И прольется золотой дождь: Чего ждать от номинантов «Золотой маски»
Осталось всего пять дней до Церемонии «Золотой маски». В субботу вечером при большом стечении театрального народа на сцену Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко выйдут ведущие, вскроют конверты — и вся страна узнает, какие спектакли прошлого сезона стали лауреатами. До этого момента назвать эти постановки и их авторов-счастливцев не смогут даже члены жюри: голосование тайное, и результат будет известен только на церемонии. То есть каждый актер, режиссер или сценограф, вошедший в высокую комиссию, может яростно убеждать коллег, что вот этот спектакль — прекрасен, а вот тот — полное безобразие, и коллеги будут сочувственно кивать, но голосует каждый член жюри наедине со своим листочком бумаги (которые хранятся потом в дирекции во избежание обвинений в неправильном подсчете). Поэтому на церемонии сюрпризы бывают даже для членов жюри — что уж говорить о публике и журналистах, которые следят за ходом фестиваля. Предсказать лауреатов невозможно, можно лишь попробовать угадать.
Поле битвы — музыка
Когда в прошлом году Министерство культуры с подачи нескольких благонамеренных критиков взглянуло пристально на «Золотую Маску» и захотело ее улучшить (что это номинантами все становятся Серебренников да Богомолов, неужели в театре у Татьяны Дорониной не бывает великих премьер?) — сражения шли на нескольких фронтах. Одна из самых важных битв случилась по поводу формирования экспертного совета «Маски» и жюри. Назначить просто своих людей Минкульт не мог — он не является учредителем премии; задачей чиновников стало объяснить учредителю — Союзу театральных деятелей, — кто должен работать на «Маску», а кто не должен. Закончилось сражение компромиссом, и если на списке номинантов этот компромисс (присутствие в экспертном совете не только профессиональных критиков, но и профессиональных соборян) отразится лишь в будущем году, то «отредактированное» жюри работает прямо сейчас. Драме повезло больше: председателем жюри там стал отличный режиссер Михаил Бычков (худрук воронежского Камерного театра и Платоновского фестиваля искусств, из года в год показывающий в своем городе спектакли европейского качества), а вот музыка пала жертвой компромисса. Главным судьей в музыкальных номинациях стал профессор Петербургской консерватории Юрий Лаптев, известный крайне ортодоксальными взглядами.
Поэтому у двух оперных сенсаций прошлого сезона — у «Сатьяграхи», поставленной в Екатеринбургской опере, и пермского «Дон Жуана» — очень немного шансов стать лауреатами. «Сатьяграха», сотворенная Тадеушем Штрасбергером, — первая постановка в России легендарной оперы Филипа Гласса, в которой главным героем стал Махатма Ганди, а главным сюжетом — история движения ненасильственного сопротивления (с отсылками ко Льву Толстому и Мартину Лютеру Кингу). «Дон Жуан» в постановке Валентины Карраско — вызывающий гимн свободе от мещанской морали. Оба спектакля ярко-театральны, оба — революции в музыке (устроенные дирижерами Оливером фон Дохнаньи и Теодором Курентзисом соответственно), и оба они вряд ли будут награждены именно в силу своей революционности.
Скорее всего, жюри выберет просто хорошие спектакли, а не выдающиеся. Будь на «Золотой Маске» тотализатор, следовало бы поставить на успех Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко: обе его прошлосезонные премьеры, сделанные режиссером Александром Тителем, — и «Хованщина», и «Медея» — очень качественные спектакли. Не нафталинные (в «Хованщине» — лишь намек на русский терем, а в «Медее» — никаких греческих красот, суровый берег, уставленный защищающими его от размывания морем бетонными тетраподами; Медея — женщина, связавшая свою судьбу с террористом, который вдруг захотел «нормальной жизни»). Выверенные с музыкальной точки зрения (дирижеры — Александр Лазарев и Феликс Коробов соответственно). Богатые выдающимися актерскими работами — Хибла Герзмава в роли Медеи наводит настоящую жуть; Дмитрий Ульянов в роли Хованского так достоверен, будто мы встретились с сегодняшним генералом МВД, не понимающим, почему его вдруг убирают с шахматной доски. Сложись история иначе, Ульянов в этой роли соперничал бы с самим собой в новосибирском «Тангейзере», который, несомненно, стал бы третьим великим спектаклем на этой «Маске». Но в номинациях «Тангейзера» нет (не может быть выдвинут спектакль, уже снятый с репертуара), и победят хорошие, но не лучшие.
