то, что Россия и Китай определяются как конкуренты в регионе на долгосрочную перспективу, опасения по поводу американского военного присутствия в Центральной Азии вызывают беспокойство, как в России, так и в Китае в краткосрочной перспективе.
На глобальном уровне энергетической геополитики в регионе борьба за контроль над производством энергии и трубопроводами считается игрой с нулевой суммой. С каждым предложением о новом трубопроводе возникают явные проигравшие и победители. Вопрос никогда не ставился в формате того, «какой из маршрутов самый эффективный».
Китай и Россия артикулируют три общих области беспокойства в Центральной Азии. Во-первых, оба государства рассматривают регион как испытательное место для реализации идеи создания многополюсного мирового порядка, основанного на «демократическом» видении международных дел, в котором множество государств обладают влиянием и уравновешивают американское влияние. В совместном заявлении от 23 мая 2008 года Россия и Китай утверждали, что «международная безопасность является всесторонней и неотделимой, и безопасность некоторых стран не может быть гарантирована за счет некоторых других, включая расширение военных и политических союзников». Российские и китайские лидеры регулярно призывают к большему сотрудничеству и координации в ШОС между двумя странами в контексте их более широкой цели продвижения многосторонней дипломатии.
Во-вторых, Россия и Китай разделяют беспокойство по обеспечению безопасности режима и определяют приоритетом стабильность перед демократическими изменениями. Существует некоторое подобие между российской концепцией «верховной демократии», которая подразумевает приспосабливание демократических принципов к российским ценностям, и «пекинским согласием», основанным на постепенных социально-экономических реформах с приоритетом китайских ценностей, таких как справедливость и социальная стабильность, в отличие от фокусирования на демократию и приватизацию, лежащих в основе «Вашингтонской стабильности». Стабильность режима для Китая и России является основополагающей составляющей обеспечения региональной стабильности в Центральной Азии. Следовательно, они поддерживают невмешательство во внутренние дела государств ШОС и провозглашают право суверенных государств выбирать их собственную модель развития, свободного от внешних давлений.
Тем не менее, Россия и Китай являются конкурентами в контексте экономического влияния в Центральной Азии и имеют различные приоритеты по многим ключевым вопросам. В частности, Россия с подозрением относится к интересу Китая развивать многостороннее экономическое сотрудничества в Центральной Азии, предпочитая сосредотачиваться на сотрудничестве в области безопасности в рамках ШОС. Экономическое же сотрудничество представляется выгодным России в двустороннем формате либо через ЕврАзЭС, которая является средством для восстановления российского экономического влияния на постсоветском пространстве.
В целом благосклонная к ШОС, тем не менее, российская концепция внешней политики, официально принятая в июле 2008 года, ясно артикулирует приоритет развития учреждений СНГ, таких как ОДКБ, определяемой как «ключевой инструмент для поддержания стабильности и гарантирования безопасности в СНГ...», и ЕврАзЭС, которую называют «основным элементом экономической интеграции». В отличие от этого, главная цель ШОС представляется в координировании многосторонних инициатив СНГ и азиатских организаций.
Российское правительство не в восторге от активного продвижения плана по созданию зоны свободной торговли в Центральной Азии, которая, как предполагается, может появиться в 2023 году во многом благодаря агрессивной экспортной политике Китая в регионе. Пекин предлагает оказать помощь ШОС в финансировании этого проекта (920 млн. долларов США), однако данные средства планируется использовать для поддержания покупки китайских же товаров.
В отличие от России Китай видит экономическое сотрудничество и взаимодействие в области безопасности в ШОС как взаимосвязанные процессы и ставит приоритетом экономическое измерение. Некоторые китайские аналитики чувствуют российское усилие возродить свое влияние в Центральной Азии, которое они рассматривают как препятствие углублению экономического сотрудничества.
Подтверждением сказанного можно расценивать российские инициативы, которые к настоящему времени были реакцией на действия Китая. Например, Владимир Путин, будучи президентом, предложил создать Энергетический клуб в рамках ШОС спустя несколько недель после того, как Китай начал получать первую нефть по трубопроводу Атасу-Алашанькоу из Казахстана в мае 2006 года.
