Как Владимир Путин меняет кадровую политику
Растущие экономические риски обостряют борьбу за премьерский пост. Возможно, президент пытается этому помешать, удаляя тяжеловесов из своего окружения
Назначение Антона Вайно руководителем администрации президента совершенно точно не имеет никакого отношения к парламентским выборам. В настоящее время федеральная власть может позволить себе сменить ключевого чиновника за месяц с небольшим до голосования. Даже если рейтинг «Единой России» и снизится на финише избирательной кампании, что возможно с учетом неизбежного роста публичной активности конкурентов, то одномандатники, которых в будущей Думе будет половина, вполне компенсируют недобор, как это было в 2003 году, когда «Единая Россия», получив по спискам 37,5%, полностью доминировала во вновь избранной Думе.
Так что вопрос о парламентских выборах не является сейчас главным. Но и президентская избирательная кампания выглядит достаточно понятной с одной лишь оговоркой. Выборы президента в России уже давно носят почти плебисцитарный характер, то есть на них происходит голосование «за» или «против» Владимира Путина. Даже в 2008 году, когда его фамилии не было в избирательных бюллетенях, рейтинг Дмитрия Медведева был полностью «заемным». Но сейчас есть развилка.
Путин против Клинтон
В одном варианте плебисцитарная модель доводится до сценария, при котором лояльные президенту партии парламентской оппозиции не выдвигают своих кандидатов и сплачиваются вокруг «национального лидера» (шаг к этому сценарию был сделан еще в 2004 году, когда КПРФ и ЛДПР по настоятельному совету Кремля отказались от выдвижения Зюганова и Жириновского). В этом случае соперниками Путина становятся Григорий Явлинский и какой-нибудь «страховочный» кандидат на тот маловероятный случай, если «яблочник» вдруг решит сняться. При таком раскладе Путин будет конкурировать в публичном пространстве не со своими соперниками, а, скорее всего, с Хиллари Клинтон, которой только чудо может помешать стать президентом США. Избиратель будет поставлен перед выбором: либо за «нашего» Путина, либо против него и за враждебную Америку. В этом случае Путин может получить и почти «центральноазиатские» 90% голосов.
Другой вариант — сохранение прежней конструкции, при которой в выборах участвуют представители всех основных партий, но ведут борьбу вполсилы, осторожно соперничая за второе место. В этом случае плебисцитарная модель сохраняет свою неполноту, но это не помешает Путину получить свыше 70% голосов — пусть с использованием не столько фактора надежды на лучшее будущее, сколько безальтернативности и страха перед Западом. Главное заключается в том, что общество примет любой сценарий выборов. Дело за Кремлем.
Но куда более важный и для власти, и для общества вопрос — что будет после президентских выборов, в ходе четвертого срока Путина. И здесь можно вспомнить нашумевшее, но весьма реалистичное заявление первого замминистра финансов Татьяны Нестеренко о том, что если не проводить реформ, то к концу 2017 года не будет ни резервов, ни возможности выплатить зарплаты. Понятно, что подразумевается под реформами: это целый ряд непопулярных шагов, включающих повышение пенсионного возраста и дальнейшее урезание социальных обязательств. Кстати, периодически появляющиеся слухи о «передвижке» президентских выборов на 2017 год связаны именно с этим фактором. Идти на подобные меры перед голосованием не хочется, а в 2018-м издержки от их реализации могут быть куда выше.
Вопрос о премьере
Таким образом, четвертый президентский срок Путина будет трудным, причем не только из-за внешних, но и в первую очередь внутренних вызовов. Отсюда и стремление уже сейчас расставить нужные кадры. И именно поэтому сейчас активизируются «аппаратные войны», в том числе борьба за премьерство, когда Медведева сразу же «ловят» на неудачных заявлениях в отношении то пенсионеров, то учителей. Казалось, что, после того как в конце 2014 года была пройдена острая фаза кризиса, вопрос о премьерстве откладывается до 2018 года, как, по некоторым данным, и было согласовано осенью 2011 года, перед известной рокировкой президента и премьера. Но если экономические риски будут зашкаливать, то к этому вопросу могут вернуться и раньше. И может понадобиться чиновник, не имеющий собственных электоральных амбиций и готовый неуклонно реализовывать порученную ему программу действий. Фамилия этого чиновника в данном случае не главное: она может быть как широко известной, так и неожиданной. Можно для сравнения вспомнить услышанную мной когда-то историю про то, как генералы в Минобороны, узнав, что новым министром назначен некто Сердюков, стали звонить в администрацию Ленинградской области, которую тогда возглавлял человек с такой фамилией. Им и в голову не могло прийти, что военную реформу поручат проводить налоговику с мебельным прошлым.
