Вадим Варшавский: «Вы что думаете, я заводы для себя строил? Главное для меня — приносить пользу обществу»

Вадим Варшавский, чье состояние в 2008 г. оценивалось (по данным журнала «Финанс») в 19,6 млрд руб., уже через год остался всего с 2 млрд руб. Его главное достояние — компания «Эстар» практически полностью перешла под управление «Мечела». В интервью «Маркеру» Варшавский рассказал о своих деловых планах и политической деятельности.

— Какие активы остались у вас после кризиса?
— Заводы «Эстар», Русская горнорудная компания, виноградники в России и во Франции, ну и свинофермы — это компания РАПТ в Ростовской области. Виноградники и свинофермы, кстати, во время кризиса совсем не пострадали, даже наоборот, я эти бизнесы развил.

— Большинство ваших металлургических активов сейчас находится под управлением компании «Мечел». На каких условиях вы сотрудничаете?
— «Мечел» управляет заводами, вкладывает в них деньги, а продукция «Эстар», в свою очередь, дополняет продукцию «Мечела».

— Вы собираетесь возвращать заводы под свой контроль? Как долго вообще рассчитываете сотрудничать с «Мечелом»?
— Я не могу обозначить какие-то четкие временные рамки. Мы будем так работать до тех пор, пока это будет выгодно мне и «Мечелу».

— Как вы пережили кризис? Ведь еще недавно были в сотне самых богатых людей России, а теперь в нее не входите.
— Это была моральная травма. Я пережил тяжелую депрессию во время кризиса. Прежде всего из-за долгов. Очень неприятное чувство — быть должным. Второй момент — вина перед детьми, перед семьей. Ты же их без всего оставляешь. Но эта ситуация не из-за денег неприятная. Просто сам факт гигантских долгов. Депрессия закончилась, когда я смог их реструктурировать. Впрочем, проблемы остались. Некоторые кредиторы очень настойчивы, пытаются меня шантажировать. Используют для этого силовые структуры.

— Кто именно вас шантажирует?
— Не могу сказать, но это, разумеется, не банки. Это отдельные, частные кредиторы.

— Почему вы так много потеряли в кризис? Наверное, анализировали свои ошибки.
— Конечно, анализировал. До кризиса конъюнктура рынка была очень благоприятная, «Эстар» успешно развивалась, и я брал много кредитов — все так делали. А потом рынок в одночасье обвалился, а я уже сырье закупил — по старым, высоким ценам. У меня тогда очень много денег в трубу вылетело. Но, честно, я не уверен, что тогда был какой-то другой, более правильный путь.

— Сколько банков являются вашими кредиторами?
— Ровно 20 банков. Самый серьезный — Альфа-банк, 40% долга на нем.

— Почему возникли сложности с реструктуризацией?
— Это была стратегия банков. Стратегия устрашения.

— Альфа-банк вас пугал?
— Ну не только Альфа-банк. Кредиторам хотелось, чтобы все было только на их условиях. Я в тяжелой ситуации оказался, мне никто не помогал, как «Русалу» и другим.

— Вы просили правительство о помощи?
— Просил о госгарантиях, но мне их не дали. Было бы странно, если бы не отказали. Я же не отношусь к близкому кругу. То есть я имею в виду, что моя компания не такая уж большая, не системообразующая.

— Какая у вас сейчас бизнес-стратегия? До кризиса вы говорили о том, что вам интересно скупать не совсем стандартные бизнесы — ту же сеть «магазинов удивительных вещей» Lefutur.
— Да, на Lefutur я понес очень большие убытки. Это была одна из самых больших моих ошибок. Я потерял больше $40 млн. Глупо было покупать этот бизнес. Люди, которые продали мне эту компанию, сняли сливки и правильно сделали, что потом продали его. Когда я его купил, из этого бизнеса уже трудно было что-либо выжать. Меня никто не обманывал, но конкретно в этой области я дилетант. Сейчас моя бизнес-стратегия — обеспечить выполнение условий реструктуризации долга. Если будет возможность эти условия улучшить — я этим моментом воспользуюсь. Моя задача — в течение достаточно большого периода выплатить долги. Или рефинансировать их не на процентной основе — привлечь стратегического инвестора или провести IPO. Мы же до кризиса очень близко к этому подошли. По-другому вернуть $1 млрд в обозримом будущем практически невозможно.

— Как скоро вы рассчитываете вернуть долги?
— Точно сказать нельзя. Все зависит от рынка — он же то падает, то поднимается…

— А почему вы занялись политикой? (Вадим Варшавский — член «Единой России». Депутатом Госдумы избран в октябре 2005 г.)
— Понимаете, кризис показал, что в предпринимательстве очень трудно что-то предсказать заранее. Это очень нестабильное занятие, что угодно может произойти.

— То есть политическое поприще для вас — подушка безопасности?
— Нет, что вы! Лоббизмом своих предприятий я никогда не занимался. Просто в России очень много нерешенных проблем, и я считаю, что могу как депутат Госдумы поспособствовать их решению. Главное для меня — приносить пользу обществу. Да я и раньше этим занимался. Вы что думаете, к примеру, завод в Ростовской области я для себя строил? Эти заводы с собой в могилу не унесешь. А здесь и налоги в казну, и рабочие места.

— Чем вы в политике отличились?
— Я был соавтором закона о казачестве. Когда избирался в Госдуму от Ростовской области, мне напутствие было от избирателей — принять закон о казачестве. Во время моей избирательной кампании я туда приехал, познакомился с бытом Верхне-Донского казачества. Построил там два свинокомплекса. Мне люди жаловались, что цены на зерно низкие. Встретился там с одним преуспевающим фермером, спросил его, что надо делать. Он ответил: надо строить свинокомплексы. Я его потом директором одного свинокомплекса назначил. А вы спрашиваете, что я в политике сделал! Вот это и есть влияние политики. Я считаю, что 80 тыс. т зерна не надо выбрасывать — я покупаю его для переработки.

— А кроме этого?
— Много было принято поправок о помощи шахтерам, ну и других коллективных новаций было достаточно. Я как депутат имею приемную в Ростовской области, у меня много помощников. Вообще, я не могу и не хочу быть чиновником. Мои начальники — мои избиратели. Я, конечно, придерживаюсь партийной дисциплины, но имею право выражать свое мнение. Вы поймите, что работа депутата не ограничивается его участием в законотворчестве. Очень много решается в экспертных комиссиях, где каждый может высказать свое мнение.

— Кстати, о шахтерах. Вы же сами из Кемерова, на шахтах долго работали, потом холдинг «Русский уголь» создали. Как вы считаете, в случае таких аварий, как на «Распадской», собственники должны какую-то ответственность нести помимо материальной?
— Вместе с государством в таком случае. Недра же государству принадлежат. Я не металлург, не аграрий и не животновод, но в угольной промышленности я разбираюсь. Я как эксперт в этой области хочу сказать, что не самый важный вопрос — кто должен нести ответственность. Людей же не вернешь тем, что кого-то посадят. Правила игры на рынке создает государство, оно и должно отвечать. Когда обвиняют собственников в том, что шахтеров заставляют влиять на показания счетчиков, — это объяснения для дилетантов. Я думаю, собственники сильно переживают. Я знаю этих собственников. Это ответственные люди.

— Вы знаете их лично? Геннадия Козового, например?
— Нет, я лично его не знаю. Но я знаю его жизненный путь. И я уверен, что он наверняка переживает.

Ольга Бешлей