Усиливающаяся китайско-российская конкуренция в сфере энергоресурсов в Центральной Азии, вероятно, омрачит планы относительно Энергетического клуба ШОС. Китай и Россия – конкуренты в определении маршрутов поставок, создании межнациональных энергетических комплексов и вложении средств в проекты трубопроводов и разработку месторождений. То, как эти три проблемы будут решены, не только окажет существенное влияние на экономическую целостность в пределах ШОС, но также и затронет экономическое развитие в пределах России и Китая и сформирует потоки энергоресурсов вне региона Центральной Азии.
Так, срыв переговоров с Россией по нефтепроводу из Восточной Сибири в Северо-Восточный Китай, вместе с артикулированием проблемы по стабильности нефтяных поставок и отгрузок с Ближнего Востока, а также в связи с интересом в преобразовании СУАРа в новый главный центр добычи и переработки нефти и газа, способствовали тому, что Китай стал искать новые совместные проекты с центральноазиатскими государствами.
Усилия Пекина по развитию энергетической отрасли Синьцзяна в период актуализации проблем энергетической безопасности, стимулировали китайские энергетические компании искать новые проекты для разведки месторождений и строительства трубопроводов в Центральной Азии. Главные энергетические проекты уже реализуются совместно с Туркменией и Казахстаном. Туркмения подписала с КНР соглашение о разделе продукции. Согласно их соглашению от 2006 года, 7 000-километровый газопровод будет построен для транспортировки 30 миллиардов кубических метров газа ежегодно, главным образом из Туркмении в Китай в течение 30 лет, начиная с 2009 года. Китайская Национальная Нефтяная Корпорация (CNPC) является оператором данного проекта, в то время как в собственности компаний из Туркмении, так же как и у транзитных стран, Казахстана и Узбекистана, будет 50-процентная доля трубопроводов, проходящих через их территорию. Строительство трубопровода уже началось во всех трех странах: в Казахстане 1300-километровый трубопровод, Узбекистане 530-километровый трубопровод, и Туркмения 188-километровый трубопровод.
В то время как Россия изо всех сил пытается сохранить свое исключительное положение в центральноазиатских энергетических сетях, а ЕС и Соединенные Штаты также конкурируют за доступ, Китай, вероятно, будет стоять перед новым давлением со стороны его партнеров в регионе, стремящихся к тому, чтобы КНР платила более высокие цены за газ и нефть. Некоторые китайские эксперты по энергетике уже подвергают сомнению рентабельность ориентирования на длинные трубопроводы для соединения восточных городов Китая с Центральноазиатскими энергетическими ресурсами, когда эти города могли более легко положиться на импорт жидкого природного газа (LNG) из Австралии и Индонезии. Такая рентабельность центральноазиатского газа ещё раз доказывает, что строительство инфраструктуры, нефте- и газопроводов имеет для Китая, в первую очередь, стратегическую важность, осуществление, так называемой, геостратегии, т.е. геополитики контроля над пространствами, путем привязки экономических систем стран региона к своей экономике.
Если Россия ранее стремилась использовать Газпром для активного участия в центральноазиатских экономических системах, то с августа 2008 года правительство России более четко определила сферу своих политических интересов в регионах, с которыми у нее имеются исторически особые отношения. В телевизионном интервью 31 августа 2008 года президент Медведев обрисовывал в общих чертах пять принципов, управляющих российской внешней политикой, включая (1) уважение к международному праву; (2) неприемлемость однополярного мира с доминированием Соединенных Штатов; (3) интерес к сотрудничеству с другими странами и отклонением политики, приводящей к конфронтации и изоляции; (4) определение защиты российских граждан и их интересов за границей; и (5) определение приоритетности развития дружественных связей «с регионами, в которых Россия имеет привилегированные интересы».
