О ежах и ужах, наукометрии и борьбе с мусором: «Нам далеко до Nature или Science»
Уходящий 2015 год выдался для российской науки довольно противоречивым. Что произошло с публикационной активностью исследователей из России, как бороться с «мусорными» журналами и в чем преимущества и недостатки формата open access, «Ленте.ру» рассказал руководитель подразделения Thomson Reuters IP & Science в России и СНГ Олег Уткин.
«Лента.ру»: Как изменилась наука в России в 2015 году?
Олег Уткин: В целом, мы видим положительную динамику развития российской науки. По Web of Science рост публикаций по России стабильный — 10-15 процентов ежегодно. Причем это квалифицированные публикации, то есть статьи, отобранные через сито лучших стандартов в индустрии. За публикациями стоят исследования высокого качества.
Из чего складываются эти 10-15 процентов?
Тут, к сожалению, ничего нового. Это по-прежнему фундаментальные и естественные науки: физика, химия, биология и математика. Науки, связанные с медициной, которые в мире традиционно развиваются темпами выше среднего, у нас пока отстают. Хотелось бы, чтобы Минздрав и Минобрнауки обратили на это внимание.
Я знаю, что в России проводятся исследования, достойные публикаций в лучших медицинских журналах, таких как New England Journal of Medicine и Lancet. А ученым, работающим в области социальных, гуманитарных наук и искусства, вообще податься некуда.
В целом, российская наука прогрессирует. Мы уверенно движемся к достижению тех показателей, что предусмотрены указом президента — 2,44 процентов российских публикации в Web of Science.
Не слишком ли оптимистично?
Не сказал бы. Но есть факторы, которые этому мешают. Например, высокая публикационная активность в Китае — результат колоссальных инвестиций в науку. Мы считаем, что внимание, уделяемое науке в России, напрямую коррелирует с результатами в Web of Science. Сейчас этот показатель — 2,2 процента.
Удастся ли достичь 2,44?
Да, если полностью реализовывать имеющиеся проекты и не снижать планки качества. В пример могу привести создание российской полки журналов в Web of Science и продолжение развития карты российской науки. Кроме того, российские университеты активно продвигаются в рейтингах в рамках проекта 5-100, увеличивая, в том числе, и публикационную активность.
В 2015 году ВАК достаточно сильно отформатировал список рецензируемых журналов. Это верный шаг?
Мы относимся к этому критически. У списка журналов ВАК есть изъяны, процесс включения в него порой отличается непрозрачным характером. Нередко все зависит от прямой заинтересованности тех, кто принимает решение.
Должны соблюдаться два критерия. Первый — библиометрический, показывающий, что тот или иной журнал — значим в своей области, известен и хорошо цитируется. Второй — экспертная оценка. В России она чаще всего преобладает над объективными данными, и это тревожит. Говоря о списке ВАК, мы видим желание как можно больше его расширить, а не процедуру отбора, основанную на качестве журналов.
Поэтому мы работаем над созданием российской полки журналов на платформе Web of Science. В идеале она могла бы заменить список ВАК. Если журналы будут отвечать международным и общепринятым критериям качества, то список ВАК сильно сократится.
Российские журналы в большинстве своем отличаются невысокими импакт-факторами. Это можно исправить?
Над этим вопросом мы бьемся уже несколько лет. Но он не так просто решается: за каждым журналом стоят издатели, представляющие интересы разных групп ученых. Например, в России четыре журнала о космосе. Если их объединить в один, качество было бы в разы лучше. Однако четыре института, издающие четыре журнала, не готовы даже думать об этом.
Уровень публикаций российских ученых ниже среднего по нормированному цитированию только потому, что они публикуются не в высокорейтинговых журналах. Это попытка скрестить ежа и ужа.
Не легче было бы создать новые журналы?
Здесь нет единого рецепта. По космической тематике было бы легче создать новый журнал. В других дисциплинах, например, в физике, химии и биологии много хороших журналов, по импакт-фактору занимающих позиции в четвертом, последнем квартале. Для них вполне можно найти форму интеграции, которая поможет их продвигать.
Наука перестает быть национальной, она становится международной, и национальный принцип издания журналов выступает тормозом. Российские мастодонты от науки убивают себя, публикуясь в русских журналах. А китайские ученые печатаются в хороших журналах и обходят нас на вираже.
Нам далеко до Nature или Science, но создать хорошие журналы в российской научной среде очень важно.
А как бороться с мусорными журналами?
Надо регулярно мониторить контент и следить за репутацией журналов в академической среде, иначе ничего не выйдет. В области «мусора» Россия равняется на бывший СССР. Люди делают деньги на стремлении публиковаться. Возникло множество изданий, мимикрирующих под высокорейтинговые международные журналы с высокими импакт-факторами
.