Многие старые соратники Путина не вписываются в жесткую модель, при которой количество ресурсов резко сокращается. Поэтому Якунина во главе РЖД меняет технократ Белозеров. А увольнение Якунина стало прецедентом для серии других кадровых решений, напрямую касающихся участников «питерского землячества», потерявших в новой политико-экономической реальности иммунитет от увольнений. Если можно уволить одного давнего соратника, то почему нельзя то же самое сделать с другими?
Управленцы голодных лет
В этой ситуации Путин все более делает ставку не просто на верных ему людей, но на тех, кто почти всю свою карьеру проделал в период его руководства страной (президентства и премьерства). Для них он никогда не был «равным» или даже «первым среди равных». Путин для этого слоя госслужащих (в погонах и без) — это сакральная фигура, лидер, который «был всегда». Поэтому им очень трудно представить себе Россию без Путина. На самые значимые посты выдвигаются люди из «ближнего круга» — полковник Кочнев из президентской охраны, получивший генеральскую должность директора ФСО, а теперь и Вайно, курировавший канцелярию Путина, а теперь возглавивший всю его администрацию. Третий ключевой «назначенец» — генерал Золотов, командующий вновь созданной Росгвардией, — формально в эту категорию не входит: он знаком с Путиным с начала 1990-х. Но и его отношения с начальником, насколько известно, всегда строились в рамках иерархической логики, а не «чекистского братства», при котором будущие начальники и подчиненные когда-то были равны и сидели в соседних кабинетах ленинградского Большого дома.
Иногда при анализе современной политической ситуации в России происходит противопоставление экономических либералов и реакционных силовиков — в последние годы, впрочем, несколько реже, чем раньше. И это неудивительно. Простая схема не учитывает целого ряда факторов — от хорошо известной конкуренции внутри силового сообщества до невозможности проведения жестких реформ без наличия мощного силового ресурса, позволяющего минимизировать риски, связанные с ростом социально-экономического протеста. Оптимизационные реформы не исключают попыток ужесточения вертикали и расстановки на ключевые посты доверенных лиц — напротив, такие решения вполне вписываются в их логику.
Алексей Макаркин,
первый вице-президент Центра политических технологий
Назначение Антона Вайно руководителем администрации президента совершенно точно не имеет никакого отношения к парламентским выборам. В настоящее время федеральная власть может позволить себе сменить ключевого чиновника за месяц с небольшим до голосования. Даже если рейтинг «Единой России» и снизится на финише избирательной кампании, что возможно с учетом неизбежного роста публичной активности конкурентов, то одномандатники, которых в будущей Думе будет половина, вполне компенсируют недобор, как это было в 2003 году, когда «Единая Россия», получив по спискам 37,5%, полностью доминировала во вновь избранной Думе.
Так что вопрос о парламентских выборах не является сейчас главным. Но и президентская избирательная кампания выглядит достаточно понятной с одной лишь оговоркой. Выборы президента в России уже давно носят почти плебисцитарный характер, то есть на них происходит голосование «за» или «против» Владимира Путина. Даже в 2008 году, когда его фамилии не было в избирательных бюллетенях, рейтинг Дмитрия Медведева был полностью «заемным». Но сейчас есть развилка.
Путин против Клинтон
В одном варианте плебисцитарная модель доводится до сценария, при котором лояльные президенту партии парламентской оппозиции не выдвигают своих кандидатов и сплачиваются вокруг «национального лидера» (шаг к этому сценарию был сделан еще в 2004 году, когда КПРФ и ЛДПР по настоятельному совету Кремля отказались от выдвижения Зюганова и Жириновского). В этом случае соперниками Путина становятся Григорий Явлинский и какой-нибудь «страховочный» кандидат на тот маловероятный случай, если «яблочник» вдруг решит сняться. При таком раскладе Путин будет конкурировать в публичном пространстве не со своими соперниками, а, скорее всего, с Хиллари Клинтон, которой только чудо может помешать стать президентом США. Избиратель будет поставлен перед выбором: либо за «нашего» Путина, либо против него и за враждебную Америку. В этом случае Путин может получить и почти «центральноазиатские» 90% голосов.