Одним из непосредственных последствий грузинского кризиса стало возобновление энергетической дипломатии в Центральной Азии, выход на первый план строительства новых трубопроводов в регионе. Не получив однозначной поддержки по Грузии от центральноазиатских государств, Россия сделала акцент на вовлечение стран региона в более обширную сеть соглашений по энергетике. Во время пребывания премьер-министром В.Путиным в начале сентября 2008 года Узбекистана президент Каримов, сотрудничающий с Китаем в другом трубопроводном проекте, а также стремящийся улучшить отношения с Западом, подписал соглашение о строительстве газопровода, по которому будет поставляться до 30 миллиардов кубических метров газа из Узбекистана и Туркмении в Россию. В октябре 2008 года Кыргызстан согласился продать Газпрому 75-процентную долю в КиргизГаз. Несмотря на незначительные запасы газа в данной стране (6 миллиардов кубических метров), Россия стремится расширить свое влияние в Кыргызстане, параллельно надеясь уменьшить ее зависимость от энергоресурсов Узбекистана.
Американские чиновники в свою очередь проявили схожую активность в регионе. После российского посещения Туркмении для обсуждения энергетического сотрудничества, Заместитель госсекретаря по Центральной Азии Джордж Крол отправился в Душанбе в начале сентября 2008 года для обсуждения Транскаспийского газопровода. Несмотря на новое понимание уязвимости и чувствительности проекта в связи с тем, что трубопровод должен будет проходить транзитом через Грузию как Соединенные Штаты, так и Туркмения остаются заинтересованными в данном проекте. В сентябре 2008 года вице-президент Д.Чейни посетил Грузию, Армению и Украину, в то время как госсекретарь К.Райс посетила Казахстан в октябре 2008 года.
Осенью прошлого года китайские лидеры также посетили Центральную Азию. В конце октября 2008 года премьер-министр Вянь Цзябао посетил Казахстан для обсуждения второй фазы строительства совместного нефтепровода, а также другие аспекты двустороннего сотрудничества.
В этом же месяце Китайская Национальная Нефтяная Корпорация (CNPC) подписала соглашение о разработке месторождение нефти в Узбекистане, запасы которого оцениваются в 30 миллионов тонн с ожидаемой ежегодной способностью CNPC добывать до 2 миллионов тонн. Тем временем, уже начато строительство газопровода через Узбекистан. После подписания рамочного соглашения с Туркменией в конце августа 2008 года CNPC объявила в сентябре, что увеличит газовый импорт из Туркмении до 40 миллиардов кубических метров в год с первоначального уровня в 30 миллиардов кубических метров.
***
Таким образом, несмотря на то, что Россия останется доминирующей силой в центральноазиатской энергетической геополитике на ближайшее будущее, она устойчиво теряет свою способность доминировать в ЦА вследствие вовлеченности во внутрирегиональные дела других игроков, таких как Китай и США. В свою очередь страны Запада также в определенной мере потеряли свои позиции в регионе. Планы относительно Транскаспийского трубопровода, единственного средства для доступа к туркменскому газу без трубопровода через Россию или Иран, остались неосуществленными. Между тем, Китай, по всей видимости, выиграл гонку за туркменский газ с трубопроводом, который должен быть закончен к концу этого года. В результате энергетические связи в восточном направлении усиливаются, а центральноазиатские государства становятся менее заинтересованными в дополнительных маршрутах на Запад. Энергетические связи Китая с Центральной Азией обещают стать существенной частью обеспечения энергетической безопасности Китая. В свою очередь, в контексте поиска Китаем энергоресурсов, объемы и разнообразие торговли наиболее вероятно продолжат увеличиваться, создавая существенную основу для китайского влияния в регионе Центральная Азия.
Об этом пишет Easttime.ru.
Вхождение Китая в центральноазиатскую энергетическую геополитику обещает быть одним из самых долгосрочных геополитических изменений, начиная с вовлеченности Запада в Центральную Азию после распада Советского Союза. Многие эксперты сходятся во мнение, что Китай рассматривает центральноазиатские государства как важные элементы обеспечения его безопасности, в первую очередь энергетической, а также как потенциальные рынки сбыта своей продукции.
В связи с увеличивающейся потребностью в энергоресурсах и стратегическими планами по развитию западных провинций, Китай стремится расширить свое влияние в Центральной Азии. Одним из главных инструментов «проникновения» в регион является Шанхайская Организация Сотрудничества.
При этом, признавая тот факт, что у участников ШОС есть различные повестки дня по определенным проблемам, некоторые наблюдатели обеспокоены тем, что Китай и Россия намереваются использовать данную организацию как инструмент для скоординированной оппозиции Соединенным Штатам в Центральной Азии.