Например, есть такой Life Science Journal. Был уважаемым, публиковал 300 статей в год. Затем редакционная политика изменилась, и за большие деньги там стали публиковать все подряд — порядка 5 тысяч статей в год. Причем безо всякого peer review, исключительно мусор.
Идея зарабатывать на научных публикациях популярна в странах бывшего СССР, особенно на Украине, где входящие в Web of Science и Scopus продают опцию опубликоваться у них на три-четыре года вперед. Как только вмешивается коммерциализация, распространяется мусор.
Отслеживается ли как-то процент отозванных из журналов статей?
Нет, и это очень хороший вопрос. Мы отбираем журналы, но не отбираем статьи, которые в них подаются. Это принципиальная точка отсечения. Пока речь идет о журнале как таковом, мы можем сделать некое экспертное заключение. А попадающие в них статьи — уже не наша компетенция. В случае, если журнал станет «хищническим», мы это увидим.
Но есть формат open access, которым далеко не все довольны. Он имеет право на существование?
Open access не лучше и не хуже традиционного подписного формата. Все зависит от того как журнал отбирает публикации для своей аудитории. Если есть два рецензента, то минимальный уровень качества гарантируется. Если рецензирование не слепое или рецензент один, то гарантировать ничего нельзя. Важно руководствоваться мнением профессионального сообщества, то есть научным, а не коммерческим интересом. А платит автор за статью или нет, абсолютно неважно.
Поскольку исторически мы идем от подписных журналов к журналам открытого доступа, люди традиционно считают, что первые лучше последних. В этом смысле мы всегда выступали за журналы открытого доступа, поскольку мы — не издательство.
А что делать с недостатком доступа к научным статьям? Люди не готовы платить деньги, тем временем ресурсы типа SciHub беспощадно блокируют…
Самое постоянное в нашей жизни — это изменения. Когда они касаются таких консервативных организаций, как издательства, возникает непредсказуемость. Как с теми же журналами открытого доступа.
При этом, согласно новой политике, организации типа National Institute of Health требуют, чтобы профинансированные ими исследования выкладывались в открытый доступ. Часто такие статьи публикуются в традиционных журналах. Тогда издательство получает от исследователей оплату за то, чтобы статья была в открытом доступе. А затем либо учитывает этот факт в своей политике, либо засчитывает процент таких публикаций в качестве бесплатной дотации на следующий год.
Некоторые издательства на это не обращают внимания и заставляют подписчиков переплачивать. Мы имеем дело с новой реальностью, мир тяготеет к пиратскому подходу к контенту. Если взять бизнес-модель любого традиционного издательства, то оказывается, что государство финансирует научные исследования за деньги налогоплательщиков. А затем издательства, не имеющие ничего общего с наукой, публикуют результаты этих исследований в своих журналах. То есть на входе статьи, которые для издательства ничего не стоят, а на выходе журналы, на которых издательства зарабатывают.
Подход «мы не сеем, мы не пашем, а урожай собираем» все чаще вызывает на рынке аллергическую реакцию. Издательства, заламывающие огромную цену за публикацию, бойкотируют. Тенденция такова, что открытый доступ приобретает все больший размах в научных исследованиях.
Что изменится?
Думаю, большинство журналов перейдут в открытый доступ. Подписка сведется до уровня, сопоставимого с ежемесячной оплатой интернета. Будут найдены другие формы коммерциализации. Например, деньги можно брать за квалифицированный поиск информации и подборке источников по теме.
Тем не менее новые платные журналы продолжают открываться: Nature Plants, готовят Nature Astronomy…
Это связано с наплывом статей. Всеобщий интерес к высокорейтинговым журналам приводит к тому, что число авторов, которые хотят в них публиковаться, растет геометрически, а объемы публикаций не растут. Время ожидания статей увеличивается, и они утрачивают актуальность.
Открытие новых журналов — это признак качества и того, что издательство действительно востребовано и отбирает лучшие статьи. Очереди в «Вестник Воронежского института ФСИН России» нет, хотя по РИНЦ этот журнал входил до недавнего времени в число высокоцитируемых. К слову, это именно один из критериев, из-за которых РИНЦ критикуют. Но уже анонсированы существенные изменения в политике отбора журналов в РИНЦ.
Не планируете отказаться от предсказаний нобелевских лауреатов? В последнее время они неудачны.
Есть два принципиальных критерия оценки результативности научного исследования. Первый, объективный, связан с количеством публикаций и цитируемостью. Второй, субъективный или экспертный, связан с людьми, которые не только смотрят на цифры, но будучи экспертами, их анализируют.
Я всегда говорю, что мы предсказываем нобелевских лауреатов, но не предсказываем год, когда они ими станут. Мы абсолютно точны со стороны технического критерия, но осознаем, что к нему добавляется экспертная оценка, которая ускоряет или замедляет осознание фактической части.
