Венский конгресс и судьба швейцарского нейтралитета
Двести лет назад державы-победители собрались в Вене, чтобы реорганизовать Европу после революционных потрясений и войн. В истории швейцарского нейтралитета дипломатический конгресс, вошедший в историю под названием Венский, играет особенную роль. Швейцарский историк Оливье Мёвли напоминает, что без согласия России нынешняя нейтральная Швейцария была бы немыслима.
Великая французская революция стала мощным ударом по феодальной Европе, событием, после которого траектория исторического развития всего Старого света изменилась самым кардинальным образом. Точнее сказать — почти всего, потому что была в Европе страна, которой долгое время удавалось просто-напросто игнорировать тектонические сдвиги, происходившие у нее буквально под боком.
Речь идет о Швейцарии. Эта страна была настоящим лоскутным одеялом из самых разных краев, областей и регионов, изолированных друг от друга и от внешнего мира. Это было государство, раздираемое политическими, региональными, социальными, религиозными противоречиями. Но несмотря на всё это, искра революции так и не смогла перекинуться на Швейцарию. Совершить революцию, о необходимости которой давно уже толковала передовая швейцарская интеллигенция, пришлось Наполеону.
Французское вторжение 1798-го года уничтожило Старую Конфедерацию, превратив ее в унитарную Гельветическую республику, провозглашенную, как это и положено, с балкона ратуши города Аарау 12-го апреля 1798 года. «Кантоны» потеряли все свои права и привилегии, превратившись, по французскому образцу, в обыкновенные административные округа (префектуры).
Однако «вертикаль власти», навязанная Наполеоном Швейцарии, оказалась не намного более стабильной. Гельветическая республика просуществовала до 1803 года, пережив четыре государственных переворота и полноценную гражданскую войну. На эту внутреннюю шаткость, генетически присущую, впрочем, любой унитарной политической конструкции, накладывались военные вихри, связанные с наполеоновскими войнами.
В итоге Наполеон предпочел свернуть проект унитарной Швейцарии. Издав «Акт о посредничестве», он вновь предоставил кантонам их права автономии, уравняв регионы в правах и обязанностях и дав каждому из них написанную буквально под копирку конституцию либерального толка.
В качестве общешвейцарского совещательного органа вновь был созван «Собор» («Tagsatzung»), который стал предтечей нынешнего швейцарского федерального парламента. Некоторые ученые рассматривают именно 1803 год в качестве исходной точки, от которой ведет свою историю современная Швейцария.
Однако существует и другое мнение: этот год стал началом переходного периода, который продлился до 1848 года, то есть собственно до момента создания нынешней Швейцарской Конфедерации. В рамках этого периода можно выделить две важные даты.
Во-первых, это 1830 год, который маркирует границу перехода от этапа постнаполеоновской «Реставрации» к так называемой «Регенерации», в рамках которой на базе кантональных народных либеральных движений закладывались основы современной Швейцарии.
Вторая важная дата — это 1815 год, когда, во-первых, созданные Наполеоном суверенные кантоны заключили между собой межгосударственный союз («Staatenbund»), который существовал до 1848 года, то есть до момента его превращения в нынешнее федеративное государство («Bundesstaat»).
Во-вторых, в этот год на Венском конгрессе Великие державы, включая Россию, решили предоставить и гарантировать Швейцарии статус «постоянного вооруженного нейтралитета». Об этом конгрессе и о том, какова роль России в установлении нейтрального статуса Швейцарии мы поговорили с известным швейцарским историком Оливье Мёвли.
swissinfo. ch: Что означал Венский конгресс для Швейцарии?
Оливье Мёвли: Если вернуться в ту эпоху, то мы увидим, что для Швейцарии тогда на кону стояло очень многое. Внутри страны существовали два лагеря. «Старые кантоны», образовывавшие ядро так называемой Старой Конфедерации, существовавшей до 1798 года, хотели возврата к прежнему режиму. Новые кантоны, созданные Наполеоном, хотели сохранить и укрепить полученные власть и права автономии.
В этих условиях огромное значение имела именно роль личности в истории. И такой личностью стал швейцарский политический деятель Фредерик Сезар Лагарп (Frйdйric-Cйsar de La Harpe), бывший наставник и домашний учитель царя Александра I. Он выступил в пользу сохранения только недавно созданного кантона Во, а это означало, что он был сторонником Швейцарии в составе 22-х кантонов. Имеются в виду 19 кантонов, возникших согласно наполеоновскому «Акту о посредничестве», плюс Невшатель, Женева и Вале.