Тем не менее, если у регионального сотрудничества в сфере безопасности в рамках ШОС есть свои пределы из-за нехватки доверия среди его участников, то перспективы региональной экономической интеграции являются иногда завышенными и запутанными в связи с конкурирующими усилиями России и Китая по переориентированию экономик стран региона ЦА в своих направлении.
Россия стремится обеспечить себе доступ к центральноазиатскому газу и сдержать китайские экономические амбиции в регионе путем вовлечения региональных производителей в газовый картель, который будет зависеть от сети трубопроводов Газпрома.
В свою очередь, государства Центральной Азии показали желание использовать преимущества любых экспортных возможностей. Энергетические связи с Китаем в настоящее время характеризуются динамичным расширением.
В отношении энергетической геополитики нефтяные ресурсы Казахстана представляют первостепенный интерес для Китая. В то же время туркменский газ может также стать долгосрочным приоритетом для Китая. Несмотря на то, что Россия и Китай определяются как конкуренты в регионе на долгосрочную перспективу, опасения по поводу американского военного присутствия в Центральной Азии вызывают беспокойство, как в России, так и в Китае в краткосрочной перспективе.
На глобальном уровне энергетической геополитики в регионе борьба за контроль над производством энергии и трубопроводами считается игрой с нулевой суммой. С каждым предложением о новом трубопроводе возникают явные проигравшие и победители. Вопрос никогда не ставился в формате того, «какой из маршрутов самый эффективный».
Китай и Россия артикулируют три общих области беспокойства в Центральной Азии. Во-первых, оба государства рассматривают регион как испытательное место для реализации идеи создания многополюсного мирового порядка, основанного на «демократическом» видении международных дел, в котором множество государств обладают влиянием и уравновешивают американское влияние. В совместном заявлении от 23 мая 2008 года Россия и Китай утверждали, что «международная безопасность является всесторонней и неотделимой, и безопасность некоторых стран не может быть гарантирована за счет некоторых других, включая расширение военных и политических союзников». Российские и китайские лидеры регулярно призывают к большему сотрудничеству и координации в ШОС между двумя странами в контексте их более широкой цели продвижения многосторонней дипломатии.
Во-вторых, Россия и Китай разделяют беспокойство по обеспечению безопасности режима и определяют приоритетом стабильность перед демократическими изменениями. Существует некоторое подобие между российской концепцией «верховной демократии», которая подразумевает приспосабливание демократических принципов к российским ценностям, и «пекинским согласием», основанным на постепенных социально-экономических реформах с приоритетом китайских ценностей, таких как справедливость и социальная стабильность, в отличие от фокусирования на демократию и приватизацию, лежащих в основе «Вашингтонской стабильности». Стабильность режима для Китая и России является основополагающей составляющей обеспечения региональной стабильности в Центральной Азии. Следовательно, они поддерживают невмешательство во внутренние дела государств ШОС и провозглашают право суверенных государств выбирать их собственную модель развития, свободного от внешних давлений.
Тем не менее, Россия и Китай являются конкурентами в контексте экономического влияния в Центральной Азии и имеют различные приоритеты по многим ключевым вопросам. В частности, Россия с подозрением относится к интересу Китая развивать многостороннее экономическое сотрудничества в Центральной Азии, предпочитая сосредотачиваться на сотрудничестве в области безопасности в рамках ШОС. Экономическое же сотрудничество представляется выгодным России в двустороннем формате либо через ЕврАзЭС, которая является средством для восстановления российского экономического влияния на постсоветском пространстве.
В целом благосклонная к ШОС, тем не менее, российская концепция внешней политики, официально принятая в июле 2008 года, ясно артикулирует приоритет развития учреждений СНГ, таких как ОДКБ, определяемой как «ключевой инструмент для поддержания стабильности и гарантирования безопасности в СНГ...», и ЕврАзЭС, которую называют «основным элементом экономической интеграции». В отличие от этого, главная цель ШОС представляется в координировании многосторонних инициатив СНГ и азиатских организаций.