В балете очевидных фаворитов четыре. Первый — красочная «Тщетная предосторожность» из Екатеринбурга, которую постановщик Сергей Вихарев сделал «историей в театре»: артисты на сцене сначала делают класс, а затем разыгрывают самый древний из сохранившихся балетных сюжетов. Второй — «Герой нашего времени» в Большом (совместная работа хореографа Юрия Посохова и режиссера Кирилла Серебренникова — неровная, яркая, то блистательная, то чуть притормаживающая, но живая, трижды живая, и проявившая артистов Большого в неожиданных для них ролях; плюс в отдельной номинации специально созданная партитура Ильи Демуцкого). Еще — «Татьяна» Джона Ноймайера в Музыкальном театре и «Up&down» Бориса Эйфмана.
Если жюри так консервативно, как представляется сейчас, — почти у каждого спектакля оно найдет свои недостатки. «Тщетная предосторожность»? Что за мода — экспериментировать со старинными спектаклями? «Тщетная предосторожность» идет с 1789 года, и не трогайте ее, она священна! «Герой нашего времени»? Зачем в партитуре мусульманские и православные песнопения? «Татьяна»? Да вы поглядите только — у этого немца на балу у Лариных пляшут красноармейцы! Если относиться к балету как к чему-то, с чем нельзя экспериментировать и что нужно охранять, все лучшие премьеры сезона окажутся на обочине. Кроме, пожалуй, «Up&down» Бориса Эйфмана (что сделан на сюжет романа Фитцджеральда «Ночь нежна») — хореограф, к сожалению, давно сам не экспериментирует и охраняет придуманное им двадцать лет назад. За то и любим той публикой, что ценит в творцах надежность: всегда знаешь, чего от него ожидать.
Драма: от Нюрнберга до Теллурии
Здесь соревнуются 24 спектакля. Прописью: двадцать четыре. Конечно, они условно разделены на спектакли «большой» и «малой» формы (то есть быть названными лучшими имеют шанс два спектакля), но постановщики их сведены в одну номинацию. Жюри предстоит выбрать в качестве лучшей работы режиссера спектакль, созданный Сергеем Женовачом или Камой Гинкасом, Кириллом Серебренниковым или Валерием Фокиным, Иваном Поповски или Юрием Бутусовым. Тут же Дмитрий Крымов, Андрий Жолдак, Константин Богомолов, Марат Гацалов, Ромео Кастеллуччи, Дмитрий Волкострелов — и далее, далее, далее список славных имен. Жюри можно только посочувствовать, ну и перебрать в памяти те спектакли фестиваля, что особенно запомнились.
«Нюрнберг» в РАМТе в постановке Алексея Бородина — одна из сенсаций прошлого московского сезона. Взяв сюжет Эбби Манна (тот, что был в основе фильма Стэнли Крамера «Нюрнбергский процесс»), Бородин добавил в историю суда над нацистскими судьями (вполне исторически достоверную историю — после «большого» Нюрнбергского процесса союзники устроили череду процессов «малых», где разбирались с менее знаменитыми фашистами) элементы кабаре. Судебный процесс над судьями, в гитлеровское время выносившими чудовищные приговоры, а теперь оправдывающими себя тем, что они всего лишь исполняли закон, проходит чуть ли не в кафе — по крайней мере, так собраны декорации, что от судебного зала до эстрады с артистами два шага. Бородин решил, что говорить о нацизме с тяжелым пафосом сейчас — значит заставить слушателя (зрителя) пропустить весь разговор мимо ушей; и спектакль разбирается с вопросом под эстрадные номера. Контраст работает.
Еще один спектакль, выстроенный на контрасте, — «Трамвай желание» из Серовского театра драмы, поставленный Андреасом Мерц-Райковым. У Теннесси Уильямса действие происходит в Новом Орлеане; «Трамвай» Мерц-Райкова определенно едет где-то на востоке нашей страны. И когда вместо условно-новоорлеанской бедности мы видим на сцене бедность отечественного провинциального семейства, родной холодильник и знакомые занавески, когда текст Теннесси Уильямса звучит из уст уральского работяги — и текст этот вздрагивает, ломается, а затем обнаруживает полную свою пригодность для всех континентов, зал нервно хихикает и принимает давно ушедшего американского классика как родного.