Будучи категорически настроенным против Наполеона, Лагарп все-таки хотел сохранить один, но очень важный элемент созданной им швейцарской политической системы, а именно, тот самый «Акт о посредничестве» и созданную на его основе Конфедерацию из 22-х канонов. По его убеждению, только такая конфигурация была способна умиротворить Швейцарию и обеспечить гармоничное сосуществование порой столь разных кантонов в формате единого государственного организма. И как раз это умиротворение находилось и в интересах стран, одолевших Наполеона в ходе нескольких коалиционных войн.
— И почему же маленькая Швейцария была так важна для Великих держав?
— Швейцария являлась буферной зоной между Австрией и Францией, страной, которую теперь предстояло общими усилиями стран-победительниц держать на коротком поводке. Понятно, что для каждой из держав было очень соблазнительно поставить Швейцарию под свой контроль, особенно если учитывать, что именно она играла, в итоге, ключевую роль в обеспечении действенности механизма сдерживания Франции.
Поэтому-то нейтрализация этой небольшой страны, в конечном итоге, устраивала всех. Швейцария сама по себе не была в состоянии обеспечить собственную стабильность, поэтому было решено сделать ее нейтральной, по принципу «не доставайся же ты никому». Изначально сама она никакого желания стать нейтральной не имела, но потом обстоятельства сложились так, что такой режим оказался выгоден сильным мира сего. Поэтому-то Швейцария и получила по сути предписание взять на себя роль нейтрального государства.
В конечном счете судьбу Швейцарии решил именно царь Александр I, глава антинаполеоновской коалиции. Проконсультировавшись с Лагарпом, он объявил о своем намерении сохранить Швейцарию в составе 22-х кантонов, тогда как австрийский канцлер Меттерних симпатизировал, скорее, кантону Берн, склоняясь к восстановлению Старой Конфедерации.
— Получается, что современной Швейцарии есть за что поблагодарить русских?
— Я вообще-то всегда остерегаюсь приписывать заслуги за те или иные исторические достижения конкретным людям. Но в данном особом случае личность действительно сыграла в истории очень значительную роль. Вполне возможно, что царь благосклонно отнесся бы к призывам водуазцев сохранить их суверенитет и без наличия уз крепкой дружбы и взаимного уважения, связывавших его и Лагарпа. Но все равно, личные связи здесь оказались небесполезны.
Никогда еще ни один уроженец Швейцарии не стоял так близко к сильным мира сего и не был причастен в такой степени к решению вопросов воистину глобального значения. Лагарп постоянно находится в ближнем окружении царя с момента прибытия русских во Францию и до самого конца Венского конгресса. Он был неформальным доверенным лицом царя и его личным секретарем. Таким образом Лагарп был важнейшим связующим звеном между монархом и остальным миром.
— Есть мнение, что истоки швейцарского нейтралитета следует искать в печальном для Конфедерации исходе битвы при Мариньяно в 1515 году. Что Вы думаете по этому поводу?
— По моему мнению, такая трактовка была бы преувеличением. В битве при Мариньяно участвовали даже не все швейцарские кантоны.
На мой взгляд, первые фрагментарные признаки международно-правового согласия Европы с наличием Швейцарии в формате независимого государственного образования зафиксированы в Вестфальском мирном договоре 1648 года, положившем конец Тридцатилетней войне. Так что говорить о существовании более или менее нейтральной Швейцарии, признанной такой, какова она есть, можно только с этого момента.
— В 1815 году Швейцария вовсе не претендовала на статус нейтральной страны. Но сегодня нейтралитет сделался одной из ее неотъемлемых характеристик. Каким образом произошла такая эволюция?
— В 19 веке нейтралитет не рассматривался в Швейцарии в качестве какого-то фундаментального принципа. Он был всего лишь последствием появления независимой страны, которой еще только предстояло утвердиться на международной арене. Но очень быстро швейцарцы поняли, что если они не будут нейтральны, то им придется примкнуть к тому или иному европейскому лагерю.
Но к какому? И почему именно к нему? Поэтому Швейцария объявила о своем нейтралитете как в период Франко-германской войны 1870 1871 гг., так и во время Первой мировой войны. Нейтралитет показал себя хорошим способом избежать вообще какого бы то ни было выбора.
