Омоложение РАН: Какие очередные задачи могут стоять перед новым составом Академии наук
Отшумели страсти – впрочем, не такие уж и шекспировские – вокруг выборов нового состава Российской академии наук (РАН). Всего было избрано 176 новых академиков и 323 члена-корреспондента РАН. И это были первые выборы за пять лет.
Все – и руководство РАН, и руководство Федерального агентства научных организаций (ФАНО), в чьем хозяйственном и финансовом управлении находятся с 2013 года почти все академические институты и организации, – уже успели выразить удовлетворение тем, что произошло омоложение состава РАН. Средний возраст академиков теперь 73,7 года (до выборов – 76 лет), членов-корреспондентов – 66,7 года (70,4). Михаил Котюков, руководитель ФАНО, добавляет в эту картину дополнительные краски: «По кадровому потенциалу мы уже достигли довольно внушительных результатов… После того как законом были установлены возрастные ограничения, уже более 200 институтов избрали руководителей, и они все моложе 65 лет. Средний возраст директорского корпуса снизился примерно на пять лет, и сегодня он ниже 59 лет».
Действительно, сегодня, когда наука обрела статус единственного фактора развития (по Питеру Друкеру), такой интегральный показатель, как возраст академической элиты, становится очень важным индикатором в процессе коммуникации науки с обществом. «Молодая Академия» – это свидетельство открытости науки, внятный сигнал для молодежи о реальности научной карьеры. (Самый молодой на сегодняшний день академик – 40-летний директор НИИ биомедицинской химии Андрей Лисица). Короче, это вполне позитивный пиар-фактор в популяризации научной деятельности как таковой.
Кстати, возможно, отсутствие коммуникации с обществом и «сгубило» старую РАН. Бывший президент РАН Юрий Осипов заявлял в 2006 году: «Моя точка зрения: как только РАН станет излишне публичной организацией, она перестанет быть Академией наук». А еще через пять лет, в мае 2011 года, на Общем собрании РАН он же подчеркнул: «Я категорически против вывешивания справок (о научных работах претендентов в академики и члены-корреспонденты. – «НГ») в Интернете, поскольку мы не общественная организация, а профессиональная. Хватит играть в интернет-игры!»
Но и абсолютизировать возрастной ценз Академии наук было бы неправильным. Между тем тот же Михаил Котюков заявляет с гордостью, что «в таких ключевых областях, как материаловедение, микромеханика и аэродинамика, органическая химия, доля молодых ученых сегодня приближается к 50%. В традиционных, классических областях она составляет примерно треть, но мы совместно с директорами институтов стараемся эту ситуацию изменить». Последняя фраза, конечно, сама по себе звучит несколько двусмысленно, в духе селекционной работы с крупным рогатым скотом. Но главное, конечно, не в этом.
Средний возраст научных работников той или иной организации – это всего лишь важный индикатор, но не цель. А цель не надо подменять результатом. Скажем, в секторе высшего образования численность персонала, выполнявшего исследования и разработки, достигла 63,9 тыс. человек – 8,6% общей численности занятых в российской науке, а средний возраст исследователей здесь (46,2 года) практически не отличается от общероссийского уровня (46,7 года). Средний возраст докторов наук в высшей школе достиг 60 лет, кандидатов наук – 48 лет (аналогичные показатели по России в целом составили 63 и 51 год соответственно)… Теперь хорошо бы предъявить обществу результаты этой селекции. С этим – трудности. Торговля технологиями России с зарубежными странами в 2015 году характеризовалась отрицательным сальдо платежей в размере 550,7 млн долл. (данные Института статистических исследований НИУ ВШЭ). Значит, дело не только в возрасте ученых, но еще и в качестве той экологической ниши, которая создана вокруг них.
Все – и руководство РАН, и руководство Федерального агентства научных организаций (ФАНО), в чьем хозяйственном и финансовом управлении находятся с 2013 года почти все академические институты и организации, – уже успели выразить удовлетворение тем, что произошло омоложение состава РАН. Средний возраст академиков теперь 73,7 года (до выборов – 76 лет), членов-корреспондентов – 66,7 года (70,4). Михаил Котюков, руководитель ФАНО, добавляет в эту картину дополнительные краски: «По кадровому потенциалу мы уже достигли довольно внушительных результатов… После того как законом были установлены возрастные ограничения, уже более 200 институтов избрали руководителей, и они все моложе 65 лет. Средний возраст директорского корпуса снизился примерно на пять лет, и сегодня он ниже 59 лет».
Действительно, сегодня, когда наука обрела статус единственного фактора развития (по Питеру Друкеру), такой интегральный показатель, как возраст академической элиты, становится очень важным индикатором в процессе коммуникации науки с обществом. «Молодая Академия» – это свидетельство открытости науки, внятный сигнал для молодежи о реальности научной карьеры. (Самый молодой на сегодняшний день академик – 40-летний директор НИИ биомедицинской химии Андрей Лисица). Короче, это вполне позитивный пиар-фактор в популяризации научной деятельности как таковой.
Кстати, возможно, отсутствие коммуникации с обществом и «сгубило» старую РАН. Бывший президент РАН Юрий Осипов заявлял в 2006 году: «Моя точка зрения: как только РАН станет излишне публичной организацией, она перестанет быть Академией наук». А еще через пять лет, в мае 2011 года, на Общем собрании РАН он же подчеркнул: «Я категорически против вывешивания справок (о научных работах претендентов в академики и члены-корреспонденты. – «НГ») в Интернете, поскольку мы не общественная организация, а профессиональная. Хватит играть в интернет-игры!»
Но и абсолютизировать возрастной ценз Академии наук было бы неправильным. Между тем тот же Михаил Котюков заявляет с гордостью, что «в таких ключевых областях, как материаловедение, микромеханика и аэродинамика, органическая химия, доля молодых ученых сегодня приближается к 50%. В традиционных, классических областях она составляет примерно треть, но мы совместно с директорами институтов стараемся эту ситуацию изменить». Последняя фраза, конечно, сама по себе звучит несколько двусмысленно, в духе селекционной работы с крупным рогатым скотом. Но главное, конечно, не в этом.
Средний возраст научных работников той или иной организации – это всего лишь важный индикатор, но не цель. А цель не надо подменять результатом. Скажем, в секторе высшего образования численность персонала, выполнявшего исследования и разработки, достигла 63,9 тыс. человек – 8,6% общей численности занятых в российской науке, а средний возраст исследователей здесь (46,2 года) практически не отличается от общероссийского уровня (46,7 года). Средний возраст докторов наук в высшей школе достиг 60 лет, кандидатов наук – 48 лет (аналогичные показатели по России в целом составили 63 и 51 год соответственно)… Теперь хорошо бы предъявить обществу результаты этой селекции. С этим – трудности. Торговля технологиями России с зарубежными странами в 2015 году характеризовалась отрицательным сальдо платежей в размере 550,7 млн долл. (данные Института статистических исследований НИУ ВШЭ). Значит, дело не только в возрасте ученых, но еще и в качестве той экологической ниши, которая создана вокруг них.