На «Маске» редко возникают спектакли, появившиеся «по случаю», но с «Юбилеем ювелира» случай особенный. Премьера в МХТ выпускалась в честь 80-летия Олега Табакова; выбрана была английская пьеса бенефисного толка. Но с полного согласия юбиляра Константин Богомолов превратил эту историю о том, как старый ювелир мечтает, чтобы к нему зашла английская королева, в драму высшего качества. В драму, где разговор идет о смерти как таковой и о жизни как таковой, где герой Табакова проживает последние дни и часы — неожиданный сюжет для деньрожденного спектакля, не правда ли? И Табаков в этой пьесе не «бенефисит» и не вспоминает Кота Матроскина, он играет просто, упоительно и страшно. В частной номинации («За лучшую мужскую роль») по алфавиту перечислены 11 отличных актеров — от Алексея Аграновича (за роль Адуева в «Обыкновенной истории» в Гоголь-центре) до Игоря Фадеева (драмтеатр в Минусинске, спектакль «Колыбельная для Софьи», роль Трофима). И все же шансы Олега Табакова выглядят очень внушительно.
Александринский театр может получить «Маску» и за «Маскарад» (Валерий Фокин и художник Семен Пастух сотворили спектакль-воспоминание, спектакль-посвящение и спектакль-спор с постановкой Всеволода Мейерхольда), и за «Теллурию» (где Марат Гацалов вызывающе раздробленно — так, как только и возможно — перевел на театральный язык роман Владимира Сорокина). Вахтанговский достоин премии за «Бег» (в версии Юрия Бутусова), а «фоменки» — за нежный и смешливый «Сон в летнюю ночь», сотворенный Иваном Поповски. По всей вероятности, какой-нибудь специальный приз достанется башкирским «Черноликим», потому что точный и ясный спектакль Айрата Абушахманова не просто хорошо сделан (как, собственно, все спектакли-номинанты), но затрагивает тему религиозного фанатизма.
В списке номинантов нет слабых спектаклей, хотя, конечно, есть спектакли, не слишком удачно прошедшие в Москве, на «чужой» сцене. Так что сколько бы ни было призов у «Маски», их все равно не хватит на всех, все равно останутся обиженные. Но, посочувствовав авторам, мы можем порадоваться за себя: в стране с театром все в порядке. Будет ли у нас такая же радость через год, когда в Москву — есть шанс — привезут спектакли только идеологически верные? Неизвестно. Но пока что — пренебречь, танцуем.
Анна Гордеева
Поле битвы — музыка
Когда в прошлом году Министерство культуры с подачи нескольких благонамеренных критиков взглянуло пристально на «Золотую Маску» и захотело ее улучшить (что это номинантами все становятся Серебренников да Богомолов, неужели в театре у Татьяны Дорониной не бывает великих премьер?) — сражения шли на нескольких фронтах. Одна из самых важных битв случилась по поводу формирования экспертного совета «Маски» и жюри. Назначить просто своих людей Минкульт не мог — он не является учредителем премии; задачей чиновников стало объяснить учредителю — Союзу театральных деятелей, — кто должен работать на «Маску», а кто не должен. Закончилось сражение компромиссом, и если на списке номинантов этот компромисс (присутствие в экспертном совете не только профессиональных критиков, но и профессиональных соборян) отразится лишь в будущем году, то «отредактированное» жюри работает прямо сейчас. Драме повезло больше: председателем жюри там стал отличный режиссер Михаил Бычков (худрук воронежского Камерного театра и Платоновского фестиваля искусств, из года в год показывающий в своем городе спектакли европейского качества), а вот музыка пала жертвой компромисса. Главным судьей в музыкальных номинациях стал профессор Петербургской консерватории Юрий Лаптев, известный крайне ортодоксальными взглядами.