Особое значение при этом для теории и практики швейцарского нейтралитета сыграл гуманитарный аспект. Нейтралитет стал фактором, благодаря которому страна не только могла избегать втягивания в тот или иной конфликт, но еще и получала возможность предоставлять другим свои так называемые «добрые услуги», то есть посредничество и арбитраж. В итоге свой золотой век швейцарский нейтралитет переживал в послевоенный период, в эпоху «холодной войны».
Нейтральная Швейцария всегда вызывала огромный интерес у других государств. Когда республиканец Лагарп сделался воспитателем будущего царя, вполне очевидно, что произошло это не из-за политических взглядов швейцарца. Его главным преимуществом был французский язык. И в итоге Екатерина II предпочла принять на службу Лагарпа, а не какого-нибудь французского аристократа, который, к тому же, вполне мог бы быть двойным агентом.
Способность Швейцарии оставаться в стороне от военных и политических конфликтов оказалась, таким образом, очень полезной, в особенности после 1945 года, когда настал звездный час Швейцарии в качестве истинного «честного маклера» с его нейтральными «добрыми услугами» дипломатического посредничества.
— Несмотря на все свои преимущества, нейтралитет регулярно становится в Швейцарии предметом обсуждений и критики. Вспомним только дискуссию вокруг концепции активного нейтралитета бывшего министра иностранных дел Мишлин Кальми-Ре. А совсем недавно ее коллега Дидье Буркхальтер также был подвергнут критике и дома и за рубежом за ту роль, которую он сыграл в ходе украинского кризиса в качестве председателя ОБСЕ.
— Нейтралитет не является и не может быть статичным явлением. Любой политический принцип может и должен быть открыт для обсуждения. Такие принципы всегда нужно соотносить с актуальной реальностью, проверяя их на адекватность и анализируя особенности их эволюции. Я, например, отношу себя к большим поклонникам прямой демократии, но я не рассматриваю ее в качестве священного писания, спущенного нам сверху из рук некого божества.
Дискутировать нужно и можно в том числе и о том, что такое прямая демократия. В какой-то степени склонность как левого, так и правого политического лагеря заниматься мифологизацией тех или иных понятий стало в последнее время для Швейцарии определенной проблемой. Нейтралитет в этом смысле является типичным примером.
По самой своей внутренней сути он всегда серьезно противоречил реальности. Да и вообще, что значит сохранять нейтралитет? Ведь ситуация в любой момент может измениться кардинально. Совершенно недостаточно сказать, мол, мы нейтральны, и точка. Само по себе это еще ничего не значит.
"SwissInfo", Швейцария
Оливье Пошар (Olivier Pauchard)
Великая французская революция стала мощным ударом по феодальной Европе, событием, после которого траектория исторического развития всего Старого света изменилась самым кардинальным образом. Точнее сказать — почти всего, потому что была в Европе страна, которой долгое время удавалось просто-напросто игнорировать тектонические сдвиги, происходившие у нее буквально под боком.
Речь идет о Швейцарии. Эта страна была настоящим лоскутным одеялом из самых разных краев, областей и регионов, изолированных друг от друга и от внешнего мира. Это было государство, раздираемое политическими, региональными, социальными, религиозными противоречиями. Но несмотря на всё это, искра революции так и не смогла перекинуться на Швейцарию. Совершить революцию, о необходимости которой давно уже толковала передовая швейцарская интеллигенция, пришлось Наполеону.
Французское вторжение 1798-го года уничтожило Старую Конфедерацию, превратив ее в унитарную Гельветическую республику, провозглашенную, как это и положено, с балкона ратуши города Аарау 12-го апреля 1798 года. «Кантоны» потеряли все свои права и привилегии, превратившись, по французскому образцу, в обыкновенные административные округа (префектуры).
Однако «вертикаль власти», навязанная Наполеоном Швейцарии, оказалась не намного более стабильной. Гельветическая республика просуществовала до 1803 года, пережив четыре государственных переворота и полноценную гражданскую войну. На эту внутреннюю шаткость, генетически присущую, впрочем, любой унитарной политической конструкции, накладывались военные вихри, связанные с наполеоновскими войнами.
В итоге Наполеон предпочел свернуть проект унитарной Швейцарии. Издав «Акт о посредничестве», он вновь предоставил кантонам их права автономии, уравняв регионы в правах и обязанностях и дав каждому из них написанную буквально под копирку конституцию либерального толка.
В качестве общешвейцарского совещательного органа вновь был созван «Собор» («Tagsatzung»), который стал предтечей нынешнего швейцарского федерального парламента. Некоторые ученые рассматривают именно 1803 год в качестве исходной точки, от которой ведет свою историю современная Швейцария.