В этом году получилось так, что некоторые предсказания прошлых лет сработали, а предсказания 2015 года — нет. Но они еще сбудутся. Мы относимся к экспертному фактору с пониманием и уважением.
Беседовал Владимир Корягин
«Лента.ру»: Как изменилась наука в России в 2015 году?
Олег Уткин: В целом, мы видим положительную динамику развития российской науки. По Web of Science рост публикаций по России стабильный — 10-15 процентов ежегодно. Причем это квалифицированные публикации, то есть статьи, отобранные через сито лучших стандартов в индустрии. За публикациями стоят исследования высокого качества.
Из чего складываются эти 10-15 процентов?
Тут, к сожалению, ничего нового. Это по-прежнему фундаментальные и естественные науки: физика, химия, биология и математика. Науки, связанные с медициной, которые в мире традиционно развиваются темпами выше среднего, у нас пока отстают. Хотелось бы, чтобы Минздрав и Минобрнауки обратили на это внимание.
Я знаю, что в России проводятся исследования, достойные публикаций в лучших медицинских журналах, таких как New England Journal of Medicine и Lancet. А ученым, работающим в области социальных, гуманитарных наук и искусства, вообще податься некуда.
В целом, российская наука прогрессирует. Мы уверенно движемся к достижению тех показателей, что предусмотрены указом президента — 2,44 процентов российских публикации в Web of Science.
Не слишком ли оптимистично?
Не сказал бы. Но есть факторы, которые этому мешают. Например, высокая публикационная активность в Китае — результат колоссальных инвестиций в науку. Мы считаем, что внимание, уделяемое науке в России, напрямую коррелирует с результатами в Web of Science. Сейчас этот показатель — 2,2 процента.
Удастся ли достичь 2,44?
Да, если полностью реализовывать имеющиеся проекты и не снижать планки качества. В пример могу привести создание российской полки журналов в Web of Science и продолжение развития карты российской науки. Кроме того, российские университеты активно продвигаются в рейтингах в рамках проекта 5-100, увеличивая, в том числе, и публикационную активность.
В 2015 году ВАК достаточно сильно отформатировал список рецензируемых журналов. Это верный шаг?
Мы относимся к этому критически. У списка журналов ВАК есть изъяны, процесс включения в него порой отличается непрозрачным характером. Нередко все зависит от прямой заинтересованности тех, кто принимает решение.
Должны соблюдаться два критерия. Первый — библиометрический, показывающий, что тот или иной журнал — значим в своей области, известен и хорошо цитируется. Второй — экспертная оценка. В России она чаще всего преобладает над объективными данными, и это тревожит. Говоря о списке ВАК, мы видим желание как можно больше его расширить, а не процедуру отбора, основанную на качестве журналов.
Поэтому мы работаем над созданием российской полки журналов на платформе Web of Science. В идеале она могла бы заменить список ВАК. Если журналы будут отвечать международным и общепринятым критериям качества, то список ВАК сильно сократится.
Российские журналы в большинстве своем отличаются невысокими импакт-факторами. Это можно исправить?
Над этим вопросом мы бьемся уже несколько лет. Но он не так просто решается: за каждым журналом стоят издатели, представляющие интересы разных групп ученых. Например, в России четыре журнала о космосе. Если их объединить в один, качество было бы в разы лучше. Однако четыре института, издающие четыре журнала, не готовы даже думать об этом.
Уровень публикаций российских ученых ниже среднего по нормированному цитированию только потому, что они публикуются не в высокорейтинговых журналах. Это попытка скрестить ежа и ужа.
Не легче было бы создать новые журналы?
Здесь нет единого рецепта. По космической тематике было бы легче создать новый журнал. В других дисциплинах, например, в физике, химии и биологии много хороших журналов, по импакт-фактору занимающих позиции в четвертом, последнем квартале. Для них вполне можно найти форму интеграции, которая поможет их продвигать.
Наука перестает быть национальной, она становится международной, и национальный принцип издания журналов выступает тормозом. Российские мастодонты от науки убивают себя, публикуясь в русских журналах. А китайские ученые печатаются в хороших журналах и обходят нас на вираже.
Нам далеко до Nature или Science, но создать хорошие журналы в российской научной среде очень важно.
А как бороться с мусорными журналами?
Надо регулярно мониторить контент и следить за репутацией журналов в академической среде, иначе ничего не выйдет. В области «мусора» Россия равняется на бывший СССР. Люди делают деньги на стремлении публиковаться. Возникло множество изданий, мимикрирующих под высокорейтинговые международные журналы с высокими импакт-факторами
.
Например, есть такой Life Science Journal. Был уважаемым, публиковал 300 статей в год. Затем редакционная политика изменилась, и за большие деньги там стали публиковать все подряд — порядка 5 тысяч статей в год. Причем безо всякого peer review, исключительно мусор.