Поэтому у двух оперных сенсаций прошлого сезона — у «Сатьяграхи», поставленной в Екатеринбургской опере, и пермского «Дон Жуана» — очень немного шансов стать лауреатами. «Сатьяграха», сотворенная Тадеушем Штрасбергером, — первая постановка в России легендарной оперы Филипа Гласса, в которой главным героем стал Махатма Ганди, а главным сюжетом — история движения ненасильственного сопротивления (с отсылками ко Льву Толстому и Мартину Лютеру Кингу). «Дон Жуан» в постановке Валентины Карраско — вызывающий гимн свободе от мещанской морали. Оба спектакля ярко-театральны, оба — революции в музыке (устроенные дирижерами Оливером фон Дохнаньи и Теодором Курентзисом соответственно), и оба они вряд ли будут награждены именно в силу своей революционности.
Скорее всего, жюри выберет просто хорошие спектакли, а не выдающиеся. Будь на «Золотой Маске» тотализатор, следовало бы поставить на успех Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко: обе его прошлосезонные премьеры, сделанные режиссером Александром Тителем, — и «Хованщина», и «Медея» — очень качественные спектакли. Не нафталинные (в «Хованщине» — лишь намек на русский терем, а в «Медее» — никаких греческих красот, суровый берег, уставленный защищающими его от размывания морем бетонными тетраподами; Медея — женщина, связавшая свою судьбу с террористом, который вдруг захотел «нормальной жизни»). Выверенные с музыкальной точки зрения (дирижеры — Александр Лазарев и Феликс Коробов соответственно). Богатые выдающимися актерскими работами — Хибла Герзмава в роли Медеи наводит настоящую жуть; Дмитрий Ульянов в роли Хованского так достоверен, будто мы встретились с сегодняшним генералом МВД, не понимающим, почему его вдруг убирают с шахматной доски. Сложись история иначе, Ульянов в этой роли соперничал бы с самим собой в новосибирском «Тангейзере», который, несомненно, стал бы третьим великим спектаклем на этой «Маске». Но в номинациях «Тангейзера» нет (не может быть выдвинут спектакль, уже снятый с репертуара), и победят хорошие, но не лучшие.
В балете очевидных фаворитов четыре. Первый — красочная «Тщетная предосторожность» из Екатеринбурга, которую постановщик Сергей Вихарев сделал «историей в театре»: артисты на сцене сначала делают класс, а затем разыгрывают самый древний из сохранившихся балетных сюжетов. Второй — «Герой нашего времени» в Большом (совместная работа хореографа Юрия Посохова и режиссера Кирилла Серебренникова — неровная, яркая, то блистательная, то чуть притормаживающая, но живая, трижды живая, и проявившая артистов Большого в неожиданных для них ролях; плюс в отдельной номинации специально созданная партитура Ильи Демуцкого). Еще — «Татьяна» Джона Ноймайера в Музыкальном театре и «Up&down» Бориса Эйфмана.
Если жюри так консервативно, как представляется сейчас, — почти у каждого спектакля оно найдет свои недостатки. «Тщетная предосторожность»? Что за мода — экспериментировать со старинными спектаклями? «Тщетная предосторожность» идет с 1789 года, и не трогайте ее, она священна! «Герой нашего времени»? Зачем в партитуре мусульманские и православные песнопения? «Татьяна»? Да вы поглядите только — у этого немца на балу у Лариных пляшут красноармейцы! Если относиться к балету как к чему-то, с чем нельзя экспериментировать и что нужно охранять, все лучшие премьеры сезона окажутся на обочине. Кроме, пожалуй, «Up&down» Бориса Эйфмана (что сделан на сюжет романа Фитцджеральда «Ночь нежна») — хореограф, к сожалению, давно сам не экспериментирует и охраняет придуманное им двадцать лет назад. За то и любим той публикой, что ценит в творцах надежность: всегда знаешь, чего от него ожидать.
Драма: от Нюрнберга до Теллурии
Здесь соревнуются 24 спектакля. Прописью: двадцать четыре. Конечно, они условно разделены на спектакли «большой» и «малой» формы (то есть быть названными лучшими имеют шанс два спектакля), но постановщики их сведены в одну номинацию. Жюри предстоит выбрать в качестве лучшей работы режиссера спектакль, созданный Сергеем Женовачом или Камой Гинкасом, Кириллом Серебренниковым или Валерием Фокиным, Иваном Поповски или Юрием Бутусовым. Тут же Дмитрий Крымов, Андрий Жолдак, Константин Богомолов, Марат Гацалов, Ромео Кастеллуччи, Дмитрий Волкострелов — и далее, далее, далее список славных имен. Жюри можно только посочувствовать, ну и перебрать в памяти те спектакли фестиваля, что особенно запомнились.