Российское правительство не в восторге от активного продвижения плана по созданию зоны свободной торговли в Центральной Азии, которая, как предполагается, может появиться в 2023 году во многом благодаря агрессивной экспортной политике Китая в регионе. Пекин предлагает оказать помощь ШОС в финансировании этого проекта (920 млн. долларов США), однако данные средства планируется использовать для поддержания покупки китайских же товаров.
В отличие от России Китай видит экономическое сотрудничество и взаимодействие в области безопасности в ШОС как взаимосвязанные процессы и ставит приоритетом экономическое измерение. Некоторые китайские аналитики чувствуют российское усилие возродить свое влияние в Центральной Азии, которое они рассматривают как препятствие углублению экономического сотрудничества.
Подтверждением сказанного можно расценивать российские инициативы, которые к настоящему времени были реакцией на действия Китая. Например, Владимир Путин, будучи президентом, предложил создать Энергетический клуб в рамках ШОС спустя несколько недель после того, как Китай начал получать первую нефть по трубопроводу Атасу-Алашанькоу из Казахстана в мае 2006 года.
Усиливающаяся китайско-российская конкуренция в сфере энергоресурсов в Центральной Азии, вероятно, омрачит планы относительно Энергетического клуба ШОС. Китай и Россия – конкуренты в определении маршрутов поставок, создании межнациональных энергетических комплексов и вложении средств в проекты трубопроводов и разработку месторождений. То, как эти три проблемы будут решены, не только окажет существенное влияние на экономическую целостность в пределах ШОС, но также и затронет экономическое развитие в пределах России и Китая и сформирует потоки энергоресурсов вне региона Центральной Азии.
Так, срыв переговоров с Россией по нефтепроводу из Восточной Сибири в Северо-Восточный Китай, вместе с артикулированием проблемы по стабильности нефтяных поставок и отгрузок с Ближнего Востока, а также в связи с интересом в преобразовании СУАРа в новый главный центр добычи и переработки нефти и газа, способствовали тому, что Китай стал искать новые совместные проекты с центральноазиатскими государствами.
Усилия Пекина по развитию энергетической отрасли Синьцзяна в период актуализации проблем энергетической безопасности, стимулировали китайские энергетические компании искать новые проекты для разведки месторождений и строительства трубопроводов в Центральной Азии. Главные энергетические проекты уже реализуются совместно с Туркменией и Казахстаном. Туркмения подписала с КНР соглашение о разделе продукции. Согласно их соглашению от 2006 года, 7 000-километровый газопровод будет построен для транспортировки 30 миллиардов кубических метров газа ежегодно, главным образом из Туркмении в Китай в течение 30 лет, начиная с 2009 года. Китайская Национальная Нефтяная Корпорация (CNPC) является оператором данного проекта, в то время как в собственности компаний из Туркмении, так же как и у транзитных стран, Казахстана и Узбекистана, будет 50-процентная доля трубопроводов, проходящих через их территорию. Строительство трубопровода уже началось во всех трех странах: в Казахстане 1300-километровый трубопровод, Узбекистане 530-километровый трубопровод, и Туркмения 188-километровый трубопровод.
В то время как Россия изо всех сил пытается сохранить свое исключительное положение в центральноазиатских энергетических сетях, а ЕС и Соединенные Штаты также конкурируют за доступ, Китай, вероятно, будет стоять перед новым давлением со стороны его партнеров в регионе, стремящихся к тому, чтобы КНР платила более высокие цены за газ и нефть. Некоторые китайские эксперты по энергетике уже подвергают сомнению рентабельность ориентирования на длинные трубопроводы для соединения восточных городов Китая с Центральноазиатскими энергетическими ресурсами, когда эти города могли более легко положиться на импорт жидкого природного газа (LNG) из Австралии и Индонезии. Такая рентабельность центральноазиатского газа ещё раз доказывает, что строительство инфраструктуры, нефте- и газопроводов имеет для Китая, в первую очередь, стратегическую важность, осуществление, так называемой, геостратегии, т.е. геополитики контроля над пространствами, путем привязки экономических систем стран региона к своей экономике.