Другой вариант — сохранение прежней конструкции, при которой в выборах участвуют представители всех основных партий, но ведут борьбу вполсилы, осторожно соперничая за второе место. В этом случае плебисцитарная модель сохраняет свою неполноту, но это не помешает Путину получить свыше 70% голосов — пусть с использованием не столько фактора надежды на лучшее будущее, сколько безальтернативности и страха перед Западом. Главное заключается в том, что общество примет любой сценарий выборов. Дело за Кремлем.
Но куда более важный и для власти, и для общества вопрос — что будет после президентских выборов, в ходе четвертого срока Путина. И здесь можно вспомнить нашумевшее, но весьма реалистичное заявление первого замминистра финансов Татьяны Нестеренко о том, что если не проводить реформ, то к концу 2017 года не будет ни резервов, ни возможности выплатить зарплаты. Понятно, что подразумевается под реформами: это целый ряд непопулярных шагов, включающих повышение пенсионного возраста и дальнейшее урезание социальных обязательств. Кстати, периодически появляющиеся слухи о «передвижке» президентских выборов на 2017 год связаны именно с этим фактором. Идти на подобные меры перед голосованием не хочется, а в 2018-м издержки от их реализации могут быть куда выше.
Вопрос о премьере
Таким образом, четвертый президентский срок Путина будет трудным, причем не только из-за внешних, но и в первую очередь внутренних вызовов. Отсюда и стремление уже сейчас расставить нужные кадры. И именно поэтому сейчас активизируются «аппаратные войны», в том числе борьба за премьерство, когда Медведева сразу же «ловят» на неудачных заявлениях в отношении то пенсионеров, то учителей. Казалось, что, после того как в конце 2014 года была пройдена острая фаза кризиса, вопрос о премьерстве откладывается до 2018 года, как, по некоторым данным, и было согласовано осенью 2011 года, перед известной рокировкой президента и премьера. Но если экономические риски будут зашкаливать, то к этому вопросу могут вернуться и раньше. И может понадобиться чиновник, не имеющий собственных электоральных амбиций и готовый неуклонно реализовывать порученную ему программу действий. Фамилия этого чиновника в данном случае не главное: она может быть как широко известной, так и неожиданной. Можно для сравнения вспомнить услышанную мной когда-то историю про то, как генералы в Минобороны, узнав, что новым министром назначен некто Сердюков, стали звонить в администрацию Ленинградской области, которую тогда возглавлял человек с такой фамилией. Им и в голову не могло прийти, что военную реформу поручат проводить налоговику с мебельным прошлым.
Многие старые соратники Путина не вписываются в жесткую модель, при которой количество ресурсов резко сокращается. Поэтому Якунина во главе РЖД меняет технократ Белозеров. А увольнение Якунина стало прецедентом для серии других кадровых решений, напрямую касающихся участников «питерского землячества», потерявших в новой политико-экономической реальности иммунитет от увольнений. Если можно уволить одного давнего соратника, то почему нельзя то же самое сделать с другими?
Управленцы голодных лет
В этой ситуации Путин все более делает ставку не просто на верных ему людей, но на тех, кто почти всю свою карьеру проделал в период его руководства страной (президентства и премьерства). Для них он никогда не был «равным» или даже «первым среди равных». Путин для этого слоя госслужащих (в погонах и без) — это сакральная фигура, лидер, который «был всегда». Поэтому им очень трудно представить себе Россию без Путина. На самые значимые посты выдвигаются люди из «ближнего круга» — полковник Кочнев из президентской охраны, получивший генеральскую должность директора ФСО, а теперь и Вайно, курировавший канцелярию Путина, а теперь возглавивший всю его администрацию. Третий ключевой «назначенец» — генерал Золотов, командующий вновь созданной Росгвардией, — формально в эту категорию не входит: он знаком с Путиным с начала 1990-х. Но и его отношения с начальником, насколько известно, всегда строились в рамках иерархической логики, а не «чекистского братства», при котором будущие начальники и подчиненные когда-то были равны и сидели в соседних кабинетах ленинградского Большого дома.
Иногда при анализе современной политической ситуации в России происходит противопоставление экономических либералов и реакционных силовиков — в последние годы, впрочем, несколько реже, чем раньше. И это неудивительно. Простая схема не учитывает целого ряда факторов — от хорошо известной конкуренции внутри силового сообщества до невозможности проведения жестких реформ без наличия мощного силового ресурса, позволяющего минимизировать риски, связанные с ростом социально-экономического протеста. Оптимизационные реформы не исключают попыток ужесточения вертикали и расстановки на ключевые посты доверенных лиц — напротив, такие решения вполне вписываются в их логику.
Алексей Макаркин,
первый вице-президент Центра политических технологий