Однако существует и другое мнение: этот год стал началом переходного периода, который продлился до 1848 года, то есть собственно до момента создания нынешней Швейцарской Конфедерации. В рамках этого периода можно выделить две важные даты.
Во-первых, это 1830 год, который маркирует границу перехода от этапа постнаполеоновской «Реставрации» к так называемой «Регенерации», в рамках которой на базе кантональных народных либеральных движений закладывались основы современной Швейцарии.
Вторая важная дата — это 1815 год, когда, во-первых, созданные Наполеоном суверенные кантоны заключили между собой межгосударственный союз («Staatenbund»), который существовал до 1848 года, то есть до момента его превращения в нынешнее федеративное государство («Bundesstaat»).
Во-вторых, в этот год на Венском конгрессе Великие державы, включая Россию, решили предоставить и гарантировать Швейцарии статус «постоянного вооруженного нейтралитета». Об этом конгрессе и о том, какова роль России в установлении нейтрального статуса Швейцарии мы поговорили с известным швейцарским историком Оливье Мёвли.
swissinfo. ch: Что означал Венский конгресс для Швейцарии?
Оливье Мёвли: Если вернуться в ту эпоху, то мы увидим, что для Швейцарии тогда на кону стояло очень многое. Внутри страны существовали два лагеря. «Старые кантоны», образовывавшие ядро так называемой Старой Конфедерации, существовавшей до 1798 года, хотели возврата к прежнему режиму. Новые кантоны, созданные Наполеоном, хотели сохранить и укрепить полученные власть и права автономии.
В этих условиях огромное значение имела именно роль личности в истории. И такой личностью стал швейцарский политический деятель Фредерик Сезар Лагарп (Frйdйric-Cйsar de La Harpe), бывший наставник и домашний учитель царя Александра I. Он выступил в пользу сохранения только недавно созданного кантона Во, а это означало, что он был сторонником Швейцарии в составе 22-х кантонов. Имеются в виду 19 кантонов, возникших согласно наполеоновскому «Акту о посредничестве», плюс Невшатель, Женева и Вале.
Будучи категорически настроенным против Наполеона, Лагарп все-таки хотел сохранить один, но очень важный элемент созданной им швейцарской политической системы, а именно, тот самый «Акт о посредничестве» и созданную на его основе Конфедерацию из 22-х канонов. По его убеждению, только такая конфигурация была способна умиротворить Швейцарию и обеспечить гармоничное сосуществование порой столь разных кантонов в формате единого государственного организма. И как раз это умиротворение находилось и в интересах стран, одолевших Наполеона в ходе нескольких коалиционных войн.
— И почему же маленькая Швейцария была так важна для Великих держав?
— Швейцария являлась буферной зоной между Австрией и Францией, страной, которую теперь предстояло общими усилиями стран-победительниц держать на коротком поводке. Понятно, что для каждой из держав было очень соблазнительно поставить Швейцарию под свой контроль, особенно если учитывать, что именно она играла, в итоге, ключевую роль в обеспечении действенности механизма сдерживания Франции.
Поэтому-то нейтрализация этой небольшой страны, в конечном итоге, устраивала всех. Швейцария сама по себе не была в состоянии обеспечить собственную стабильность, поэтому было решено сделать ее нейтральной, по принципу «не доставайся же ты никому». Изначально сама она никакого желания стать нейтральной не имела, но потом обстоятельства сложились так, что такой режим оказался выгоден сильным мира сего. Поэтому-то Швейцария и получила по сути предписание взять на себя роль нейтрального государства.
В конечном счете судьбу Швейцарии решил именно царь Александр I, глава антинаполеоновской коалиции. Проконсультировавшись с Лагарпом, он объявил о своем намерении сохранить Швейцарию в составе 22-х кантонов, тогда как австрийский канцлер Меттерних симпатизировал, скорее, кантону Берн, склоняясь к восстановлению Старой Конфедерации.
— Получается, что современной Швейцарии есть за что поблагодарить русских?
— Я вообще-то всегда остерегаюсь приписывать заслуги за те или иные исторические достижения конкретным людям. Но в данном особом случае личность действительно сыграла в истории очень значительную роль. Вполне возможно, что царь благосклонно отнесся бы к призывам водуазцев сохранить их суверенитет и без наличия уз крепкой дружбы и взаимного уважения, связывавших его и Лагарпа. Но все равно, личные связи здесь оказались небесполезны.