Идея зарабатывать на научных публикациях популярна в странах бывшего СССР, особенно на Украине, где входящие в Web of Science и Scopus продают опцию опубликоваться у них на три-четыре года вперед. Как только вмешивается коммерциализация, распространяется мусор.
Отслеживается ли как-то процент отозванных из журналов статей?
Нет, и это очень хороший вопрос. Мы отбираем журналы, но не отбираем статьи, которые в них подаются. Это принципиальная точка отсечения. Пока речь идет о журнале как таковом, мы можем сделать некое экспертное заключение. А попадающие в них статьи — уже не наша компетенция. В случае, если журнал станет «хищническим», мы это увидим.
Но есть формат open access, которым далеко не все довольны. Он имеет право на существование?
Open access не лучше и не хуже традиционного подписного формата. Все зависит от того как журнал отбирает публикации для своей аудитории. Если есть два рецензента, то минимальный уровень качества гарантируется. Если рецензирование не слепое или рецензент один, то гарантировать ничего нельзя. Важно руководствоваться мнением профессионального сообщества, то есть научным, а не коммерческим интересом. А платит автор за статью или нет, абсолютно неважно.
Поскольку исторически мы идем от подписных журналов к журналам открытого доступа, люди традиционно считают, что первые лучше последних. В этом смысле мы всегда выступали за журналы открытого доступа, поскольку мы — не издательство.
А что делать с недостатком доступа к научным статьям? Люди не готовы платить деньги, тем временем ресурсы типа SciHub беспощадно блокируют…
Самое постоянное в нашей жизни — это изменения. Когда они касаются таких консервативных организаций, как издательства, возникает непредсказуемость. Как с теми же журналами открытого доступа.
При этом, согласно новой политике, организации типа National Institute of Health требуют, чтобы профинансированные ими исследования выкладывались в открытый доступ. Часто такие статьи публикуются в традиционных журналах. Тогда издательство получает от исследователей оплату за то, чтобы статья была в открытом доступе. А затем либо учитывает этот факт в своей политике, либо засчитывает процент таких публикаций в качестве бесплатной дотации на следующий год.
Некоторые издательства на это не обращают внимания и заставляют подписчиков переплачивать. Мы имеем дело с новой реальностью, мир тяготеет к пиратскому подходу к контенту. Если взять бизнес-модель любого традиционного издательства, то оказывается, что государство финансирует научные исследования за деньги налогоплательщиков. А затем издательства, не имеющие ничего общего с наукой, публикуют результаты этих исследований в своих журналах. То есть на входе статьи, которые для издательства ничего не стоят, а на выходе журналы, на которых издательства зарабатывают.
Подход «мы не сеем, мы не пашем, а урожай собираем» все чаще вызывает на рынке аллергическую реакцию. Издательства, заламывающие огромную цену за публикацию, бойкотируют. Тенденция такова, что открытый доступ приобретает все больший размах в научных исследованиях.
Что изменится?
Думаю, большинство журналов перейдут в открытый доступ. Подписка сведется до уровня, сопоставимого с ежемесячной оплатой интернета. Будут найдены другие формы коммерциализации. Например, деньги можно брать за квалифицированный поиск информации и подборке источников по теме.
Тем не менее новые платные журналы продолжают открываться: Nature Plants, готовят Nature Astronomy…
Это связано с наплывом статей. Всеобщий интерес к высокорейтинговым журналам приводит к тому, что число авторов, которые хотят в них публиковаться, растет геометрически, а объемы публикаций не растут. Время ожидания статей увеличивается, и они утрачивают актуальность.
Открытие новых журналов — это признак качества и того, что издательство действительно востребовано и отбирает лучшие статьи. Очереди в «Вестник Воронежского института ФСИН России» нет, хотя по РИНЦ этот журнал входил до недавнего времени в число высокоцитируемых. К слову, это именно один из критериев, из-за которых РИНЦ критикуют. Но уже анонсированы существенные изменения в политике отбора журналов в РИНЦ.
Не планируете отказаться от предсказаний нобелевских лауреатов? В последнее время они неудачны.
Есть два принципиальных критерия оценки результативности научного исследования. Первый, объективный, связан с количеством публикаций и цитируемостью. Второй, субъективный или экспертный, связан с людьми, которые не только смотрят на цифры, но будучи экспертами, их анализируют.
Я всегда говорю, что мы предсказываем нобелевских лауреатов, но не предсказываем год, когда они ими станут. Мы абсолютно точны со стороны технического критерия, но осознаем, что к нему добавляется экспертная оценка, которая ускоряет или замедляет осознание фактической части.
В этом году получилось так, что некоторые предсказания прошлых лет сработали, а предсказания 2015 года — нет. Но они еще сбудутся. Мы относимся к экспертному фактору с пониманием и уважением.
Беседовал Владимир Корягин