«Нюрнберг» в РАМТе в постановке Алексея Бородина — одна из сенсаций прошлого московского сезона. Взяв сюжет Эбби Манна (тот, что был в основе фильма Стэнли Крамера «Нюрнбергский процесс»), Бородин добавил в историю суда над нацистскими судьями (вполне исторически достоверную историю — после «большого» Нюрнбергского процесса союзники устроили череду процессов «малых», где разбирались с менее знаменитыми фашистами) элементы кабаре. Судебный процесс над судьями, в гитлеровское время выносившими чудовищные приговоры, а теперь оправдывающими себя тем, что они всего лишь исполняли закон, проходит чуть ли не в кафе — по крайней мере, так собраны декорации, что от судебного зала до эстрады с артистами два шага. Бородин решил, что говорить о нацизме с тяжелым пафосом сейчас — значит заставить слушателя (зрителя) пропустить весь разговор мимо ушей; и спектакль разбирается с вопросом под эстрадные номера. Контраст работает.
Еще один спектакль, выстроенный на контрасте, — «Трамвай желание» из Серовского театра драмы, поставленный Андреасом Мерц-Райковым. У Теннесси Уильямса действие происходит в Новом Орлеане; «Трамвай» Мерц-Райкова определенно едет где-то на востоке нашей страны. И когда вместо условно-новоорлеанской бедности мы видим на сцене бедность отечественного провинциального семейства, родной холодильник и знакомые занавески, когда текст Теннесси Уильямса звучит из уст уральского работяги — и текст этот вздрагивает, ломается, а затем обнаруживает полную свою пригодность для всех континентов, зал нервно хихикает и принимает давно ушедшего американского классика как родного.
На «Маске» редко возникают спектакли, появившиеся «по случаю», но с «Юбилеем ювелира» случай особенный. Премьера в МХТ выпускалась в честь 80-летия Олега Табакова; выбрана была английская пьеса бенефисного толка. Но с полного согласия юбиляра Константин Богомолов превратил эту историю о том, как старый ювелир мечтает, чтобы к нему зашла английская королева, в драму высшего качества. В драму, где разговор идет о смерти как таковой и о жизни как таковой, где герой Табакова проживает последние дни и часы — неожиданный сюжет для деньрожденного спектакля, не правда ли? И Табаков в этой пьесе не «бенефисит» и не вспоминает Кота Матроскина, он играет просто, упоительно и страшно. В частной номинации («За лучшую мужскую роль») по алфавиту перечислены 11 отличных актеров — от Алексея Аграновича (за роль Адуева в «Обыкновенной истории» в Гоголь-центре) до Игоря Фадеева (драмтеатр в Минусинске, спектакль «Колыбельная для Софьи», роль Трофима). И все же шансы Олега Табакова выглядят очень внушительно.
Александринский театр может получить «Маску» и за «Маскарад» (Валерий Фокин и художник Семен Пастух сотворили спектакль-воспоминание, спектакль-посвящение и спектакль-спор с постановкой Всеволода Мейерхольда), и за «Теллурию» (где Марат Гацалов вызывающе раздробленно — так, как только и возможно — перевел на театральный язык роман Владимира Сорокина). Вахтанговский достоин премии за «Бег» (в версии Юрия Бутусова), а «фоменки» — за нежный и смешливый «Сон в летнюю ночь», сотворенный Иваном Поповски. По всей вероятности, какой-нибудь специальный приз достанется башкирским «Черноликим», потому что точный и ясный спектакль Айрата Абушахманова не просто хорошо сделан (как, собственно, все спектакли-номинанты), но затрагивает тему религиозного фанатизма.
В списке номинантов нет слабых спектаклей, хотя, конечно, есть спектакли, не слишком удачно прошедшие в Москве, на «чужой» сцене. Так что сколько бы ни было призов у «Маски», их все равно не хватит на всех, все равно останутся обиженные. Но, посочувствовав авторам, мы можем порадоваться за себя: в стране с театром все в порядке. Будет ли у нас такая же радость через год, когда в Москву — есть шанс — привезут спектакли только идеологически верные? Неизвестно. Но пока что — пренебречь, танцуем.
Анна Гордеева