Никогда еще ни один уроженец Швейцарии не стоял так близко к сильным мира сего и не был причастен в такой степени к решению вопросов воистину глобального значения. Лагарп постоянно находится в ближнем окружении царя с момента прибытия русских во Францию и до самого конца Венского конгресса. Он был неформальным доверенным лицом царя и его личным секретарем. Таким образом Лагарп был важнейшим связующим звеном между монархом и остальным миром.
— Есть мнение, что истоки швейцарского нейтралитета следует искать в печальном для Конфедерации исходе битвы при Мариньяно в 1515 году. Что Вы думаете по этому поводу?
— По моему мнению, такая трактовка была бы преувеличением. В битве при Мариньяно участвовали даже не все швейцарские кантоны.
На мой взгляд, первые фрагментарные признаки международно-правового согласия Европы с наличием Швейцарии в формате независимого государственного образования зафиксированы в Вестфальском мирном договоре 1648 года, положившем конец Тридцатилетней войне. Так что говорить о существовании более или менее нейтральной Швейцарии, признанной такой, какова она есть, можно только с этого момента.
— В 1815 году Швейцария вовсе не претендовала на статус нейтральной страны. Но сегодня нейтралитет сделался одной из ее неотъемлемых характеристик. Каким образом произошла такая эволюция?
— В 19 веке нейтралитет не рассматривался в Швейцарии в качестве какого-то фундаментального принципа. Он был всего лишь последствием появления независимой страны, которой еще только предстояло утвердиться на международной арене. Но очень быстро швейцарцы поняли, что если они не будут нейтральны, то им придется примкнуть к тому или иному европейскому лагерю.
Но к какому? И почему именно к нему? Поэтому Швейцария объявила о своем нейтралитете как в период Франко-германской войны 1870 1871 гг., так и во время Первой мировой войны. Нейтралитет показал себя хорошим способом избежать вообще какого бы то ни было выбора.
Особое значение при этом для теории и практики швейцарского нейтралитета сыграл гуманитарный аспект. Нейтралитет стал фактором, благодаря которому страна не только могла избегать втягивания в тот или иной конфликт, но еще и получала возможность предоставлять другим свои так называемые «добрые услуги», то есть посредничество и арбитраж. В итоге свой золотой век швейцарский нейтралитет переживал в послевоенный период, в эпоху «холодной войны».
Нейтральная Швейцария всегда вызывала огромный интерес у других государств. Когда республиканец Лагарп сделался воспитателем будущего царя, вполне очевидно, что произошло это не из-за политических взглядов швейцарца. Его главным преимуществом был французский язык. И в итоге Екатерина II предпочла принять на службу Лагарпа, а не какого-нибудь французского аристократа, который, к тому же, вполне мог бы быть двойным агентом.
Способность Швейцарии оставаться в стороне от военных и политических конфликтов оказалась, таким образом, очень полезной, в особенности после 1945 года, когда настал звездный час Швейцарии в качестве истинного «честного маклера» с его нейтральными «добрыми услугами» дипломатического посредничества.
— Несмотря на все свои преимущества, нейтралитет регулярно становится в Швейцарии предметом обсуждений и критики. Вспомним только дискуссию вокруг концепции активного нейтралитета бывшего министра иностранных дел Мишлин Кальми-Ре. А совсем недавно ее коллега Дидье Буркхальтер также был подвергнут критике и дома и за рубежом за ту роль, которую он сыграл в ходе украинского кризиса в качестве председателя ОБСЕ.
— Нейтралитет не является и не может быть статичным явлением. Любой политический принцип может и должен быть открыт для обсуждения. Такие принципы всегда нужно соотносить с актуальной реальностью, проверяя их на адекватность и анализируя особенности их эволюции. Я, например, отношу себя к большим поклонникам прямой демократии, но я не рассматриваю ее в качестве священного писания, спущенного нам сверху из рук некого божества.
Дискутировать нужно и можно в том числе и о том, что такое прямая демократия. В какой-то степени склонность как левого, так и правого политического лагеря заниматься мифологизацией тех или иных понятий стало в последнее время для Швейцарии определенной проблемой. Нейтралитет в этом смысле является типичным примером.
По самой своей внутренней сути он всегда серьезно противоречил реальности. Да и вообще, что значит сохранять нейтралитет? Ведь ситуация в любой момент может измениться кардинально. Совершенно недостаточно сказать, мол, мы нейтральны, и точка. Само по себе это еще ничего не значит.
"SwissInfo", Швейцария
Оливье Пошар (Olivier Pauchard)