Если Россия ранее стремилась использовать Газпром для активного участия в центральноазиатских экономических системах, то с августа 2008 года правительство России более четко определила сферу своих политических интересов в регионах, с которыми у нее имеются исторически особые отношения. В телевизионном интервью 31 августа 2008 года президент Медведев обрисовывал в общих чертах пять принципов, управляющих российской внешней политикой, включая (1) уважение к международному праву; (2) неприемлемость однополярного мира с доминированием Соединенных Штатов; (3) интерес к сотрудничеству с другими странами и отклонением политики, приводящей к конфронтации и изоляции; (4) определение защиты российских граждан и их интересов за границей; и (5) определение приоритетности развития дружественных связей «с регионами, в которых Россия имеет привилегированные интересы».
Одним из непосредственных последствий грузинского кризиса стало возобновление энергетической дипломатии в Центральной Азии, выход на первый план строительства новых трубопроводов в регионе. Не получив однозначной поддержки по Грузии от центральноазиатских государств, Россия сделала акцент на вовлечение стран региона в более обширную сеть соглашений по энергетике. Во время пребывания премьер-министром В.Путиным в начале сентября 2008 года Узбекистана президент Каримов, сотрудничающий с Китаем в другом трубопроводном проекте, а также стремящийся улучшить отношения с Западом, подписал соглашение о строительстве газопровода, по которому будет поставляться до 30 миллиардов кубических метров газа из Узбекистана и Туркмении в Россию. В октябре 2008 года Кыргызстан согласился продать Газпрому 75-процентную долю в КиргизГаз. Несмотря на незначительные запасы газа в данной стране (6 миллиардов кубических метров), Россия стремится расширить свое влияние в Кыргызстане, параллельно надеясь уменьшить ее зависимость от энергоресурсов Узбекистана.
Американские чиновники в свою очередь проявили схожую активность в регионе. После российского посещения Туркмении для обсуждения энергетического сотрудничества, Заместитель госсекретаря по Центральной Азии Джордж Крол отправился в Душанбе в начале сентября 2008 года для обсуждения Транскаспийского газопровода. Несмотря на новое понимание уязвимости и чувствительности проекта в связи с тем, что трубопровод должен будет проходить транзитом через Грузию как Соединенные Штаты, так и Туркмения остаются заинтересованными в данном проекте. В сентябре 2008 года вице-президент Д.Чейни посетил Грузию, Армению и Украину, в то время как госсекретарь К.Райс посетила Казахстан в октябре 2008 года.
Осенью прошлого года китайские лидеры также посетили Центральную Азию. В конце октября 2008 года премьер-министр Вянь Цзябао посетил Казахстан для обсуждения второй фазы строительства совместного нефтепровода, а также другие аспекты двустороннего сотрудничества.
В этом же месяце Китайская Национальная Нефтяная Корпорация (CNPC) подписала соглашение о разработке месторождение нефти в Узбекистане, запасы которого оцениваются в 30 миллионов тонн с ожидаемой ежегодной способностью CNPC добывать до 2 миллионов тонн. Тем временем, уже начато строительство газопровода через Узбекистан. После подписания рамочного соглашения с Туркменией в конце августа 2008 года CNPC объявила в сентябре, что увеличит газовый импорт из Туркмении до 40 миллиардов кубических метров в год с первоначального уровня в 30 миллиардов кубических метров.
***
Таким образом, несмотря на то, что Россия останется доминирующей силой в центральноазиатской энергетической геополитике на ближайшее будущее, она устойчиво теряет свою способность доминировать в ЦА вследствие вовлеченности во внутрирегиональные дела других игроков, таких как Китай и США. В свою очередь страны Запада также в определенной мере потеряли свои позиции в регионе. Планы относительно Транскаспийского трубопровода, единственного средства для доступа к туркменскому газу без трубопровода через Россию или Иран, остались неосуществленными. Между тем, Китай, по всей видимости, выиграл гонку за туркменский газ с трубопроводом, который должен быть закончен к концу этого года. В результате энергетические связи в восточном направлении усиливаются, а центральноазиатские государства становятся менее заинтересованными в дополнительных маршрутах на Запад. Энергетические связи Китая с Центральной Азией обещают стать существенной частью обеспечения энергетической безопасности Китая. В свою очередь, в контексте поиска Китаем энергоресурсов, объемы и разнообразие торговли наиболее вероятно продолжат увеличиваться, создавая существенную основу для китайского влияния в регионе Центральная Азия.
Об этом пишет Easttime.ru.